На ночлег остановились на большой поляне, недалеко от тракта, рядом с маленькой речушкой с крутыми, поросшими желтыми травами берегами. Место было надежно спрятано от любопытных глаз и окружено лесом, а потому незаметно с дороги для нежелательных соглядатаев. Ночевка обещала стать невеселой и мрачной. В сапогах хлюпало, и одежды у всех промокли. Распряженные лошади понуро жевали положенную мерку овса.

– Смотри! – Стаффорд, запрокинув голову, указал в небо.

Ламберт встрепенулся, и по его обветренным губам скользнула тень облегченной улыбки. В серой моросящей вышине, расправив крылья, кружил большой ястреб. Капитан вытянул руку, призывая птицу. Ястреб камнем рухнул вниз, словно желал разбиться. Казалось, что еще мгновение, и он ударится о землю замертво, но всего в нескольких футах от мокрой желтой травы ястреб взмахнул сильными крыльями и сделал величественный круг над следившими за ним воинами.

Хлопая крыльями, птица села на дрогнувшую от тяжести руку капитана, выпустив острые кривые когти, словно хотела впиться в плоть имперского воина. На лапе висел подмокший свиток. Ламберт осторожно, пока ястреб терпеливо дожидался, отвязал послание, и хищник мгновенно оттолкнулся от руки, чтобы взлететь и усесться на толстую ветвь дуба.

Озабоченное лицо капитана расслаблялось по мере того, как взгляд пробегал по расплывшимся чернильным строкам.

– Они получили мое послание, – наконец вымолвил Ламберт, сворачивая свиток. – Они благополучно добрались до крепости под Готтером и выезжают вслед нам.

– Где ты думаешь их дождаться? – Стаффорд сморщился, когда за шиворот упала крупная капля.

– На развилке тракта между Элааном и Корбаком. Мальчик-эльф указал ее, – очень тихо произнес Ламберт и, чтобы как можно быстрее отправить ответное письмо, направился к седельным сумкам, где помимо всего прочего лежали письменные принадлежности.

При слове «Элаан» Лариэлл оживился, что не укрылось от внимательно взора Лукая. Мальчишка, лишь заслышав, что отряд продолжает путь в нужном ему направлении, пристал к Ламберту банным листом, чтобы ему позволили остаться. Тот, конечно, отказать не смог, и Бигдиш без особого восторга согласился и дальше делить с ним лошадь.

Ламберт успел закончить письмо и отправить крылатого посланника обратно, прежде чем стало стремительно темнеть, как будто кто-то задернул занавеску на единственном окне в маленькой холодной комнате. Сумрак, окутавший осенние леса эльфов, превратился в ночь, и только упорный костер стоически боролся с мелким дождем и тьмой. От тишины звенело в ушах, и редкое кряхтение и скрип деревьев, доносившиеся до тайной полянки, заставляли воинов вздрагивать и хвататься за оружие.

Лукай мучился от сырости и бессонницы, сопровождавшей перемену погоды, а потому вызвался остаться дозорным вне очереди. Сидя у костра, он всматривался в пляшущие языки пламени и изредка пятерней вытирал лицо от моросящей влаги. Плащ стал неприятно влажным, и холод пробирал до костей, отчего очень сильно ныла старая рана на ноге и горела спина, намазанная зеленой кашицей, приготовленной Героном. Каждый раз, когда до Лукая доносились шорохи, он вздрагивал, стараясь разглядеть в кромешной тьме источник шума. Шумела речка, ставшая полноводной из-за многодневных дождей. Так и представлялись мечнику бурлящие потоки, перекатывавшиеся, боровшиеся друг с другом, и пена, клубившаяся возле крутых берегов.

И тут перед глазами встала другая река, и другое место, светлое, наполненное девственно-чистым снегом. Представился навсегда заледенелый поток, с приходом вечной зимы сковавший обрыв прозрачным льдом. Милое нежное лицо Инеи, которую Лукай не вспоминал с того самого дня, когда оставил ненавистную жизнь кузнеца. Внезапно в сердце кольнуло иголкой, и переливчатый девичий смех раздался в ушах. Вслед за ним пришло воспоминание о расставании и огромных темных глазах, покрасневших от пролитых слез. Инея походила на побитую собаку, и если бы он позвал ее за собой – пошла бы, не раздумывая ни минуты. Он не позвал. Как не позвал ее стать женой. Вернется ли он к ней? Стоило только подумать, и Лукай уже знал ответ: вернется, обязательно. Только, может, не скоро. Станет ли она его ждать?

