- А, привет, - кивнула я друзьям.
- Дин... Мы же прямо перед тобой сидели... А ты просто зашла в столовую и села за пустой стол.
- Да? Я как-то не заметила…
- А тебя вообще-то все заметили… Ардин, прошу тебя! Скажи честно. Ты справляешься со своей Тьмой? Ну, я имею в виду сейчас, без Света. Ты ведь даже нас не замечаешь!
- Ну что за глупости, Анхельм, - отмахнулась я, сдержав легкую волну раздражения. Ну к чему эти разговоры сейчас? – Разумеется, справляюсь.
- Ан… Анхельм? – запнулся парень и посерел лицом.
- Ну, Анхельм Эррано, - не поняла я заминки. – Ты разве имя успел сменить?
Тот с ужасом посмотрел на Мексу. Красивый парень, потенциально сильный маг, но излишняя эмоциональность его портила. Корсталией – а это его будущее, если не упустит – надо управлять твердой рукой. Когда избавлюсь от навязанного жениха, стоит присмотреться.
- Ардина, – вот унвартка молодец, всегда коротко и по делу. – Ты постоянно вызываешь Тьму. Везде. Просто сидишь или идешь, но все время смотришь на пальцы в черном огне. Люди пугаются. Ты ее контролируешь?
- Конечно. Вот она есть, вот ее нет. Нехитрый фокус, если подчиняешь ее полностью.
- Многие думают, что это непроизвольные выбросы. И боятся. Как в тот раз, когда рухнули Врата. Ардин, ты точно… в себе?
- Это я и проверяю каждый раз. А боятся слабые. Бояться вообще глупо. Мекса, тебе не стоит волноваться. Мэтр Сарттас от меня ни на шаг не отходит.
- Ардин, а ты когда спала вообще в последний раз? – вот умеет не в бровь, а в глаз. – У тебя такой взгляд мутный.
Может, это Греттен принял образ Мексы и проверяет мою способность отделить сон от яви? Сейчас как обернется огромным шерстяным мансом… Я еще раз, проморгавшись, выпустила черное пламя перед собой. Нет, Мекса настоящая. Что ей ответить?
Что постоянно сплю? Не помню? Вообще не сплю?
- Не знаю, Мекса. Это все сомнология. Крепкий орешек. Не переживай, разберусь.
- Мы можем помочь, ты же знаешь, что мы всегда рядом. Триангл.
- Ага. Нет, серьезно, не берите в голову. Тут скорее справятся книги, мэтры и манс. И да, спасибо за беспокойство.
Вроде разговор был окончен, судя по их молчанию, так что я сложила в сумку учебники и поспешила к мэтру Друмису.
- Ардина. Ты всегда звала Анхельма исключительно Хельме. Никак иначе, - донеслось мне в спину.
- О, - остановилась я на секунду, припоминая. – Хорошо! Увидимся.
Управлять собственной фантазией во сне оказалось гораздо сложнее, чем той же магией, впервые столкнувшись с ней. Потому что магия внутри тебя и часть тебя, а сонный мир – сам по себе. Он повсюду и безграничен. Это он диктует свои правила спящим, а любое искажение, навязанное фантазиейпроснувшегося во сне, воспринимает в штыки. Прогибается неохотно, со скрипом.
Усилия пришлось объединить не только сомнологу Друмису и мэтру Сарттасу, учившему меня самоконтролю, но и мэтру Серенде, менталисту. Благодаря их советам и практикам я смогла через некоторое время нащупать саму канву сонного мира. И потихоньку, очень осторожно, начала вплетать туда свою волю.
Прошел март, близился к концу апрель. Я не замечала проходящих дней, не замечала смены дня и ночи. Кажется, мое тело постоянно спало положенные восемь часов, но разум не знал отдыха. Пока мэтр Друмис не объяснил, какзаснуть во сне, а Греттен не провел в это скрытое подцарство… Тогда я выспалась вволю, не видя и не осознавая ничего, просто плавала в ласковых черных водах несколько дней или недель… или лет?
Зато как только я сумела изменить крохотную часть вокруг себя, будучи в осознанном сне, то будто распахнулась дверь. Кажется, это был цвет покрывала. Мне просто остокрыжтело постоянно просыпаться под бежевой мохнатой шкурой и одним усилием воли я превратила ее в зеленый вязаный плед. Я нащупала слабину в этом мире. Я захотела – и сонное царство подстроилось под мое желание.
