Только один раз за все время я сталкиваюсь взглядом с Максом. Он смотрит пристально, не таясь, развернулся всем корпусом в мою сторону. Я первая отвожу глаза. Стараюсь не зацикливаться и вести себя естественно, как будто мне ничего не мешает.
До закрытия бара остаётся час.
Захожу на кухню уточнить, сделают ли ребята ещё один стейк и два гамбургера. Илья тщательно отмывает рабочую поверхность. Я вижу его уже третий раз – спокойный и дружелюбный парень. Гриша чистит плиту. При виде меня он прерывается и подходит ко мне.
— Вера, — вытирает пот со лба, — я подвезу тебя, как закончим. Хочу завезти бабушке несколько блюд для посиделок в субботу.
— Да не нужно было ничего готовить. Я сама все сделаю. — рассматриваю его покрасневшие щеки.
Гриша устал. Неудивительно, сегодня – четверг, но заказов было похлеще чем в выходные дни.
У меня очень болит поясница, и совсем не хочется добираться на автобусе. Вместо получаса, я могу оказаться дома за десять минут.
И нужно быть честной, хотя бы с собой: я очень хочу провести эти десять минут с Гришей наедине. Сполна насладиться его голосом, жестами, взглядами. Чтобы, оставшись в одиночестве, снова и снова прокручивать этот момент.
— Не волнуйся, просто несколько сложных закусок к вину и бабушкины любимые профитроли. — он вытирает руки о фартук. — Суп твой я оценил, поэтому за стол абсолютно спокоен.
Гриша улыбается, снова демонстрируя ямочку на щеке, которую мне нестерпимо хочется погладить подушечкой пальца. Моя душа танцует, выписывая восьмёрки несуществующими бёдрами.
Публика постепенно расплачивается и тянется на выход. Лебедева с товарищами уже нет. Леся протирает столик, за которым они сидели.
Заканчиваем быстро. Все устали и хотят домой. Ещё раз пересчитываю чаевые. Откладываю часть для кухни в конверт и убираю в комод под кассовым аппаратом.
Нет сил переодеваться, поэтому просто натягиваю свитер на рубашку. Умываюсь. Надеваю пальто и переобуваюсь в ботинки.
Гриши нигде не видно. Решаю подождать его на парковке. Я – новенькая, поэтому бар всегда закрывает кто-то другой.
У входа ещё стоит несколько группок. Люди курят, громко смеются и разговаривают. Красная неоновая вывеска создаёт причудливый узор на асфальте. Переходу через дорогу на парковку.
Ищу глазами Гришину машину.
— Маслова!
Макс. Медленно поворачиваюсь. Он стоит у своей огромной тачки, больше напоминающей маршрутку. А я уж думала, что он ушёл. Логунова с Митрошенко нигде не видно. Видимо, укатили по домам.
— Ты чего здесь? — задаю дурацкий вопрос.
— Тебя жду. Поехали подвезу, чтобы не украли. — сияет улыбкой от уха до уха.
Закатываю глаза.
— Ну окей, не очень остроумно. Правда, поехали. — Макс указывает на машину. — Нечего по ночам шариться. Учёба через две недели начинается. Ты и дальше планируешь здесь бегать с подносами? —говорит с той же интонацией, что и отец.
— Да. — не вижу смысла, что-либо объяснять.
Он не удивлён. Думаю, Надежда Викторовна ввела его в курс дела, обрисовав ситуацию. А с ней, в свою очередь, щедро поделилась Дора.
— Тогда я буду тебя встречать после работы. — он сгребает мою ладонь и сжимает ее. Скользит немного вверх и нежно гладит большим пальцем запястье.
— Макс, это мило с твоей стороны, но в этом нет никакой необходимости. — освобождаю руку.
Глаза Лебедева сужаются, когда он переводит взгляд за мою спину.
Поворачиваюсь и вижу Гришу. Он идёт к нам. Приблизившись, он кивает Максу, мазнув незаинтересованным взглядом.
— Едем?
— Две минуты, хорошо?
Гриша уходит к машине, припаркованной в другой стороне, и начинает загружать пакеты.
Поворачиваюсь к Максу. Он продолжает смотреть на Гришу. Чувствую, исходящее от него напряжение.
