Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он лежал на кушетке, простой серой кушетке, в центре обычного белого минималистичного кабинета психоаналитика в старом городе Мехико, возможно, на месте, где раньше стоял золотой храм инков, а сейчас уже ничего более красивого не могло быть воздвигнуто, кроме этого простого здания, похожего то ли на крейсер, то ли на верхушку шляпного цилиндра. Был вечер, и на улице было пусто и безвидно. На стене напротив лежащего русского красовался черно-белый портрет Фрейда с сигаретой в руках, брови угрюмо сжаты, брюзгливый рот готовится сказать что-то недоброе про анальную фазу.

– Хорошо, я вас слушаю, – произнес сидящий почему-то в дешевом пластиковом стуле худощавый профессор, которого все так называли, не зная о том, что он не доучился до последнего курса университета. Однако за его спиной была полка с книгами и дипломами, а потому все верили в их подлинность. Его холеная смуглая рука поглаживала простую парусиновую штанину купленных в Китае брюк, а на носу для чего-то красовалось винтажное позолоченное пенсне.

– Точно слушаете? Все-таки зря я сюда зашел, – проговорил русский и поморщился. – Мне невеста порекомендовала. Сказала, что вы дешевый.

– Я? – ошарашенно проговорил профессор и хмыкнул. Солнце в зените сверкало прямо на его темные волосы и превращало их в рыжий костер.

– Ах, извините, просто я привык говорить прямо, – заявил мужчина и посмотрел аналитику в глаза. – Знаете ли вы, что я ржу над словами «Введение в анализ»?

– Простите, – смутился доктор и откашлялся в кулак.

– Мне можно продолжать? – и, не дожидаясь ответа, русский начал говорить тихо и с еле различимым акцентом. – Моя жизнь опасна, она наполнена ужасом разной весовой категорией. Вы, профессор, относительно легкая жесть в моей жизни.

Профессор от нетерпения протер очки чем придется, а именно полой костюма. Приготовился слушать, уютно расположившись в кресле. Профессор был небольшого роста, поэтому предпочитал ноги подгибать под себя или же скрещивать их, отчего сильно страдал к концу рабочего дня. На улице было лето, и по спине уважаемого психоаналитика текла большая капля пота, возникшая где-то в районе его лба.

– Да, точно, я ж вам не представился. Иван, – протянул руку русский, но поймал пустоту. Вспомнив о президенте Байдене, который тоже любил здороваться с неведомыми миру призраками, он опустил ее в карман и больше не вынимал, изредка сжимая и разжимая ее в кулаке.

– Я знаю, как вас зовут, можете не стараться, – заметил психоаналитик и посмотрел на озадаченное и недовольное лицо Фрейда, которое от солнца словно бы испускало загадочное сияние.

– Но в вашем листе записано Игорь… – разочарованно протянул русский и, обернувшись, посмотрел прямо на портрет отца-основателя.

– Нет нужды напоминать мне, как вас зовут. У вас то имя, которое вам бы хотелось иметь, не правда ли?

– Правда, – вздохнул русский. – Истинная. Меня назвали в честь оперы «Князь Игорь». Вы, наверное, никогда не слышали о ней, а ведь отрывок оттуда знают все – «Улетааай на крыльях ветра, ты в край родной, родная песня нааааша»… Ее даже в какой-то рэп запузырили, вроде ничего, слушается нормально, но с неграми… Ой, извините, я не хотел.

– Негры – ваша проблема? – встал профессор и позволил себе совершить легкую прогулку до окна, из которого доносились какие-то странные посторонние звуки, оказавшиеся всего-навсего полицейской машиной.

– Моя проблема? Она там, за окном. Эти звуки… – Мужчина хохотнул и поморщился. – Немного странно, что я нервничаю? Я осознаю, что никто из них меня больше не схватит и не отведет… туда, куда надо. Потому что у меня есть высокие покровители, такие никому не снились. Но иногда, когда я лежу в постели и размышляю о том, что происходит, у меня слезы на глаза наворачиваются. Зачем я позволил сделать это с собой? Отчего я такой путь выбрал, а не другой какой-нибудь?

– Вы… пережили в детстве сексуальное насилие? – спросил профессор и повернулся к лежащему небритому мужчине, с непреложной самоуверенностью задавая самый интимный вопрос, на какой только способны люди.

