Заработок у меня был хороший. Помимо работы в кузне, меня стали приглашать в дома выполнить какую-то сложную или тяжелую работу. Парень я был рукастый, поэтому катался, как сыр в масле. А к концу той зимы перебрался из постоялого двора в крошечный домик, который снял за вполне умеренную плату. Ничего особенного – две комнатки, кухня и пара чуланов, в которые мне толком и сложить то было нечего. Конечно, я страшно скучал по прекрасным завтракам и ужинам, которыми меня потчевала добрая старушка на постоялом дворе, но мне было не привыкать готовить самому. К тому же я прикупил себе несколько кур и телку, которая, к моей несказанной радости, скоро понесла. Я ждал приплода к августу, и всячески баловал мою крошку.

Первое время я по-прежнему ждал Анику. Каждый божий день. И не забывал помянуть ее в своих молитвах. По ночам я часто просыпался, уверенный, что разбудивший меня шорох или стук – это она. Но недели складывались в месяцы, и ее образ истончался в памяти, превращаясь во что-то эфемерное, мистические и очень далекое от меня. Что бы нам не уготовила судьба – у нее свой странный путь, а у меня свой – простой и земной.

Когда я не слишком уставал после тяжелого дня, то проводил вечера в уютном трактире неподалеку от дома, где собирались местные. Пили, мыли друг другу кости, плясали и мерялись силой. Друзьями я не спешил обзаводиться, но вот приятелями мог уже назвать многих. В один из таких вечеров, когда за окном лил апрельский дождь, в харчевню ввалился один из таких приятелей. Питер. Хороший парень, работящий.

- Мы должны немедленно пойти! – крикнул он. Гомон в пабе стих, и сорок глаз настороженно уставились на него, - Я слышал ее! Ведьму!

- Это всего лишь твоя жена, Пит! - раздался в ответ чей-то пьяный голос, и последующий всеобщий гогот заглушил его.Питер что-то продолжал говорить, губы его дергались, глаза метались из угла в угол. Но я видел, что парень не пьян, а потому вышел из-за общего стола и поманил его в неприметный закуток. Вскоре пляшущий стакан отбивал дробь о его почерневшие от курева зубы, а когда дрожь немного унялась, он кинул безумный взгляд в зал и попытался снова закричать, но раздалось едва слышное блеянье: «Я видел ее! Увела моего Джулса!»

Когда на него снова никто не обратил внимания, он сосредоточился на мне и обхватил мое запястье ледяными пальцами.

- Джулс ушел! Выломал дверь в стойло и удрал в лес. У него гон начался, и я побежал за ним, решив, что какой-то идиот оставил свою кобылу на свободном выгуле. А потом услышал ее… ведьму!

- Что значит, услышал? – спросил я и пододвинул к нему свою кружку эля.

- Что-то… неразборчивое. Ааа-ыыыы-оо. Но это был женский голос, звонкий! Я почти догнал его, но… Пойдем вместе! Он где-то рядом!

- Вернется твой конь, - произнес я онемевшими губами, думая не про Питерова богатыря-шайра, а про слонов, которые не водятся в Англии.

- А если нет?

- Если нет, то соберем с утра бригаду и отправимся на поиски.

Питер понемногу успокаивался. Я кивнул хозяину, и тот принес еще кружку эля. Задумчиво наблюдая, как он маленькими глотками пьет, я лихорадочно думал, что делать. Конечно, я чувствовал свою вину, ведь, как ни крути, а именно я привел одержимую девушку в эти леса, а потом оставил ее без присмотра. Слонов она не нашла, но намотала на ус и… Конь-тяжеловес Питера был не единственным, кто бесследно пропал за последнее время. У Рассмусенов сбежал бык. Но там все списали на то, что рядом за стеной легчили овец, и он напугался, нанюхавшись свежей крови. Здоровенный был бык… так и не вернулся. Помнится, еще свинья у Бредов бросила новорожденных поросят и тоже ушла. Безвозвратно.

…

Конечно, Джулс не вернулся ни на следующий день, ни через два. Питер собрал толпу, чтобы прочесать лес, и я в этом участвовал. До сих пор не знаю, как бы я поступил, если бы мы набрели на убежище Аники. Попытался бы ей помочь? Не знаю. Но так сложилось, что поиски проходили чуть в стороне от болота и нашей хижины.

