— Они мне не друзья, — огрызнулась Рысь. Как он вообще мог такое подумать⁈

— За что ты их так ненавидишь? — Врана как будто бы вообще не задел её тон. Он всё так же сидел и пронзительно смотрел куда-то чуть мимо неё. Это была жутковатая привычка.

— Я их не ненавижу, — почему-то Рысь не прервала этот разговор, — просто я на них сержусь.

— Сердишься? — взгляд Врана скользнул по её лицу на какое-то мгновенье. — За что?

— Представь, что тебе пришлось бы идти неизвестно куда в компании полутора десятков странных людей и эльфов, которые постоянно творят Лес знает, что и чьи цели для тебя всё ещё неясны, а действовать с ними заодно приходится — тогда поймёшь.

— Представил, — Вран улыбался какой-то одновременно обворожительной и крайне неуютной улыбкой.

— Ты пошёл по своей воле, — возразила Рысь, — а я по приказу.

— У меня тоже есть приказ, — в свою очередь возразил Вран, — но я вольно его интерпретировал.

— Приказ есть приказ, — Рысь пожала плечами, — как можно его вольно интерпретировать?

— Полагаю, к моему возрасту ты научишься этому искусству.

— Сколько тебе лет? — Рысь вовсе не собиралась с ним церемониться излишней вежливостью.

— Двадцать один.

— Не думаю, что я так скоро предам всё, во что верю.

Рысь помнила себя семь лет назад. Ей казалось, что с тех пор немногое изменилось. Почему дальше должно быть иначе?

— Можем заключить пари, — предложил Вран, наклоняясь к ней и протягивая руку.

— Люди моего народа не заключают пари, — Рысь постаралась, чтобы её голос звучал настолько жёстко, насколько это возможно, — потому что азарт затмевает разум.

— Извини, я не знал, — Вран изящным движением убрал руку и снова сел прямо.

— Ты ничего не знаешь о Лесе, как и все Высокие, — не удержалась от комментария Рысь.

— Я с удовольствием выслушаю, если ты что-нибудь расскажешь, — это было сказано вежливо и смиренно, но казалось издёвкой.

Рысь отвернулась. Нет, она ничего не будет рассказывать этому человеку. Он всё равно не сможет понять.

— Корону ты рассказываешь, — упрекнул он её.

Рысь и правда самым бесжалостным образом заставила Корона пересказывать заданные ему ранее слова в первый же день после побега. Юный хранитель сперва вздумал отпираться, ссылаясь на то, что после всего произошедшего он совсем не в духе для уроков, но смог взять себя в руки и даже вполне успешно справиться с заданием.

— Он умеет слушать, — ответила Рысь Врану.

— А я — нет? — удивился темняк.

— Ты слушаешь, — согласилась Рысь, — но не то, что тебе говорят.

Она обернулась к нему, и он не успел отвести взгляд. Все чувства, мысли и желания сорвались со своих места и закружились как снежинки в метели, как листья в буре. Рысь вцепилась в то, на чём сидела и только ощущение камня и колючек под руками заставило её хоть как-то вспомнить, кто она такая и что здесь делает. Кажется, она что-то сказала, но не могла, вспомнить, что. Не хотелось ничего. Даже выбраться из этого зыбкого пространства несосредоточенности.

Вран отвёл взгляд. Рысь моргнула. Ей потребовалось несколько вдохов и выдохов, чтобы привести себя в порядок.

Интересно, что он мог в ней прочитать? Что она могла забыть достаточно для того, чтобы мысль стала открыта темняку?

Рыси казалось, что за те мгновения, что она смотрела в глаза Врану, она и сама поняла о нём что-то важное. Вот только она никак не могла понять, что именно.

Он не стал извиняться. Быть может, он и не заметил, что произошло? Нет, заметил. Его лицо стало жёстким. Таким же, каким оно было, когда он командовал теми магами, которые их поймали при выходе из Хранилище. Можно сколько угодно мирно беседовать с Враном под покровом ночи, но он оставался тем, кто он есть — темняком. Жаждущим силы, охочим до власти.

— Ты хотел бы взять Браслет себе, — заявила Рысь. Пожалуй, это даже было не обвинение. Просто описание того, что она видела.

— Я не представляю, как можно не хотеть взять его в руки, — спокойно, без вызова ответил Вран.

Рысь поднялась на ноги и сжала своё копье — не копьё в самом деле, а просто заострённую жердь. Она снова встретилась с Враном взглядом, но на этот раз его взгляд не пробил ту стену спокойствия и уверенности, которой она себя оградила.

— Маиран — хороший человек, — медленно, так, чтобы он услышал, произнесла она. — Если ты причинишь ему вред — ты умрёшь.

Вран совсем чуть-чуть отвёл взгляд, но достаточно, чтобы это перестало быть опасным для собеседника.

— Ты угрожаешь убить меня? — с насмешкой спросил он.

«Не слишком ли ты самоуверена, девочка?» — читалось в этой насмешке, — «ты поднимаешь копьё на меня, того, кто смог пленить эльфа?». Он не понимал. Он не понимал, что означали её слова.

— Ты узнаешь, когда придёт время, — пообещала Рысь, опускаясь на место.

— Ты злишься на этих людей, — как ни в чём ни бывало продолжил разговор Вран, — но за Маирана готова вступаться чуть ли не насмерть. Неужели ты считаешь его настолько хорошим человеком, что он того стоит?

— Будь он мне ближе — я могла бы назвать его другом.

Было неправильно говорить это вслух. До невозможности, до жути неправильно. Никогда нельзя произносить такие вещи про людей, которым не готов сказать Слова. Но это было правдой, видит Лес, правдой.

— Я ему обязана и однажды я долг верну, — это тоже было правдой, но той, которую можно произнести вслух.

«А ты? Сочтёт ли кто-нибудь тебя настолько хорошим человеком, чтобы за это стоило сражаться?». Кажется, этих слов никто не произносил, но они откуда-то возникли. Пробрались холодом сквозь позвоночник, парализовали руки и ноги.

Вместе с холодом внутри поднялась тоска и досада. Рысь как никогда почувствовала, что никогда не вернётся домой. Вместо неё вернётся кто-то другой. Да и дом уже будет не тем. И люди, которых она оставила позади уже будут для неё кем-то другим. Она проживёт не ту жизнь, которую собиралась прожить. Но ту ли, которую хотела бы? На этот вопрос ответа пока не было.

«Когда ты поймёшь, что всё пропало, это будет значить, что твоя бусина прижилась. Тогда ты станешь слабой, но лишь для того, чтобы после обрести силу», — так на прощание сказала ей Белая Росомаха. Белая Росомаха была права. Как и всегда.

«Я не буду плакать при Вране», — упрямо решила девочка, чувствуя пелену слёз, — «ни за что на свете». Кажется, это ей почти удалось.

Наверху из чернильной тьмы смотрели звёзды. Иногда они падали, прочерчивая небо яркими полосами. Но в голове было слишком пусто, чтобы загадывать желание. Да и какие тут могут быть желания…

Ренар лежал на спине и смотрел на звёзды. Рядом с ним лежала Янера, положив голову ему на плечо, а руку — на грудь. Будто этого было мало, она положила свою ногу на его — так, будто она делала так всегда. Ренар прижимал её к себе и наслаждался этим касанием — кожа к коже, всем телом. Это пьянило.

Ренар повернул голову и поцеловал её в затылок. Она в ответ потерлась об него щекой.

— Ты говорила, тебе будет страшно, — вспомнил Ренар, — но я не почувствовал твоего страха.

— Ты был слишком занят, — сонно пробормотала Янера.

Нет, Ренар готов был поспорить, что она не боялась. Он очень внимательно следил за ней всё время. Янера приподняла голову и посмотрела на него. На её губах играла задумчивая улыбка.

— Это было… довольно пугающе, — призналась она, — но ты касался меня с любовью и это сильно успокаивало.

— Ты всегда могла попросить меня остановиться, — напомнил он.

— О, не переживай. Я знаю, что с тобой делать, если мне вдруг захочется тебя остановить.

Ренар усмехнулся. Да уж, Янера знала, как обезвредить его. На пару дней так точно. Но ему очень не хотелось бы испытать это снова, поэтому усмешка вышла горькой.

— Может быть, нам стоит вернуться к лагерю? — неохотно предложил Ренар. — Будет нехорошо, если на нас тут наткнётся кто-нибудь из этих ребят, — он мотнул головой предположительно в сторону Хранилища.