Взгляд скользил по черной стене леса. Неожиданно Лукаю почудилось, что в чернильной мгле мелькнула тень, и он мгновенно вскочил на ноги.

– Кто там?! – Его голос прозвучал в ночи резко и хрипло, а сам он вздрогнул.

Он вытащил из костра горящую палку, которой поправлял поленья, и поднял ее над головой, стараясь разогнать темноту. Высвечивая круг, достаточный, чтобы не рухнуть в мокрую траву, Лукай быстро прошел к деревьям, как раз в то место, где были скинуты седельные сумки Ламберта. Спящие воины не замечали незнакомца, вторгшегося на ночную стоянку, и кто-то в широком плаще беспрепятственно копался в недрах сумок, быстро, воровато озираясь.

– Эй! – крикнул мечник, ничего не понимая.

Если свой, отчего не отзывается? А если чужой?..

Лукай вытащил из ножен меч. Неизвестный вздрогнул, зыбкий свет импровизированного факела скользнул по сгорбленной фигуре. Осознав, что его поймали, неизвестный мгновенно шарахнулся за деревья, растворяясь во тьме, словно оживший призрак.

– Эй, стой! – разозлился мечник и бросился за ночным гостем, стараясь слиться с темнотой, чтобы не пропустить подлого удара от врага. Только почему-то ему казалось, что вором является кто-то из соратников.

Неожиданно Лукай, всматривавшийся в черноту леса, наскочил на кого-то. Фигурка, выросшая из-за кустов, отшатнулась и уселась в мокрые листья. Лукай мгновенно осветил встречного, и от яркого огня расширенные зрачки в распахнутых глазах Лариэлла, упавшего на землю, мгновенно сжались до крошечных точек.

– Ты что тут делал? – сквозь зубы прошипел Лукай, уверенный, что нашел любителя чужих сумок.

Лариэлл неловко поднялся и, вытирая перепачканные ладони о плащ, многозначительно промычал:

– М-м-м…

– Что ты тут делал? – Мечник зло ткнул пальцем в сторону полянки, на которой за черными деревьями поблескивал костер.

– Я н-н-на реке б-б-был, – заикаясь, пробормотал Лариэлл. – Об-б-бмывался.

– На реке, значит? – Лукай сузил глаза и тут действительно заметил в руках мальчишки влажную тряпицу, какой тот вытирался после ледяного купания.

– Т-т-там такая т-т-темень, – от холода у Лариэлла не попадал зуб на зуб, а губы действительно посинели, – а я ф-ф-факел в воду ур-ур-уронил. Вот и мылся на о-о-ощупь, чуть шею не с-с-свернул.

Мечник только скрипнул зубами, стараясь поверить. Все, что ему оставалось, это вернуться к костру, чтобы позволить мальчику согреться. Тот сразу же уселся на притащенную еще Рорином корягу, и протянул озябшие, дрожащие руки к огню.

Лукай присел рядом, сверля врунишку тяжелым взором, и тот сильно конфузился, не зная, куда деть глаза. Тут горевшее румянцем лицо Лариэлла вытянулось, взгляд впился в кого-то за спиной мечника. Мальчик не успел пискнуть, как Лукай молниеносно вскочил и, развернувшись, направил в грудь нежданного гостя острие меча. Тот мгновенно поднял руки, сдаваясь.

– Ты как всегда гостеприимен, Лукай, – прогудел из-под капюшона, закрывавшего лицо мужчины, басовитый знакомый голос.

– Нибур?

Знакомый незнакомец быстро стянул с гладко выбритой головы капюшон: макушку его покрывали вытатуированные письмена, а глаза хитро блестели из-под черных, кустистых бровей. Опрятная бородка сглаживала некрасивость юного лица, подпорченного сломанным носом. Оруженосец Ламберта за пять лет повзрослел и изменился, но все равно усмешка его так и осталась по-мальчишески самолюбивой.

– Оруженосец? – Лукай быстро спрятал меч в ножны, чтобы обнять Нибура в знак приветствия и похлопать по спине.

– Уже имперский рыцарь, друг. Недавно возведен в рыцарское достоинство. – Тот ответил крепким дружественным похлопыванием ладони по ране меж лопаток, таким сильным, что мечник только болезненно крякнул. – Еле нашел отряд, помог Всевышний. Чуть лошадь не загнал! Догонял вас от самого Алтаря Первого Инея, не чаял найти.