В сильном волнении Марина отложила тетрадь. Часы показывали без четверти шесть. «Скоро придут рабочие разбивать сад, а до конца читать еще много. Отксерю-ка я эти записки, и дело в шляпе». Она поднялась на второй этаж и скопировала содержимое тетради, не забыв и о картах, заботливо выведенных на кальку опытной рукой.

— Ловко, сработала! Молодец! — не скрывая восхищения, похвалил Марину Чаров, просматривая дальневосточную эпопею Самуила. — Значит, красные, отбив Золотую Тару у Кабардина, доставили статую к Блюхеру. Хотя Урга была под боком, да и по совести, в отличие от царских золотых слитков, ее следовало возвратить монголам, — с довольным видом произнес он, не в силах отвести глаз от папки.

— Мне кажется, — женщина достала из сумочки зеркало и проверила, как лежит помада, — Блюхер изначально, когда впервые услышал о статуе от Дягура, вознамерился завладеть ею. Уж не знаю, что им двигало, но когда он узнал, что Гайлит разбил Кабардина и реликвия у него, сделал все, чтобы статую доставили в Читу. Причем вместе с Тарой бойцы Гайлита отконвоировали пленных казаков и бурят, воевавших в отряде Кабардина. Следствие вел сам военмин, а Самуил присутствовал на допросах и записывал показания. Поэтому его сведения такие полные и, хочется верить, истинные.

— Выходит, никто из пленных из отряда Кабардина до Урги не добрался? Гайлит всех до одного отправил в штаб к Блюхеру? — Чаров нехотя оторвался от папки.

— Получается так. Блюхер не мог допустить, чтобы кто-то из людей Кабардина напомнил монголам об их сокровище. Особенно дорогому товарищу Сухэ, который к тому времени уже выехал из Москвы. Поэтому он и затребовал пленных в Читу.

— А Гайлит? Он же не подчинялся Блюхеру! Зачем он передал статую Тары и почему не забрал с собой пленников?

— Ну и что из того. Кормить всю зиму поганых белогвардейцев, когда свои бойцы живут впроголодь! Так что просьбу Блюхера насчет отправки пленных в Читу он исполнил с большим энтузиазмом. А что касается статуи Тары, которую латыш видел своими глазами и которую так рьяно защищал тот погибший бурят, у Самуила про это подробно написано, — она кивнула на лежавшую на коленях Чарова папку, — вопросы возникают. При всем уважении к военмину, Гайлит вряд ли осмелился отдать ему статую, не будь указания свыше.

— Полагаешь, приказ исходил от Ленина?

— Если не от него, так от Троцкого. История развивалась, видимо, так, — оседлала любимого конька Марина.

Как только Блюхер получил радиодонесение от Гайлита, что Кабардин обнаружен и разбит, то наверняка запросил его, нашел ли комкор в белогвардейском обозе некую статую буддийского божества, которая, по его, Блюхера, информации, должна там точно быть. И Гайлиту ничего не оставалось, как подтвердить факт обнаружения Тары. Блюхер телеграфирует Ленину и убедительно просит распорядиться, чтобы отбитую статую доставили в Забайкалье. Якобы это поможет наладить отношения с исповедующими буддизм бурятами. При этом будущий маршал мог напомнить Ильичу, что золото из Гандана он честно отдал до последнего слитка. Вождь не мог не оценить этой услуги Блюхера и наверняка позволил ему забрать статую. А чтобы у комкора Гайлита не оставалось на сей счет никаких сомнений, он мог уполномочить наркома по военным и морским делам Троцкого отдать подобное распоряжение, связавшись по прямому проводу с Ургой. Там тогда на хозяйстве сидел Нейман, бывший командующий экспедиционным корпусом. Получив срочное указание Троцкого, он мог выслать вестовых в расположение бригады Гайлита или использовать самолет-разведчик военлета Демидова, долетевшего к тому времени до Урги. Суть в том, что Гайлит прямо из степи под усиленным конвоем отправил статую Блюхеру, а это значит, что приказ высокого начальства его застал в поле.

— Что ж, складно, даже слишком, — пробормотал детектив, рассеянно пролистывая страницы. — А ты заметила, что Самуил никак не называет бурята, который до последнего вздоха защищал подводу со статуей. Везде бурят да бурят. Ведь если он участвовал в допросах, вернее, записывал показания плененных казаков из отряда Кабардина, он не мог не знать имя их погибшего товарища. Сомневаюсь, что у них имелись веские причины скрывать его имя, тем более когда речь шла о покойном.

