Безумие или чудовищное безразличие, где люди для тебя — лишь ресурс в военных сводках? Паршивый выбор, который приходилось делать.

Но любая боль была меньшим злом в сравнении с непоколебимой верой иерархов в правильность выбранного пути. Для них перестало иметь значение, сколько мерзости они на нем сотворят, лишь бы можно было прикрыться божьим именем. Лишь бы не признавать, что они совершили даже не ошибку, а поступление, которое стоило жизни миллионам, которая стоила будущего целой страны.

Несколько дней назад был захвачен шатл с тремя сотнями детей, эвакуированными из зоны боевых действий. По ошибке. Почти случайно. Джаннатцы полагали, что найдут там образцы военной техники, а не испуганных мальчишек и девчонок, старшему из которых исполнилось всего тринадцать.

Их можно было бы отпустить или обменять на пленных офицеров. Но на совете шахдияра высшие чины духовенства требовали у правителя предать огню тела измененных. Споры вызвало лишь то, должны ли они при этом быть в сознании и чувствовать боль? Часть считала, что таким образом — через страдания можно очистить их души, вернув их богу. Другие полагали, что вполне достаточно уничтожить потомков отступников не причиняя страданий. Третьи предлагали компромисс — подарить милосердную смерть лишь младенцам и тем, кто примет истинную веру. Остальных предлагалось сжигать живьём.

Гаяра трясло от отвращения, но он молчал, позволяя им погрязнуть в собственных дрязгах.

Когда дерется тигр со львом, то побеждает обезьяна, с пригорка наблюдавшая за схваткой.

Он оставался зрителем в этом безумном спектакле. Пока не пришло время сказать свое слово. По праву старшей крови Ас-Шааров. Шахди редко прибегал к этому. Дразнить старых маразматиков, обличенных властью, не самая мудрая стратегия для того, кто хочет выжить. Не для себя самого, но своей страны.

Однажды им придется заключать мир с Талие. И вряд ли делать они это будут с позиции силы. А потому нельзя допустить массового убийства детей. С безумцами не ведут переговоров.

Поэтому он сейчас на крейсере "Сияние". Своим присутствием и словом гарантируя обмен военнопленными. С той стороны тоже должен быть кто-то из княжеского рода. И представитель Тиверии в качестве посредника. Но кто — пока неизвестно.

Любопытство вяло шевельнулось, но было погребено лавиной последних приготовлений.

— Мой господин, — осторожной тенью проскользнул в каюту адъютант. — Видеосвязь между крейсерами налажена.

— Кого прислали наблюдателем от Тиверии?

— Они отказались направлять кого-либо, сообщив, что принцессы крови, которая и так будет присутствовать на переговорах, вполне достаточно для соблюдения протокола.

— Энираду не удержался и притащил на войну свою очаровательную супругу? – губы мужчины изогнулись в презрительной улыбке.

— Княжич не смог прибыть. Вас ожидают княжна — внучка князя и ее мать, — деликатно сообщил мужчина, отводя взгляд от шахди.

А Гаяр медленно встал из-за массивного письменного стола. Кровь отлила от лица. В ушах оглушительно стучало сердце.

Она так близко и совершенно недосягаема. И ребенок... измененный ребенок с кровью Ас-Шааров.

Его отец рвал и метал, узнав об рождении Хаят. А советники ядовитыми змеями шипели о том, что смыть этот позор можно только кровью. Самому же Гаяру просто хотелось посмотреть на девочку. Было интересно, чья кровь в итоге победила?

Принцесса… хотя, нет, уже княжна стояла посреди командной рубки, держа на руках белокурую девочку. Обе они были в одинаковых голубых платьях без вышивки и украшений. Странная мода на скромность. Но от этой женщине шли простые линии. Ее красота не нуждалась в роскошном обрамлении.

Юная княжна, являющая собой точную копию матери, сонно терла глазки.

От отца ей достались лишь соломенные волосы.

— Ее светлость унаследовала красоту своей матери. – Сказал он неожиданно охрипшим голосом.