— Это хрен, который тебя в институт привозил? — его голос становится грубее, слова отрывистее.
— Гриша – мой начальник и внук Доротеи Аркадьевны.
Я осторожно прикасаюсь к плечу Макса. Не хочу его обижать, но этот разговор начинает меня тяготить. Да и заставлять Гришу ждать – невежливо.
— Мне пора. Спокойной ночи, Максим. – направляюсь к машине.
Берусь за ручку и снова зачем-то смотрю на него. Макс стоит, сунув руки в карманы куртки и смотрит мне вслед. Сажусь в машину, пристегиваюсь и смотрю на Гришу.
— Извини, что пришлось ждать. Поехали.
Иногда я удивляюсь упорству Макса. Я не уверена, что он чувствует ко мне что-то сильнее обыкновенного влечения, но ощущать это без взаимности тягостно. Уж я-то знаю.
Он приметил меня в сентябре, как только мы вышли на учебу. Я не знала никого из одногруппников. Многие уже были знакомы между собой.
Лебедев много и часто на меня смотрел. Приглашал на свидания, тянул ко мне руки, пытался выяснять отношения и даже пробовал вызвать ревность. В какой-то момент его симпатия приобрела характер застарелой болезни. А я надеялась, что это со временем пройдет, и он переключится, например, на Настю Усманову или другую девчонку. Но совместное празднование Нового года показало, что все несколько серьезнее, чем я предполагала.
Гриша заводит мотор. Салон освещен приборной панелью. Тихо бормочет радио. Искрящееся предвкушение поездки затухло. Хочется спать. Ноги ноют. Три смены – недостаточно, чтобы выработать выносливость.
— Мне показалось, или он хотел отвезти тебя? — Гриша смотрит в боковое зеркало.
— Нет, это одногруппник мой. Зашел после тренировки с друзьями поесть. — опускаю подробности.
— Похоже тебе в парни метит. — весело подмечает Гриша, постукивая по рулю. — Прости, что вмешался. Надо быстро продукты завезти. Меня Ксюша ждет. Раз двадцать уже позвонила.
Гриша ведет себя по-приятельски, нет ни малейшего намека на симпатию. От его беззаботного тона у меня ноет сердце. Эта высокопарная фраза способна передать весь спектр отчаяния, что я испытываю в этот момент. К глазам подкатывают предательские слезы. Господи, только бы не зареветь.
Чтобы скрыть боль, я начинаю болтать обо всем, что приходит на ум и улыбаться, как дура, во все тридцать два зуба. Наверное, я перебарщиваю, потому что Гриша смотрит недоуменно. Боюсь, что он видит меня на сквозь. Не такая уж я хорошая притворщица.
Мечтаю оказаться поскорее в своей комнате и пореветь как следует. Гриша провожает меня до квартиры и помогает донести пакеты и контейнеры.
Внутри темно и тихо, Дора спит. Я стою на кухне у окна и наблюдаю, как он садится в машину. Стою даже после того, как свет фар исчез. Долго ворочаюсь без сна и не понимаю, почему чувствую себя такой одинокой, потерянной и несчастливой.
17
Несмотря на мою незадачливую влюбленность, я много думаю о родителях. Не знаю подали они на развод или так и продолжают жить, делая вид, что ничего особенного не происходит. Я не знаю, принимает ли мама дальше антидепрессанты. Сошелся ли отец с Ниной. Я понятия не имею, сколько буду жить у Доры. Я прячусь от истинной картины происходящего. Пока нет сил строить планы на будущее.
Меня грызет необъяснимая вина, и это серьезно беспокоит. Я пыталась выписывать свои мысли на бумагу, чтобы найти ответы, но это не помогает. Умные люди говорят, что если чувствуешь вину – тебя непременно настигнет наказание, даже если ничего дурного ты не совершил.
Гонимая этой самой виной, я зубрю Римское право. Полночи читаю конспекты, милостиво скинутые в чат нашей отличницей Полиной. В пятницу сдаю экзамен с горем пополам. Преподаватель – Сергей Саныч, пожилой человек старой закалки, искренне любящий свой предмет. Нести ему откровенную чушь, было бы стыдно.