— А она?

— Будет вспоминать теорию и давать ценные указания. Не надо на ребенка ответственность за свою дурость перекладывать. Из вас двоих, как я понимаю, лишь ты совершеннолетний.

— Мы это не проходили еще, — уже откровенно ревела Неда.

— Значит, я буду вспоминать теорию естественных родов. Китель на пол постели. Пусть девчонка посидит.

— А ты?

— А мне ходить надо.

— Я – идиот.

— Спорить не стану. Ладно. Не дрейфь. Прорвемся. Там мы, скорее всего, погибли бы. Здесь отделаемся психологической травмой. Но советую особо не надеяться прибытие сюда медиков. Есть такая штука, как закон подлости. В месте, где я воспитывалась жил военный инженер Эдвард Мерфи. Он сформулировал это примерно так: «Если что-нибудь может пойти не так, оно пойдёт не так. И из всех возможных неприятностей произойдёт именно та, ущерб от которой больше».

— Ты пессимистка. Всегда остается надежда…

— Вот не надо. Надежда не просто так соседствовала в ящике Пандоры с болезнями, смертью и всеми напастями. Ах, да, в детстве нам рассказывали разные сказки и этой ты не знаешь. Потом как-нибудь расскажу. Но мораль, которую вывел… один важный для меня человек: просто надеясь, ты сидишь сложа руки. А это уменьшает шанс на благополучный исход.

Из данной же ситуации можно было сделать два вывода. Спрятались мы, действительно хорошо. Никому не пришло в голову искать меня в крошечном складе дезинфекционных картриджей. Ни в первую, ни во вторую очередь. Нашли нас через пять часов. Также, я подтвердила теорию моей матери о том, что здоровье у меня даже не лошадиное, а в сто раз крепче.

Ибо родила, и даже на своих ногах вышла. Правда, Хаят Лелю пришлось отдать. Меня все же слегка шатало. Его тоже шатало, но не так сильно. А какой бы славной мне не показалась Рогнеда, ей своего ребенка я доверить не могла. И даже не потому, что бедняжку трясло, как осиновый лист на ветру.

Хорошо хоть Ладка нас ждала буквально за дверью. Она деловито перехватила маленькую Хаят и тихо ввела нас в курс происходящего. Объяснила даже, почему нас так долго искали. Службой безопасности, после устранения последствий «инцидента» было достоверно установлено, что госпиталь мы не покидали, но на радарах не обнаруживались. Потому что маячки, благоразумно с собой не носили.

На наши вопросы о том, кто и как устроил покушение, девушка отмалчивалась, мрачнея все сильней и сильней.

Отступление

Шесть младших офицеров из не слишком влиятельных, но старых семей.

Старшему из них не исполнилось и двадцати двух.

Их послали на смерть. Каждый из них это понимал. Но шел с гордостью, искренне веря, что этот шаг необходим для спасения будущего их страны.

Одна маленькая жертва ради всеобщего блага.

Их убедили, что этот младенец через двадцать-тридцать-сорок лет взойдет звездой Джанната над землями Талие. И принесет весь ужас клерикализма в их свободную страну. Потому что это у этого «существа» (они старались избегать называть княжну ребенком) нет иного пути. Потерявший же разум князь, по их глубочайшему убеждению, не осознавал, в какую ловушку загнал свой народ.

Долг же истинного патриота эту ошибку исправить. И не важно сколько младенцев при этом они убьют: одного или тысячу. Это не убийство, а вынужденная жертва, благородный шаг во имя величия Талие.

Евгеническая программа их врага была направлена не столько на создание совершенного человека, сколько на рождение идеального правителя Джанната. А разве такому место в княжеской семье?

Они не были профессионалами.

Просто курсанты. Тщательно подобранные. Внушаемые. Верные своим идеалам, которые направили в «правильное русло». Их будущий «подвиг» тщательно романтизировали. Называли героями, противостоящими катастрофе.

Они были вчерашними детьми. И в большинстве своем оказались не готовы расстреливать сограждан, вставших на защиту княжны и ее дочери.

Атака захлебнулась. Их банально задавили массой. Это все же был военный госпиталь. И далеко не все там прикованы к постелям.

