– Кузьма! Мое командование обязало меня оказывать тебе полную поддержку и твоему делу. У тебя есть ко мне вопросы?

– У меня к вам обоим не вопрос, а просьба! – ответил Кузьма, – о том, кто мы, откуда и зачем – никто не должен знать! Вам, видимо, еще поступит секретная директива, согласованная с Краснодаром легенда проста. Слушайте и запоминайте! Наш отряд условно называемый «Тамань», сформирован в рамках военных сборов военнослужащих запаса. Наша задача – в течении трех месяцев организовать строительные работы на территории Ставропольского края в районе станиц Курской, Нагутской и Суворовской. То есть – это просто сборы. Так всем и говорить!

Кузьма внимательно посмотрел на сидевших перед ним офицеров.

Они согласились с ним и обещали полное содействие.

Договорившись с Пашей назавтра, домой Кузьма шел полный раздумий. Внезапно в одном из переулков рядом с домом его остановил за рукав чеченец.

– Мы знаем, что ты командир казачьего отряда «Тамань» и прежде, чем ты попадешь в Чечню, ты вспомни, что у тебя дома старые отец и мать!

Кузьма со всей злобой схватил за горло чеченца и поднял в воздух.

– Слушай внимательно меня и запоминай все, что я скажу! Если с моими отцом и матерью хоть что-то случится, если кто-то из ваших скажет в их сторону плохое слово, я вас всех здесь в станице положу и ни на кого не посмотрю, ни на какие законы! – Кузьма гадостливо отшвырнул в сторону чеченца, вытер руки о штаны, и пошел домой.

– Вы все русские такие! – кричал ему в след, видимо, сильно ушибленный чеченец.

Дома его ждали мать и отец. Отец натопил баньку, и они с Кузьмой с удовольствием попарились.

Сидя на полке, Кузьма рассказал отцу события сегодняшнего дня. Тот морщился от горячего пара и внимательно слушал Кузьму. Когда тот закончил, отец заговорил:

– Силы уже не те! А то я бы и сам постоял за мать, и никто нас не обидел бы. Но ведь они бьют внезапно из-за угла, когда не видишь кто. А закон у нас такой. Есть у нас в Москве писатель такой – Семен Троставкин – председатель комиссии по помилованию при Президенте России. Вот он и подписывает у Президента всякие приказы по помилованию всяких бандитов и убийц, у которых даже пробу ставить негде. А как-то спросил его один корреспондент, а что бы вы сделали, если бы вашу любимую внучку изнасиловал и убил негодяй? И что ты думаешь тот ответил? Говорит, что все равно попросил бы помиловать, а потом убил бы собственным руками. Красиво, конечно, но лукавит. Спит и видит, как скопить капитал и сорваться за границу, а страна хоть в тартарары провались!

Кузьма слышал много плохого об этом писателе, который вместо написания книг встал на защиту уголовного мира, прощая и милуя самых залитых кровью простых людей негодяев.

– Ну, а секты, Кузьма – посмотри, сколько разных расплодилось? Тут наши станичные придурки несколько дурней оделись в синие и розовые балахоны, постриглись наголо, оставив на затылке маленькую косичку, взяли в руки бубны и барабаны и ходят по станице и поют Хааре Кришна. Мол, воевать нельзя, должен быть мир между всеми. А эти, которые в клубе собираются и верят в сине-фиолетовых владык? Из Москвы приехала дама и собирает их в клубе. Сидят головами качают, как гипнозные. Не, Кузьма, порядка нет в станице! Стержень потерян у русской нации и казаков. Поэтому я и думаю, если ты будешь благое дело делать там, то значит, здесь нам станет легче!

Мать накрыла торжественный ужин, на который пригласила соседей Буняченко вместе с их дочерью Аленой. Девушка была симпатичная, светлая, с косой, как носили когда-то, она сидела за столом, потупив взгляд. Кузьме понравилась сразу, но, вспомнив о том, что ему предстоит, он помрачнел.

Спустя час к дому подъехали синие «Жигули». Мать выглянула в окошко и ахнула:

– Наташка никак приехала с семейством! Во счастье-то нам! Вот молодцы – не забыла! Хучь брата повидает!

И побежала встречать, вытирая руки о передник. За ней вышли на крыльцо Кузьма и отец.

К родителям приехали с гостинцами повидать брата и сестра Кузьмы – Наталья с мужем. И теперь она с Аленой и ее матерью Варварой Ивановной хлопотали, помогая матери накрывать на стол. Отец Алены Гнат носил разносолы, привезенные Натальей с кухни.