– Кхм, нет. Оййй, – зашелся мужчина от смеха, странного, абсолютно не шедшего к нему, тонкого и неприятного, как поросячье повизгивание. – Меня предупреждали, что ваш брат любит такое говорить, но чтоб так сразу… Бросьте. Я родился в семье профессора и певицы. Они очень сильно меня любили и никогда не обижали, даже пальцем не трогали, когда я творил какую-нибудь дичь. А я очень непослушный был ребенок – воровал, дрался, волочился за девочками. А потом и убивать начал…

– Это такие фантазии? – нахмурился профессор и сел в кресло, которое недовольно пискнуло под его довольно грузным телом.

– Вовсе нет, но мне было шестнадцать, когда я в драке парня порезал. Чеченец он был, а тогда как раз с ними буча была. Да что вам рассказывать, у вас же постоянно на улицах кого-то выкашивают из… ой.

– Ничего страшного, продолжайте.

– Ну хорошо же. Я не попал в колонию, потому что дело замяли и списали на самооборону, родители хорошие были. А вот куда я попал, так это в армию. – Глаза мужчины слегка затуманились от воспоминания, которое, очевидно, вызывало в нем двойственные чувства. Он не знал, как сказать правильно и о своей любви к сослуживцам, и о ненависти, которую он тоже питал.

– И? Вы там что-то пережили?

– Да, – хохотнул мужчина. – Вот то самое, о чем вы говорите, сеньор доктор.

– Оу, – сказал профессор и слегка улыбнулся, как будто разговор принял для него более понятный оборот. Он даже слегка поерзал в кресле от предвкушения.

– Нет, на самом деле, рад разочаровать вас, – хохотнул мужчина. – Я там с ксендзом познакомился.

– С кем? – проговорил психоаналитик и слегка зевнул.

– Ну, со священником католическим, фатером, падре, короче, он наставил меня на правильный путь. И я понял, что надо что-то делать со своей жизнью. Стал ходить в церковь, молиться, каяться, и так хорошо на душе стало, как будто в нее ангелы плюнули своей чистой божественной слюной, сладкой, как мед или лемонад. Вот как я жил, когда тут началось такое…

– Что?

– Я вышел на гражданку, связался с некими интересными людьми, довольно значительными и выдающимися в своем роде бизнесменами. Даже сам торговать начал. И то, что случилось позднее, привело меня сюда, прямо в ваши руки. И я не знаю, что с этим делать и как быть дальше, потому что тайну свою разглашать не намерен ни под каким видом, можете даже не пытать меня.

Профессор разочарованно присвистнул сквозь зубы, как иногда делал, оставшись наедине с собой в сложных обстоятельствах. Жена ненавидела эту его привычку и часто ругала за нее, а он не мог от нее избавиться. Мало кто знал, что в центре зуба у него не было, поэтому свист получался более чем резкий и тонкий, подобный звуку флейты.

– Ну а ваша девушка? О ней вы мне расскажете?

– Конечно, – русский запустил руку в карман и вынул оттуда новенький блестящий айфон, забавно смотревшийся в его смуглой грубоватой руке с яркими голубыми венами, похожими на заснувших червяков. – Вот ее фото.

На психоаналитика глядело лицо молодой, до неприличия свежей индианки в легком цветастом платье с поперечными полосами, которая отчаянно смеялась, наклоняясь над мангалом с шашлыками где-то на заднем дворе.

– Я никогда не был женат и не буду, – пояснил русский.

– Почему это?

– Я скоро дам обет безбрачия, и мне придется ее оставить навсегда. Она может тоже последовать за мной и отправиться в ту страну, откуда нет выхода – Царствие Небесное силой берется.

Доктор озадаченно уставился на него, взял со стола карандаш и принялся вертеть в руках. Казалось, его мучает какая-то мысль, которую он никак не может сформулировать, которая не дает покоя ему с самого визита.

– Вам не бывает скучно, профессор?

– Почему вы спросили об этом?

– Потому что вы считаете всю жизнь одним нескончаемым сексуальным насилием, быть может?

– А чем считаете ее вы? Царствием Небесным?

16
{"b":"860180","o":1}