К операционной, в которой уже не было княжны, прорвался один.

Мальчишка. Напуганный. Растерянный. Ведь они как-то не обсуждали между собой, кто именно будет убивать младенца. Вероятно, каждый представлял в этой «доблестной» роли кого-то другого.

— Там уже никого нет, мальчик, — услышал он спокойный мужской голос из живой стены, медленно окружающей его. – Их спрятали. Даже убив нас всех, ты не доберешься до цели.

— Отойдите!

— Нет. – Подался вперед мужчина, поднимая руки, чтобы показать, что он безоружен. — Я присягу давал. Как и все здесь. Защищать свою страну и ее граждан.

— Это малая жертва для всеобщего блага.

— Это хладнокровное убийство ребенка группой лиц по предварительному сговору. Преступление из ряда особо тяжких.

— Джаннатское отродье не должно править нашей страной.

— Мальчик, ты сам слышишь, что говоришь? Убить дочь Энираду, который с первых дней на передовой? Дочь Яры, которая разрывается между госпиталями и приютами, пытаясь сделать жизнь простых людей чуть легче? А ведь княжна ничего такого делать не обязана. Тиверия отдала ее, как залог мира – высокородную заложницу. Да, джаннатцы у нее в четвертом колене отметились. Только что с того? Она со сути своей и поступкам – подданная Талие. Как я, ты и тысячи потомков эмигрантов, бежавших от того ужаса, что начал твориться там две сотни лет назад. Нельзя судить человека по генной карте. Нельзя решать, кому можно жить, а кого нужно убить в младенчестве, потому что он «неправильного» происхождения. В нашей стране пропаганда этих идей является преступлением. Кто вложил в твою голову эти мысли? За кем ты их повторяешь?

Но вместо ответа курсант словно бы удивленно посмотрел на пистолет в своей руке. А затем молниеносным движением приставил к своему виску и выстрелил.

Отступление

Они стояли друг напротив друга, ведя молчаливый диалог.

Взгляд иногда красноречивее слов.

Особенно, если ты знаешь человека большую часть жизни.

Мирен не поверил отчетам. Грозился разжаловать «этих недоумков», расследовавших покушение на его внучку и невестку. Пока Верес Нарски не сказал, что не просто руководил ими, а активно в расследовании участвовал – присутствовал на допросах двоих оставшихся в живых экстремистов.

— Как я скажу нашему сыну, кто хотел смерти его жены и ребенка? – спросил он свою жену, в одно мгновение превратившуюся из верного союзника в предателя.

— Жизни девки ничего угрожало, прояви она благоразумие. Плод оказался бы мертворожденным. Всего-то.

— В ходе операции один из врачей должен был совершить «ошибку» в следствии которой девушка не смогла бы иметь детей в будущем.

— Это дало бы шанс Энираду развестись. Я действовала в интересах своего сына.

— Милена, не хочешь же ты произвести на меня впечатление этим дешевым спектаклем? Право, я был о тебе лучшего мнения. Ты прекрасно понимаешь, что развестись он не сможет, если хочет остаться наследником престола. Ни подданные, ни наши союзники не одобрят такого поступка. Конечно, последние сами бы прибили Яру, будь у них возможность. Но допустить такое пренебрежение девой императорского рода никак невозможно – политика. Всегда считал тебя умной женщиной. Расчищать место для не самого достойного из наследников… да и еще так грубо. Княгиня не должна допускать такие ошибки.

— В конце концов Алес будет единственным, что у тебя останется, — женщина холодно улыбнулась супругу. – Я просто подожду. Энираду с его девкой сами себя закопают.

— А кто сказал, что тебе позволено будет «ждать»?

— Какой смысл сотрясать воздух пустыми угрозами? Ты не посмеешь выдвинуть мне обвинение. А убить… так просто, тоже не получится. У меня есть мой род, друзья и союзники. Ты ничего не сможешь мне сделать. Максимум — выслать из столицы. Да и то, ненадолго. Став наследником, Алес настоит на моем возвращении. А ждать этого не так долго, как тебе бы хотелось.