А еще через несколько недель, когда пересуды о Питеровом шайре сошли на нет, у меня пропала корова.

Стояла глубокая ночь. Я вдруг сел в постели, протирая глаза и пытаясь разобраться, что меня разбудило. Но мне кажется, с тех пор, как закончились поиски Джулса, я постоянно ждал, что это произойдет.

Потом понял, что разбудил меня визгливый скрип воротины за стеной – в стойло моей умницы Бизи. Сама она открыться никак не могла, потому что накануне вечером я лично ее запер. Быстро натянув башмаки, я бесшумно выскользнул через окно в огород и, припадая в густых тенях, выглянул из-за угла. Калитка была распахнута настежь, а моя Бизи тяжело и неторопливо двигалась по дороге прочь от дома. Ее колокольчик сонно позванивал при ходьбе. Улица поворачивала направо, но корова, словно во сне, двинулась напрямик - через деревенские сады – к лесу. Я припустил за ней, пытаясь уловить за звуками тяжелого коровьего дыхания и треска ломающихся веток… ну, не знаю… пение?

Выйдя из садов на пустое пространство, Бизи двинулась быстрее, почти бегом. Я очень быстро потерял из виду ее раздутое туловище, но не отчаивался, ведь точно знал, куда она идет. Главное, успеть до того, как маленькая ведьма загонит ее в болото! Боже! Теленок должен был появиться очень скоро, и у меня были насчет обоих животных большие планы!

И все же я опоздал. Еще издали среди деревьев я увидел мерцающее болотное свечение, и услышал знакомый тошнотворный напев, а когда выбежал на берег, Бизи уже была зашла глубоко. Над пузырящейся поверхностью виднелась только ее рогатая голова и хребет.

- Стой! Прекрати! – заорал я, но Аника продолжала петь. Тогда я схватил первую попавшуюся под руки корягу и, размахнувшись, запустил ее в голову ведьмы. Трухлявая ветка от удара разбилась в щепки, но пение оборвалось, и Аника, оглушенная, осела на прибрежную траву.

В тот же миг, как ведьма замолчала, подала голос корова. Нет, не так. Она закричала!

- Би, плыви к берегу! – крикнул я, будто ожидал, что она поймет. Но она действительно, словно услышала меня и поняла, и даже попыталась развернуться, но то ли вес теленка тянул ее ко дну, то ли ноги запутались в подводном мусоре, но развернуться она так и не смогла, барахтаясь на одном месте. Хорошо, что я мог видеть ее только сзади… не видел выражения ее глаз.

Одурев от ужаса и жалости, я сбросил башмаки и кинулся в воду. Я не представлял, чем мог бы ей помочь, но оставаться на берегу просто был не в силах. Ноги увязали в топкой глине, душные метановые испарения туманили голову и зрение. Тем временем Бизи ушла под воду. Несколько секунд поверхность еще волновалась и пузырилась, а потом разгладилась. Кашляя и почти теряя сознание, я продолжал плыть. Надеялся, что смогу занырнуть, что вода не будет слишком грязной, и я увижу, за что зацепилась Бизи. Надеялся ей помочь. И каждую секунду боялся, что дело тут вовсе не в водорослях или топляке. Чем больше я отдалялся от берега, тем отчетливее представлял, как из мутной, коричневой глубины, у самого илистого дна за мной следит единственный подслеповатый глаз с горизонтальным, как у козы, зрачком.

Добравшись до места, где на поверхность еще изредка всплывали последние пузырьки – все, что осталось от моей Бизи и ее приплода – я постарался надышаться хотя бы на пару минут. Дышать приходилось все тем же метаном, и в голове совсем помутилось. Поэтому я сначала принял за галлюцинацию то, что произошло следом. Болото вдруг взбурлило. Я дико закричал, когда меня ударило что-то снизу, подняло высоко в потоке бурой, густой жижи, понесло прочь и выбросило на берег. При ударе я вывихнул локоть, попытался завопить, но рот (как и глаза) был полон глины, песка и какой-то тошнотворной болотной слизи, вроде икры, которую оставляют у берегов тритоны. Желудок взбунтовался, и я выблевал и грязь, и остатки моего ужина. Глотнув свежего воздуха, я снова попытался заорать, но вместо этого на минуту отключился.