— Разрешение родственников нужно?

— Нет. Они же совершеннолетние. С тебя только еженедельные балы для неимущих и оплата двух салонов.

— Это не вопрос. Молодежь надо развлекать. Заодно будем там набирать в кабаки на работу. У меня сейчас нелегально работают две девушки и один паренек. Посещаемость увеличилась в полтора раза. Если добавим к этом какого-нибудь хорошего певца или артистов бродячих приглашу, то выручка окупит все затраты.

— Я вначале сомнительно отнесся к этой идеи. Теперь думаю, что здравая идея в этом есть.

— Из всего надо уметь делать выгоду. Даже если вначале ее не видишь. Когда этот кружок за «чистый город» влетел ко мне в кабак, я подумал, что они нас на вилы посадят. А оказалось, что это скучающая беднота, которую надо занять и дать ей возможность встать на ноги. Все же законы к ним суровы.

— Но зато уменьшилось число семей за чертой бедности.

— Об этом мы поговорим лет через десять, когда наша популяция начнет доминировать над людьми. Мы хоть и живем долго, размножаемся тяжело, но людей больше за счет их рождаемости. Тут же они сами себе кислород перекрыли законами, — сказал Панкратий.

— Их право. Понаблюдаем, что из этого выйдет. Симпатичная у тебя подруга.

— Ты на мою девку даже не смотри.

— Решил обзавестись? Всегда же был против.

— Она как бродячая кошка, сама пришла и передо мной упала. Не выгонять же.

— Интересно как это бывает. Сколько бы мы не бегали от судьбы, а она тебя все равно найдет.

Собеседник Панкратия ушел. Я же попыталась открыть глаза, но у меня это не вышло. Вместо этого я только крепче уснула, даже не заметив, что Панркатий меня поднял из-за стола и перенес в комнату. При этом мне ничего не снилось. Была просто пустота, которая меня поглотила.

Зато когда я проснулась, то почувствовала приток сил. Незнакомая комната. Небольшая, но вполне удобная. Большую часть помещения занимала кровать. При входе в комнату была заведена раковина. Панкратий лежал рядом, подперев голову рукой, и смотрел на меня.

— Выспалась?

— Я не знаю почему уснула.

— Нервы не справляются. Тело перестраивается. Оно должно бороться с тем ядом, который капает с моих клыков. Все это делает тебя слабее, — сказал он.

— Понятно, — я зевнула. — А это комната при ресторане? Куда иногда вампиры с девушками уединяются?

— Да. И куда можно такую слабую отнести отдохнуть, — он провел пальцами по моей щеке. Скользнул ими к моей шее. Я подвинулась к нему ближе. — Нравится?

— Да. А я слышала твой разговор.

— И?

— Просто сказала. Не знаю, должна ли я была его слушать?

— Если бы я этого не хотел, то ты бы его не услышала, — ответил Панкратий. — Свои мысли я не скрываю. Действительно считаю, что закон глупый, но из него можно извлечь выгоду. Сколько вампиров благодаря этому закону получат игрушки! Даже не сосчитать.

— Тебе это не нравится. Ты злишься.

— Не нравится. Но это жизнь. По всем законам я на тебе должен выпустить злость, — сказал Панкратий. — Отодрать тебя до слез.

— Так сделай это, — сказала я и потерлась щекой об его пальцы.

— Рука не поднимается тебя обижать, — он наклонился к моим губам. Мягко их поцеловал.

Какое-то время мы лежали и целовались. Я не чувствовала страсти или страха. Вместо этого было лишь сладкий вкус поцелуя. Нежный. Едва уловимый.

— Обычно девок ломают. Я тебя сломаю иначе. Лаской, — сказал Панкратий. — Ласка хуже злости.

— Почему?

— На злобу ты реагируешь. Тебе не нравится боль, неудобство или какие-то моральные страдания. А вот на ласку среагировать не получится. Ты не будешь понимать, что я тебя ломаю. Это все тебе будет нравится.

— Как будто мне есть разница.

— Пока нет. Потом плакать будешь, когда захочешь уйти, а не получится, — ответил он, скользя губами по моей щеке, захватывая мочку уха и мягко ее целуя. Я выгнулась к нему навстречу. — Вечером. Сейчас я тебе ничего не дам.