Положено так на Кубани, что если едешь в гости к родным, то везешь с собой всякие разносолы. Это считается нормой вежливости.

– Пойдем-ка, сынку, покурим! – позвал Кузьму на крыльцо отец.

– Так я ж, батя, не курю! Ты знаешь!

– Знаю, потому и зову! – жестким голосом сказал отец.

Он долго разминал свою беломорину, прикуривал от спички, вежливо поднесенной Кузьмой.

«Постарел отец, сдал, волосы седые все уже, морщины по лицу идут» – подумал вдруг Кузьма.

– Как тебе Алена? – спросил отец, выпустив дым в сторону и строго глядя на Кузьму.

– Вы, батя, с мамой совсем ополоумели с этой женитьбой!

– Тебе сколько лет? – психанул, еще раз затягиваясь, отец, – за сорок! Вот-то оно как! У Магомеда первая невестка каждый год рожает по чеченцу и у других тоже. А ты? Не спрашивай, почему чеченов в станице больше, чем казаков! Род свой надо продолжать казачий, а Алена девка справная и Буняченки наши соседи еще со времен Екатерины, если не ранее в Запорожье. Когда Охоцкий полк здесь ставил первую крепость, наши батьки были в первых рядах и со всех Черноморских станиц сюда за Кубань переселяли охотных, то есть согласных казаков с семьями. Так что, сынок, не кобенься! Вернешься в станицу, выполнив свой долг, сыграем свадьбу!

– А ежели не вернусь, батя? Ты подумал об этом?

– И думать не хочу! Обязан вернуться! Даже не перечь мене! Если ты считаешь меня своим отцом, а мать матерью, то вернешься и сделаешь то, что я тебе гутарю! А не сделаешь, не сын ты мне! Алену спасать надо! Засидится в девках и пропала. А потом появились покупатели в станицах, наших девок сманивают на работу в Турцию. Говорят, гувернантками или нянями – а сами в публичный дом, Наташами – так у них называется! Это только подумать надо – наших казачьих девок своими руками продаем турку в неволю. Кому? Кто? – отец в отчаянии махнул рукой.

– Это как же, батя?

– А так, сынок! Тут приезжие чеченцы Мирзоевы такой бизнес организовали год назад, а с ними несколько наших гаденышей из станицы. С нашей станицы и Камчатской девок пять уговорили на работы в Турцию. Одна из пяти вернулась. Рассказала, что привезли их туда, в эту туретчину, паспорта отобрали – и в бордель, кто не хотел – тех избивали. Мирзоевы тогда сбежали от гнева наших казаков, почуяли, что разнесут их хату по брёвнышку, а своих парней, которые с Мирзоевыми связались, мы по казачьи наказали. Надысь высекли на майдане и потом отдали властям суд творить по их законам. А семьи постановили выселить из станицы. Ты думаешь, их осудили?

– Не наказали?

– Не хочется срамных слов тебе гутарить, сынок, про это! Вот фиг тебе с маслом их кто осудил! – отец, аккуратно погасив папиросу в банке, стоявшей на перилах, показал Кузьме комбинацию из трех пальцев, – условный срок дали, а девки те, что в туретчине оказались по воле этих нелюдей, не вернулись до сих пор. Гутарят, шо сгинули! Не стали проституцией заниматься. Их эти же и порешили. Знаешь, какое горе дома у них? Так шо думай, казак, шо и как робить! А ты, казак, сын казачий и внук казачий и обязан об том думкать!

Кузьма подумал недолго, махнул рукой.

– Ладно, батя, воля ваша! – он улыбнулся, – коли вернусь с войны, женюсь на Алене, коль она не против этого! Но еще вернуться надоть! Я ж готовлюсь не сметану лопать банками в глухом амбаре.

– Вернешься, сынку, коли я тебе такой наказ гутарю! Мне тож мой батя гутарил, шо должен вернуться. Я вернулся, хоть от смерти не бегал, но и ее не искал! Проявлял казачью смекалку, как сделать так, чтобы победить и остаться живым. И ты проявляй смекалку! Плохо скажу тебе, Кузьма, что мы православные и у нас одного мужа только и можно. А Натаху Вислогузенко за кого выдать? Тоже одна девка страдает хорошая. Так бы всех их за наших хлопцев хороших отдать?