— Сама не понимаю, почему в таких детальных и обстоятельных мемуарах отсутствует имя защитника статуи. Нужно тщательно изучить записки, может, что и всплывет.

— Да, забыл спросить, — Чаров коснулся рукой лба, — ты сравнивала карты? Та, первая, которую ты отсканировала, отличается от этой? — он потряс пухлым, сложенным ввосьмеро, документом.

— На обеих картах отображена одна и та же местность. Только последняя гораздо подробнее. Похоже незадолго до смерти старик решил облегчить жизнь любимому внуку и, неплохо владея картографией, топографией и прочими сопутствующими дисциплинами, изготовил новую, более детальную карту.

— Но для этого, — на секунду задумался детектив, — ему нужно было вновь посетить Забайкалье.

— Не знаю… Возраст все-таки был солидный, к таежным авантюрам не располагавший. Хотя… — смешалась она на минуту, — не об том сейчас речь. К поискам статуи можно приступать хоть завтра.

— Уверена, что Матвей тебя не вычислит? В Усово часом не наследила? — забеспокоился Георгий.

— Да, вроде, нет, — не очень твердо проронила женщина и полезла в сумочку. На этот раз ей понадобилась пудреница.

— Кстати, когда твой муж прилетает из Мюнхена?

— Кажется, завтра. Впрочем, не уверена. Он меня не ставит в известность о своих планах и передвижениях.

— Тогда у нас есть время, — поглядывая на диван, красноречиво намекнул о своем желании Георгий.

— Может и есть, — отвечала она, загадочно улыбаясь…

В Мюнхене Матвей окончательно уверовал в свой успех. На организованном после завершения торгов фуршете техасец выказал неподдельную заинтересованность в приобретении статуи. В пользу серьезности его намерений говорила и покупка сибирских сувениров, не стоивших по понятиям Матвея отданных денег. Таким образом, отпадала необходимость проведения аукциона, а это как нельзя более устраивало Вайса. Несмотря на заверения партнера взять буддистов на себя, он опасался таинственного общества Дхармахара и считал наилучшим исходом сбагрить Тару заранее известному покупателю. Матвей же, принимая на словах точку зрения Генриха, предполагал поступить иначе и продать богиню с молотка, но пока не отказывать и американцу. Что касается буддистов, то он попросту не брал их в расчет, считая их предупреждение несерьезным. Перспектива сорвать банк возбуждала его.

«Пятнадцать миллионов, конечно, неплохо, но если выставить куколку на торги, дивиденды окажутся иными, любезный мой Генрих! Да и цена твоего техасца, уверен, занижена. В общем, будем посмотреть!» — по дороге в аэропорт размышлял Матвей, снисходительно поглядывая на сосредоточенную физиономию вцепившегося в руль Вайса. Из Шереметьево он не стал заезжать домой, а поехал прямиком в Усово. Ему не терпелось взглянуть на дедовские бумаги, чтобы окончательно определиться с экспедицией. Когда он зашел в потайную комнату и зажег свет, неосознанное беспокойство овладело им. Ему показалось, что портфель не на месте, во всяком случае не на том, где он его оставил. «Кажется, я его прислонил к стулу ровно по центру, а сейчас он сместился вправо, ближе к стене», — первое подозрение обожгло Матвея. «Неужели кто-то побывал здесь?» — бьющимися в нервной дрожи руками он раскрыл портфель. Тетрадь и карты находились на месте, на сердце отлегло. «Наверное, все так и было, я просто позабыл», — успокоил себя он и поднялся по винтовой лестнице в кабинет. Массивное дубовое кресло, в котором он любил заниматься, почему-то уперлось в столешницу высокой кожаной спинкой. Это означало, что кто-то сидел в нем, повернувшись спиной к письменному столу. «Странно», — нахмурился Матвей. «Последний раз я работал, когда разбирал дедовские записки. Потом… — начал вспоминать тот приезд он, — отнес тетрадь и карты вниз, положил в портфель, закрыл комнату и уехал. Больше меня здесь не было. Значит, кресло не передвигал и не разворачивал». Движимый глубинным инстинктивным порывом, он резко поднялся с кресла и подошел к белевшему на круглой металлической подставке ксероксу. Проведя ладонью по крышке, он застыл как вкопанный. На ее запыленной, давно не вытиравшейся поверхности отчетливо проглядывались следы чьих-то пальцев. Матвей приложил к ним свои далекие от изящества пальцы и убедился, что оставленные следы принадлежат другому человеку.