В Питере Жизнь как ластиком вытерли, Память – только забвенье. Расскажи мне о Питере, Не по-те-ре, а Пи-те-ре, Где весь день – сновиденье! Невский. Дождь. Дальше – радуга, Жизнь – как новая эра!.. И беспримесной радостью Два воздушных эклера. Шубкой, фижмами, пуфами — Моды – иезуитство. Сто примерила туфелек, Дорогих до бесстыдства!.. …за минуту до Памяти невеликой потери, Мы взлетали и падали. Мы смеялись и падали: Просто вместе летели. Летим – и только на минуточку… Летим – и только на минуточку, Вразбег врубаемся в каре: В большой квадрат соседних булочных, На завтрак в петербургских булочных, С ванильно-кремовым ambré. …осенних встреч пароли тайные, Излом витражного стекла. Не Питер, Хайдельберг случайно ли? …да, лишь невнятицей случайною, Быть может, та Любовь была. …Разносят сласти на тарелочках, А за окном и дождь, и снег… Живут стихи на всех наречиях, Цветут стихи на всех наречиях, Не замечая, что за век За окнами, за снежной замятью… Быть может, лишь огонь и лёд?.. Да что ж мне делать с этой памятью: Я – каторжник с проклятой памятью, Да не сорвать, не сбить колод! Петербург воздушной профитролью… Стрелки часовые – крылья птицы Над свинцовой тяжкою волной. …Милые, знакомые все лица: Остров, называемый Столицей, С жизнью вольной, дикой, островной… Там, где сны о Вечности и лете, Где туман широкой полосой Над Невой восходит на рассвете… О, как этот лунный воздух светел, Топкий, залигованный с грозой! Царедворца длящимся застольем, Плотника, врача, часовщика Иль Царя? Замешанное с болью, Счастье, зарифмованное с болью… …Петербург воздушной профитролью, Где в мильон молекул молока Воздух Синий Взбит. Невесомость, хрусталь, седина… Невесомость, хрусталь, седина… Чуть намеченный мечется день В двух хрусталиках глаза. Стена В Гейдельберге, хранящая тень Дорогую. Проник в лабиринт Южный ветер – горчайший недуг — В память лет, что вседневно хранит Гейдельберг, Гейдельберг, Петербург… Ветхой зелени страшен пожар — Обретённый и брошенный рай. Просочившись в глазной капилляр, Покрывается облаком Rhein. Чуть мелькнуло и заволокло. Шестигранник замкнет голубой В недостроенных сотах крыло, Стрекозиное злое крыло — Невесомость. Мелькнет надо мной Ветер Севера… Санкт-Петербург, 2006–2017 годы И здесь весна – игра без правил… Крапленых листьев или карт. И здесь весна — игра без правил, Их ворохом обрушил март, И стекла окон раскровавил. Оставив Город без прикрас, Погнал снега к защитным дамбам Невы… И заморочил нас Своим чудаковатым ямбом… «Под лучами…» Под лучами — дрогнувшая завязь, Слов замес языческих, недлинных… Город, постепенно распадаясь На квадраты Площадей старинных, Оживает… Вечности ли вектор, Яркий луч, тончайший след оставив, Сквозь каркасы жесткие Проспектов, Рек изгибы, стянутых Мостами… Дней февральских сброшенные робы… Древний мир, увиденный впервые… …У Лаваля львов гранитнолобых Проступают капли дождевые. И viole d'amour старинной скрипкой, Стынет сердце, требуя настройки… …Весен всех трагический постскриптум, Долгий путь Невы, Фонтанки, Мойки Март в Петербурге Чем есть, быть лучше, не стараясь, Нахмурившись, проходит ранний, На плуг огромный опираясь, Март и твердыню неба ранит. Тревожно дышащий и грузный, Равняет световые гряды… …Незрелой коркою арбузной Свежеет ветер… И дни проходят Сновиденьем, Пройдут – меж пальцами растают, Весны Растрелли лишь мгновеньем — Тысяча первой… Санкт-Петербург, 2002 года — München, 2023 года |
