Монтажная склейка, и мы смотрим на чисто подметенное от снега, крашенное зеленой краской, крылечко деревянного одноэтажного домика с табличкой «Амбулатория». Дверь открылась, и оттуда выбралась одетая в шубу с торчащим из-под нее белым халатом, укутанная в мохнатый платочек, неожиданно-молодая симпатичная женщина лет тридцати с валенками на ногах.
— Ой, здравствуйте! — подпрыгнула она. — А вы из телевизора?
— Из телевизора, — подтвердил закадровый репортер.
— А я как раз на обход, — расстроилась она. — Ой, мне же звонили! — снова подпрыгнула. — Вы с нами поедете, да?
— С вами, — подтвердил Михаил.
— Если лежачего больного везти придется, мы вас высадим, — решительно заявила она.
— Мы со всем пониманием и не будем мешать, — заверил ее репортер. — Меня Миша зовут.
— Галя! — отозвалась фельдшер, спускаясь с крылечка и направляясь направо.
Мы пошли за ней, любуясь заснеженной деревенской улицей и вкусно похрустывая снежком.
— Галина Евгеньевна Маслова, — представилась полным именем. — Сейчас в машину сядем и поедем по подсобным хозяйствам — у нас их четыре, придется шестьдесят километров за сегодня проехать. Не испугаетесь? — обернувшись, улыбнулась в камеру.
— Не испугаемся, — заверил Михаил.
Путь завершился у деревянного гаража, ворота которого как раз открывал одетый в расстегнутую дубленку и тельняшку мужик средних лет в кепке.
— Это Василич, водитель наш! — представила его Галина.
Монтажная склейка перенесла нас внутрь переоборудованной под медицинские нужды «Таблетки».
— Меня в «Красную гриву» после института распределили, из Новосибирска, — поведала нам снявшая платочек и оказавшаяся кудрявой брюнеткой фельдшер. — Чуть не выла — так в город хотелось! — рассмеялась.
— Теперь — не хочется? — спросил репортер.
— Иногда хочется, а потом на мужа смотрю, деток — ну куда мне в город? — улыбнулась она. — Я когда приехала, мне избу-пятистенок выделили, там, кроме печки и электричества ничего не было. Так мне местные сразу «приданного» натащили, помогли обжиться, — снова рассмеялась. — Радовались очень — год в деревне фельдшера не было, — поправила платочек на плечах и поделилась плюсами своего положения. — У нас в школе тридцать детей, а учителей — полный набор. Почти индивидуально с детьми занимаются, у нас все — круглые отличники, олимпиады берут. Дочки — две их у меня, Светочка и Катенька, на танцы в ДК ходят, в город ездят выступать.
— А муж у вас кто? — спросил Михаил.
— Муж у меня — кооператор, — смущенно отвела она глазки. — Снасти рыбацкие с деревенскими делают и городским продают.
— Снасти — это хорошо, — одобрил Михаил.
— Стоп! — скомандовал я.
Оператор с небольшим опозданием остановил проектор.
— Будет ли в ходе дальнейшего репортажа посещен рыбацкий кооператив? — спросил я.
Мужики неуютно поерзали.
— А что с кооперативом? — не понял Борис Николаевич.
— Сколько денег отслюнявил муж Галины? — ледяным тоном спросила Виталина.
— Денег? — полезли на лоб брови Полевого. — Это что — реклама⁈ — рявкнул на побледневших журналюг. — За сколько эфирное время продаем?
— Две тысячи, — не удержался от правды Михаил.
— Продешевил! — фыркнул я. — Прикинь — это первый выпуск новой передачи в первый день вещания нового, развлекательного, телеканала! Да тут… Борис Николаевич, давайте масштабируем аккуратно? Вот эти два любителя рекламных интеграций у нас с сегодняшнего дня — под подпиской, будут заниматься подобными репортажами. Не наглеем — один проплаченный сюжет в неделю. Вам, товарищи, увы, расценки предлагаю старые — по-хорошему вас надо гнать из Комсомола, но через полгода усердного труда я с радостью отпущу вас на вольные хлеба. Городу нужны деньги на развитие, а забогатевших кооператоров в стране полно — по полмиллиона за репортаж отгрузят не дрогнув.
— Под твою ответственность и личный контроль, — умыл руки Борис Николаевич.
