Мне снова хочется плакать от невозможности отмотать время назад и что-то исправить. Я никак не могу принять факт, что не все в жизни происходит так, как ты когда-то себе придумал. Почему взрослеть так болезненно.

Понимаю, что пауза затянулась.

— Конечно, с удовольствием. — поспешно отвечаю на заданный вопрос.

— А где Новый год планируешь отмечать? — спрашивает Гриша, глядя на меня. Господи, какие у него глаза – майская зелень.

Становится стыдно, что у меня до сих пор нет планов, как будто я никому не нужна. Не знаю, что ответить. Меня опережает Дора:

— Горя, не задавай дурацких вопросов. Здесь она отмечает. Со мной и моими девочками, — она щедро накладывает себе на черный кусочек хлеба мясную нарезку. — Вы же с отцом по кабакам празднуете.

Я испытываю облегчение и благодарность. Как хорошо. У меня будет ёлка, уют и компания семидесятилетних «девочек».

— Бабуль, не драматизируй. Мы отметим вместе Рождество, — Гриша подливает ей воду в высокий бокал.

Я иду варить кофе себе кофе и продолжаю прислушиваться к их разговору.

— Я буду праздновать с Ксюшей и друзьями, а папа – с Мариной. Ты терпеть не можешь ни одну, ни другую. Вспомни наши посиделки четыре года назад. Ты вела себя пассивно-агрессивно. Такой вариант самый лучший для всех.

— Не умничай, пассивно-агрессивно. — передразнивает Дора. — Набрался слов. Один нашел себе молодуху на двадцать лет младше, второй – прожжённую стерву, а я плясать от радости должна. Молодцы мои мальчики.

Чем больше я узнаю Дору, тем сильнее сомневаюсь, что в свое время она была богемной художницей. Что за выражения. Но в душе я поддерживаю ее, несмотря на то, что мне нет дела до какой-то там Марины.

Значит Нина уже четыре года точно не вместе с Гришиным отцом. И сколько лет уже отец наставляет маме рога? Нина Шлюховна знает, что у него есть жена и дочь.

Беру кофе и собираюсь к себе.

— Вера, — я оборачиваюсь, нить разговора ускользнула от меня, — нечего кофе распивать. Кто меня по утрам отчитывает, что я не завтракаю и курю? Бери тарелку и садись, а то без супа останешься. Горя уже две тарелки слопал.

— И Доротея Аркадьевна не отставала. — Гриша подмигивает ей.

Сегодня тридцать первое. Как и предвещала Викуся, за окном нет ни малейшего намека на снег. Все улицы безобразно-серые. Крыши домов блестят от дождя. Рано утром по парку стелился туман. Я наблюдала за ним из окна спальни.

Полдня я ежу салаты, мариную мясо, готовлю закуски. Ближе к вечеру я полирую бокалы с верхней полки. Стол мне сказано накрыть на пятерых. В духовке жарится курица, фоном идет легендарное кино. Дора не любит телевизор, поэтому мне пришлось задействовать свой ноутбук.

Ближе к вечеру она заставила меня нарядится в свое платье. Я уехала из родительского дома с небольшой сумкой и ничего нарядного у меня не нашлось. Все повседневные вещи Дора забраковала. Как оказалось, Новый год она очень любит и считает, что в чем попало его встречать не стоит. Доротея Аркадьевна очень высокая, поэтому ее платье мне длинновато, но в остальном – вполне неплохо. Я никогда не носила бархат. Чувствую себя дивой из старого французского фильма.

Глубоко в душе я надеюсь, что отец позвонит мне или хотя бы напишет. Ожидание угнетает. Мне страшно, что он позвонит, а я не найду что сказать. И еще страшнее, что он проигнорирует меня даже в Новый год.

Дора пьет шампанское и делает вид, что не смотрит кино. Она уже сдалала макияж и сложила подарки под елку. Я накрываю в гостиной. Бегая длинным коридорам, я, наверное, намотала несколько километров. В гостиной гордо стоит наша елка. На окнах гирлянды. Скоро придут «девочки». Мне очень интересно на них посмотреть. Здорово, что Дора с ее вздорным характером смогла сохранить теплые отношения со своими подругами. А иначе ведь нет смысла справлять праздник вместе?

Иду в свою комнату. Нужно позвонить маме и написать Вике.