Яра вскинула на него испуганно-виноватый взгляд и еще сильней прижала к себе девочку. Но искорку нежности, промелькнувшую во взгляде, скрыть не сумела. И от этого стало неожиданно горько. Она смогла бы полюбить его. И встать рядом.

Яра – не Айше. Его, похожая на тень, жена взгляд от пола поднять не смеет, а еще день и ночь шепчет молитвы. Никому от этого не становится легче. Даже ей самой это скорее в тягость. Но вбитые с рождения постулаты не желают покидать ее прелестную головку. Она боится, что, если будет недостаточно праведной, с ней случится что-то еще более ужасное, чем супруг-шахди или война, поставившая Джаннат на грань уничтожения.

А ведь ему фактически продали шестнадцатилетнюю девушку-носителя крови Ас-Шааров. И он малодушно принял этот подарок судьбы. Заключил брак. Но с подтверждением его медлил. И не только потому, что не желал тащить в постель ребенка. Надеялся получить женщину, которую легкомысленно уже считал своим трофеем.

— Хаят не так похожа на меня, как кажется на первый взгляд. Она сильней и храбрей. В ней гораздо больше от отца. А вас, шахди Гаяр, я могу поздравить с рождением сына?

— Да.

— Как его назвали?

— Мурат.

— Означает «цель» или «замысел»?

— Правильный путь. Надеюсь, он сможет его найти.

— А мы? Когда мы найдем этот путь? Ведь война им быть не может. Столько смертей, боли и страданий. Если ты можешь сделать хоть что-то, чтобы остановить это безумие…

— Ты совсем не изменилась. Все такая же светлая идеалистка. Я удивлен, признаться. Ведь столько лет прошло.

— Четыре года.

— Они для меня стали вечностью. А ты все такая же. Белое и черное. Наверное, это хорошо. Когда взывают к миру те, кто верит в то, что это возможно. Искренность подкупает. Кьяра, политика – сложная штука из тысячи оттенков серого. Но я рад, что твой муж оградил тебя от этой грязи.

— Я – не светоч, — с какой-то непонятной горечью произносит она. – Не идеалистка. И не так наивна, как может показаться. История человечества насчитывает слишком много лет. Все, что могло случиться, уже случилось. А потому она всегда повторяется. Любая война однажды закончится. Или потому, что воевать окажется некому. Или потому, что стороны сели за стол переговоров. Мы готовы говорить о мире.

— С позиции победителя?

— С проигравшими Джаннат не станет говорить. Нас просто уничтожат во славу божию. Мы защищаем свои жизни, и жизни тех, кто нам дорог, а вы ведете священную войну против Изменённых. Так кто из нас должен сложить оружие? Талие не поддерживает идеи геноцида и расового превосходства.

— Святая наивность. – Щахди Гаяр смотрел на ту, что никогда уже не будет его с жалостью. – Ты живешь с талийцами так долго. Считаешь себя одной из них. А так ничего и не поняла. Да, эти идеи не декларируются конституцией страны, которую ты считаешь своей. Их не выкрикивают на улицах. Но они витают в воздухе. Они закрались в умы твоих подданных ещё задолго до этой войны. В этом конфликте нет хороших и плохих. Нет агрессора и жертвы. Есть ожесточенная борьба за ресурсы и, соответственно, будущее противоборствующих идеологий. Кьяра, почему я объясняю тебе прописные истины?

— По праву старшего. Кто-то же должен.

Часть 20

Связь была разорвана, когда два корабля, встретившиеся для обмена военнопленными, ушли в гиперпрыжок.

Вообще, для этой миссии готовили Алесса. Но с ним случилось… что-то непонятное за несколько часов до отправления. Странное покушение, совершенно не угрожающее жизни, но отправившее его в медкапсулу на двое суток. И привести княжича в сознание не было никакой возможности. А бессознательное тело в качестве переговорщика выглядело форменным издевательством.

Тиверия направила нам официальный отказ предоставить наблюдателя, мотивируя это тем, что раз в Талие сейчас живет принцесса крови, пусть она и летит. Никого более родовитого прислать они все равно не смогут.

Отозвать Раду из системы Верды за такой короткий срок не представлялось возможным. А на кону были жизни наших детей.