— Займешься? — попросил я Виталину.
— Идемте, недобросовестные товарищи, будете подписку давать, — велела она, поднимаясь на ноги и увела журналюг.
Я выключил забытый проектор и начал оправдываться:
— Извините, Борис Николаевич, я не жадный, но «Фонд» теперь еще и целую космическую программу содержит.
— А еще совхозы и город, — кивнул он. — И санатории, и еще бог весь что. И репортаж-то неплохой, ты бы внимания не обратил, я бы, может, в конце и заметил, что что-то не так, но что реклама… — пожал плечами.
— Согласен, — кивнул я. — Такого же уровня и редко — вреда никому не будет. Хорошо, что вы на меня не обижаетесь.
— Включай, досмотрим, — кивнул он на проектор. — В эфир пустим, а то пойдут слухи, что наши журналисты кооператоров обманывают.
— Нам такого не надо, — согласился я, и мы досмотрели репортаж.
— Приемлемо, — вынес вердикт Борис Николаевич.
— Вполне, — согласился я. — Под конец первой недели пустим, а то нечестно перед другими журналистами будет.
— Если эти догадались — могут и другие догадаться, — ухмыльнулся Полевой.
— Могут, — согласился я. — Их «масштабировать» не будем, а поругаем и попросим исправиться.
— Рули! — делегировал он мне и поднялся на ноги. — Пойду я, дела.
— До свидания, Борис Николаевич, — попрощался я. — Я к вам с Ленноном может зайду на днях.
— С кем? — удивился он.
— С Джоном Ленноном, который «Битлз».
— Он-то какими судьбами? — фыркнул он. — Приводи, чаем напою, матрешку подарю — все как положено. Только заранее предупреждай.
— Конечно! — пообещал я.
— Бывай! — велел он мне и ушел.
Оставшись в одиночестве, вынул бобину из проектора и дождался Виталину.
— Кооператора найдут, секретность и содействие обеспечат, — отчиталась она о проделанной работе.
— Отлично, — одобрил я, и мы поехали обедать в местный «Потёмкин».
По пути нам попался очень удачно следующий по тому же адресу из НИИ ученый Владимир Васильевич Крылов.
— Здравствуйте, давайте с нами! — позвал я его.
— Какая-то суета в Хрущевске со вчерашнего дня стоит, — заметил он, забравшись на заднее сиденье.
— Интуристы приедут важные, — кратко объяснил я. — Из капстраны. Над чем нынче работаете, Владимир Васильевич, если не секрет?
— По большей части — над диссертацией, — с улыбкой ответил он,
— «Производительные силы развивающихся стран и формирование их социально-экономической структуры», правильно? — чисто для порядка уточнил я.
— Так, — подтвердил он. — Меня интересуют не только докапиталистические структуры, но и капитализм — в различных его проявлениях, капитализм как мировая система и особенной такой элемент этой системы, как так называемые развивающиеся страны, или «третий мир». Я считаю в корне неверным видеть в докапиталистических укладах современного мира пережиток «докапиталистической» эпохи, нечто такое, что капитализм не успел переделать под свои нужды. Уклады вроде плантационного рабства, частно-земельной собственности в Индии, латифундий в Латинской Америке я считаю правомерным рассматривать как результат деятельности капиталистической системы.
— Нет места в мире, куда не дотянулся бы капитализм, — согласился с ним я. — И его тлетворное дыхание ощущает на себе даже спрятавшееся в непролазных джунглях племя пигмеев.
— Верно, — одобрил Владимир Васильевич и немного пожаловался. — А вот в Москве меня очень многие критиковали.
— Им с Москвы первобытный коммунизм лучше видно, — ухмыльнулся я.
— Лучше! — гоготнул Крылов.
Мы перебрались из машины в ресторан, сделали заказ, и я заметил:
— Вообще ваши тезисы довольно неудобные. У нас очень многое держится на идее о том, что при первобытном коммунизме человек миллионы лет жил, а при капитализме — жалкие сотни. А у вас получается первобытным как раз таки капитализм.
— Я ведь не имею ввиду историю, — поморщился он. — А про современные нам, неразвитые регионы.
— Извините, — покаялся я в собственном тупоумии. — Продолжайте, пожалуйста.