— Зачем тогда целуешь?

— Хочу вот и целую. Но нам надо заняться делами.

— Ты меня в комнатах оставишь над кабаком?

— Думал об этом. Но раз у нас с тобой такие отношения, то тебе нужна хорошая пощечина. Этакий кнут среди пряников.

— Как скажешь.

— Я хочу предложить работу твоей сестре. У себя в кабаке.

Это был удар. Тяжелый удар. Я прижалась к нему. Прятала лицо у него на груди.

— Мне сложно будет с ней сейчас увидится. Я бы в комнатах осталась.

— Но ты поедешь со мной, — сказал Панкратий. — Знаешь почему?

— Ты этого хочешь. Пусть будет кнут. Ты прав, много пряников вредно. Иногда нужно знать свое место, — сказала я.

— Ты и без этого его знаешь, — сказал Панкратий. Поцеловал меня в макушку. — К сожалению, но знаешь.

Я боялась этой встречи и совсем не была к ней готова. Да, ночью я сбежала из дома. Предала родных. Подвергала их позору. Но при этом я не могла иначе. Просто больше не могла. Они меня обманывали, так же как и я. Вся наша жизнь была построена на лжи, крутившаяся вокруг Игната. Все старания и стремления оказались иллюзией. Сейчас иллюзии разбились, осталась лишь неприятная правда, на которую смотреть было противно.

Пусть я и говорила Панкратию, что готова была ко всему, но его кнут бил все же по самому больному. Ради сестры я готова была на все. А теперь мои жертвы уничтожались и обесценивались. Он их обесценивал.

Коляска ехала по городу. Я забилась в угол сидения и закуталась в накидку. Несмотря на теплый день, я чувствовала озноб.

— Не переживай, — сказал Панкратий.

— Это сложно не переживать.

— Тебе надо понять, что ты теперь отвечаешь лишь за себя. Даже не за меня, а только за себя, — сказал он.

— Почему?

— Потому. Переживают за семью и за родных. А ты теперь одна. Даже если твоя сестренка согласиться работать на меня, то вы не будете больше семьей.

— Но… Родство ведь никуда не денется.

— Да, ты родилась в твой семье. По крови вы родственники. Но не по факту, — ответил Панкратий.

— К чему ты мне это говоришь?

— Чтобы ты не переживала. Твоя сестра больше не твоя забота, — ответил Панкратий.

Коляска остановилась около гостинице, где мы должны были встретиться с ним. А я ключ оставила дома. Нет, там, где раньше жила. Домом это место язык не поворачивался назвать. Панкратий помог мне вылезти из коляски. При этом его ладони прошлись от талии к моей груди. Нагло и при всех на улице. Я покраснела, а он только усмехнулся.

— Пойдем.

— Я вот думаю, что люди будут думать что-то плохое, когда увидят, как мы поднимаемся с тобой в номер.

— Возможно.

— А тебя это не волнует?

— Милая, меня как-то обвиняли в людоедстве. Уж обвинения в распутстве я переживу, — ответил Панкратий.

Он кивнул хозяину гостинице. После этого поднялся со мной в номер. Достал ключ. Я ярко представила, как сама бы стояла в холле, как открывала бы дверь, а потом ждала бы его прихода, укоряя себя за смелость и дурость. Но на мое месте сидела Лиза. Панкратий дождался когда я зайду в номер. После этого закрыл дверь.

— Надо было предупредить, что ты ушла, — сказала мне Лиза.

— Она не могла этого сделать, — ответил Панкратий.

— Ваши вампирские штучки? — спросила Лиза, переводя взгляд на него.

— Не совсем, — ответил Панкратий. Он снял шляпу и плащ. Протянул их мне. После этого взял стул, что стоял около стены. Поставив его напротив кровати, на которой сидела Лиза, он сел на стул. Я же так и осталась стоять около двери, не зная, что мне делать.

— Не хотите раскрывать?

— Это не секрет. Но зачем нам разговаривать о твоей сестре, когда в номер пришла ты и сидишь передо мной ты, а не она? Зачем ты пришла?

— А смысл там оставаться? — пожала плечами Лиза. Отвернулась. — Смысла больше нет.

— Поэтому ты сбежала из дома?

— Да.

— И чем теперь займешься? — с любопытством спросил Панкратий.