На третью ночь после этого мы уже летали с мансом наперегонки…
***
Ронард
Тварь дважды за неделю сменила пол. Сагарта могла потребовать что угодно: отдать ей силу, здоровье, богатство, потребовать любую другую клятву взамен, но нет. Она предпочла дать. Вручить эту Тварь зародышем в реторте, чтобы Ронард сам вырастил ее. Вернул то, что погубил когда-то.
По крайней мере, оно молчало. К концу апреля младенец подрос до годовалого и окончательно определился с гениталиями. Наблюдать за этими метаморфозами было поначалу противно, а потом и вовсе неприлично. Ронард сам сходил под магической личиной в город и купил все полагающееся младенцу – сорочки и маленькие одеяльца. Подумал, и купил подходящей одежды на много возрастов вперед. Хотя бы естественных для человеческих младенцев отправлений Тварь не производила – вся кормежка шла исключительно в рост.
Пришлось переместить ее в глубокий ящик шкафа. Затем в другой, побольше. А после и притащить детскую кроватку под покровом ночи. Тварь держала его в столице грорш еще знает насколько, а время шло. Может, стоить кормить ее чаще? Ну уж нет, содрогнулся Ронард.
Стычка с Аландесом
Этот мир был поистине волшебным. Подчинялся он неохотно, но с каждым разом все быстрее, уступая моему напору и открывая все новые возможности. Вскоре мне было достаточно одного усилия мысли, чтобы легко менять обстановку вокруг себя. Я гуляла по Ровелю, порхала по заснеженным вершинам Истрии, купалась в теплых водах Южного моря. Осязание, цвета, вкус проявлялись даже ярче, чем в реальности. С людьми – если я желала их видеть – можно было вести долгие интересные беседы… Увы, и эти люди были плодом моей фантазии.
Я, ради эксперимента, вообразила себе мэтра Друмиса и выпила с ним чаю в наскоро придуманной беседке на знойной летней поляне, попросив рассказать мне этот сон на следующем занятии. Конечно же, он его не видел… Пока это только мой мир и он не пересекается со сновидениями других людей.
Где же тогда пределы? Чем ограничен мой сонный мир? Не географией точно. Пространство охотно сминалось, стоило мне вообразить то или иное место. Выражение «как пешком до Альтанских гор» здесь не имело смысла. Ходила уже, и не раз… Взмывала ввысь, когда весь континент оказывался как на ладони, но и тогда мир не заканчивался. Континент омывали воды, а дальше виднелись другие земли – незнакомые, но, несомненно, существующие…
Теперь я поняла, зачем сноходцам нужен был книттет-проводник. Потому что сонный мир безграничен. За его пределы невозможно вырваться, фантазияпроснувшегося во снелишь расширяет его границы еще больше. И только проводник откроет дверь в другие сонные миры.
Каково это – заглянуть в чужой разум? Из уроков менталистики мэтра Серенде я знала, что та же легилименция опасна для обеих сторон. У любого живого существа, просто ткни его палочкой, включается защитный рефлекс. Гусеница свернется в шар, вупик оглушит невыносимым визгом, маг машинально и безотчетно выстроит щит. И мозг человека обороняется так же – бессознательно отторгая любое вмешательство извне. А может и в ответ ударить. В первом случае менталист просто не сможет пробиться в разум, либо же нанесет большой урон психике испытуемого, если пойдет напролом. А во втором – может и сам пострадать. Поэтому мэтр и спрашивал тогда добровольного согласия, когда арн Шентия поднял в кабинете ректора вопрос о неправомерном отчислении.
Во сне, интересно, так же? Скорее всего, да, ведь все рефлексы в подсознании. Греттен выводить меня за пределы своего мира отказался. «Не готова», пробурчал он и больше на уговоры не реагировал.
Ну и ладно. Что мне, к преподавателям в гости во сне ходить?
Те и в обычной жизни не успевали менять под меня программу обучения. Много, много времени было у меня во сне. И для книг, и для тренировок. Пусть магии в этом мире не водилось и практиковаться там же я не могла, зато теория оседала в памяти накрепко.
Вечером я устроилась в теплом Разнотравном саду. Весна и так уже уверенно цвела в этой части страны, зато в саду было настоящее лето. Не без моей скромной помощи. Здешнее лето мне нравилось, в Истрии же оно было коротким и нежарким.