Начинаю с простого и набираю сообщение, слова бегут прямо из души и складываются в строчки: «Александрова, спасибо, что ты у меня есть. Пусть этот год принесет тебе любовь, счастье и все желания сбудутся, а наша дружба будет вечной. Люблю тебя».

Следом набираю маме.

— Привет, доча. — отвечает почти сразу.

На заднем фоне смех и музыка. Скорее всего у них корпоратив или, может быть, какой-нибудь благотворительный вечер. Для родителей это время всегда было особенно-загруженным.

— Мам, с Наступающим. Я тебя очень сильно люблю.

— Я только собиралась позвонить тебе. И я тебя, доча. С праздником! — я облегченно выдыхаю. На место напряжения приходит облегчение и легкая эйфория. — Давай второго увидимся? У меня для тебя есть подарок.

— Конечно, мам. — хочу спросить про отца, но не решаюсь. Не стоит, не сейчас.

— Мне нужно бежать, я тебе место и время потом поточнее напишу. Люблю тебя, Вер.

— И я тебя. – отвечаю, но она уже сбросила звонок.

На экране поздравление от Вики с кучей сердечек и звездочек. Мы договорились с ней провести время завтра. Дора сказала, что дел не будет. Первого она пойдет в СПА и на маникюр. Уговаривала меня пойти с ней.

— Я заплачу, не бойся. Ну не прилично девушке так ходить. Лапы как у птеродактиля. — выговаривала мне, пока я разбирала шкаф и приводила в порядок ее принадлежности для живописи.

Поправляю волосы. Давно я их не распускала. Рассматриваю себя в зеркало. Отражение мне нравится. Последнюю неделю я стала немного спокойнее, наладился сон и прошли головные боли. Работа у Доры физически не сложная и даже помогает разгрузить голову. Даже учеба перестала меня раздражать. Я принимала ее как неизбежную муку, но делала это спокойно. Тушу в комнате свет. Вижу в конце коридора вешалку, заваленную куртками. Значит гости уже здесь, а я даже не слышала. Захожу в зал.

Дора обменивается подарками с плотной, пожилой женщиной. Она едва достает Доре до плеча. На ней лимонный костюм и гладкая прическа. Другая, совсем старенькая бабуля, в фиолетовом классическом платье сидит на диване, сложив руки на коленях. Она похожа на веселого гномика. Модные у Доры подружки, даже у нас в институте студентки не носят таких интенсивных цветов.

У мольберта с очередным Дориным творением стоит, черт побери, Лебедев. Склонив голову на бок, он рассматривает белое полотно с зелеными кляксами.

Дора поворачивается ко мне и, включив режим радушной хозяйки, воркует:

— Деточка, знакомься, это – Надежда Викторовна, — я докупала ей парфюм в подарок пару дней назад, понятно. — А это ее сестра – Анна Петровна. — она указывает на бабулю в фиолетовом платье.

— Добрый вечер. Вера. Очень приятно. — здороваюсь, чувствуя на себе взгляд Лебедева.

— А это внук Надежды Викторовны – Максим.

— Мы знакомы. Это мой одногруппник. — перевожу взгляд на Макса. — Привет.

Макс кивает, в глазах плещется смех. Не знаю, что выражает мое лицо, но увиденное явно развеселило его. Он не выглядит удивленным.

«Девочки» заговорчески переглядываются.

— Давайте за стол. Максим, поухаживай за дамами.

Мое удивление сменяется раздражением, но после первого бокала шампанского я расслабляюсь. Перевожу взгляд на Макса. Он выглядит женихом – белая рубашка, черные брюки, волосы уложены. Ни привычных бейсболок, ни спортивок. Бабушка его как на смотрины нарядила.

После горячего мы делаем музыку погромче. Раскрасневшаяся Надежда Викторовна вспоминает что-то про знакомство с мужем. Как он ездил к ней в поселок по бездорожью за сорок киломметров.

Я иду в ванную застирать подол платья, пока все увлечены историей. На него попало немного соуса. Боюсь потом не отстирается. Не хочу портить Дорино платье.

Из общих воспоминаний, я поняла, что в свое время она тяжело работала на заводе по производству мыла. Думаю, сейчас она отводит душу йогой и красивыми нарядами.

У ванной меня нагоняет голос Лебедева: