Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Родион тут мне полковника изобразил. Кстати, весьма похоже.

— Наши смеются в ответ, сидевших в засадах вперёд вытолкали. Сообщили Котовичу, что с Ля-Куртином всё хорошо, недаром сюда никто из посланных ещё не возвратился. Котович руками машет, чуть с лошади своей не падает…

Малиновский сам руками замахал, опять Котовича изобразил.

— Наши свистят, смеются. Потом от комитета команда поступила, мы развернулись и обратно пошли. Не послушали полковника. На обратной дороге у леса закусили хлебушком и консервами. Потом и сюда пришли.

Малиновский закончил свой рассказ.

— Собачек наших хорошо выгулял? — задал я ему вопрос.

— На неделю вперёд, — прозвучало мне в ответ. — Набегались они у меня вволюшку.

— Вот и хорошо. Иди отдыхай.

Я отпустил Родиона. Вид у него был уставший. Немало он сегодня по французским дорогам отмахал.

Следующий день в Ля-Куртине занятий не было. Солдатский комитет объявил сутки отдыха, а дальше всё покатилось по накатанной колее. В семь утра построение у казарм, а затем с песнями в поле на занятия.

Да, фельтенцы, что в лесу с пулеметами сидели, обратно в свой лагерь не вернулись. К оружию их не допустили, так что у меня в лазарете теперь полно помощников.

Это им как наказание — с больными работать. Каждый сейчас в маске ходит, от испанки старается уберечься.

Вот это, так я считаю, правильно.

Глава 30

Глава 30 Пушки на холмах

Между тем, Керенскому от французского правительства летели телеграммы. Одна за другой. Заберите, мол своих мятежников обратно в Россию. Воевать они не хотят, только тут у нас смуту сеют…

Главковерху дома такой подарочек был совсем не нужен. У него самого хватало бузящих солдат. Ещё и рабочие повсюду бастовали, женщины на улицах хлеба требовали.

Занкевичу от Керенского последовало строгое распоряжение — ликвидировать мятеж в Ля-Куртине во что бы то не стало. Пусть ему французы помогут, свою артиллерию для этого предоставят.

В конце августа вокруг лагеря с несознательными русскими войсками началось какое-то шебуршение.

Сперва на возвышенностях вокруг Ля-Куртина группы людей в военной форме появились, стали что-то высматривать.

На следующий день на высоты нагнали французских солдат и они принялись землю рыть.

Вечером того же дня ко мне Малиновский подошел.

— Можно, сходить узнать, что там делают?

Мне, честно сказать, это тоже было интересно. Не нравилось мне данное землекопание.

— Один пойдёшь?

— Не, не… Комитет группу собирает…

Малиновскому, как и всему персоналу лазарета мною давно было сказано — если куда надо отлучиться, обязательно спрашивайте. Отпущу, если аврала какого-то нет, но знать буду, что, такой-то работник у меня временно отсутствует. Люди болеют и раны получают не по расписанию, поэтому я, как руководитель, должен всё время о наличии персонала в лазарете знать.

— Иди, — разрешил я. — На всякий случай револьвер возьми.

Револьверов этих у нас в лазарете — как у дурака махорки. И, подарки, это от раненых, и после умерших остались.

Я хорошие не велел сдавать, прихранить приказал. Пусть будут. Сколько раз уже на лазареты нападения германцев случались, а оружие, чтобы отпор дать, никогда лишним не будет. Пулемет у нас даже имеется, но об этом никому знать до поры не надо.

— Возьму, возьму. Ручные гранаты тоже…

— Не надо гранат. — я строго посмотрел на Родиона. Молодой он ещё, как бы плохого не наделал.

Охотники, в том числе и Малиновский, вернулись под утро. Я уже не спал.

— Что там?

— Французы окопов накопали, пулеметы везде установили. — Родион зевнул, ночь-то спать ему не пришлось.

— Пулеметы? — удивился я.

— Пулеметы, — подтвердил Малиновский.

Весь день работы на возвышенностях вокруг лагеря продолжались. Народу там, на мой взгляд, прибавилось.

Ночь прошла спокойно, а утром, где французы земляные работы вели, послышалось лошадиное ржание, грохот повозок, громкие команды.

Днём французы спустились с возвышенностей и продолжили рыть окопы ближе к лагерю.

В Ля-Куртине уже никакие занятия не проводились, все были под ружьем. Да, возникла ещё одна проблема — нам прекратили подвозить продовольствие и лагерь теперь жил на старых запасах.

Медикаменты у меня тоже были на исходе.

В траншеях, что сейчас стали ближе к лагерю, звучала не только французская, но и русская речь.

— Фельтенцы… — уверенно сделал вывод Малиновский.

— Откуда знаешь? — с недоверием посмотрел я на своего санитара. — Наши же это, фельтенцы, из бригады.

— Они… Из сознательных…

Я сходил за биноклем и начал рассматривать холмы.

Мля…

Пушки! Французы пушки устанавливают!

Они, что в нас стрелять собрались? Как в германцев?

Да, ну… Не…

Вечером лагерь облетела весть — Занкевич давал Ля-Куртину сутки на разоружение и выход из лагеря. Выходить из лагеря надо было по разным дорогам, а все винтовки и другое оружие полагалось оставить в казармах. В случае неподчинения Ля-Куртин будет подвергнут артиллерийскому обстрелу без всякой жалости.

Солдатам в окопах вокруг лагеря был отдан приказ стрелять, если ля-куртинцы к ним начнут приближаться.

— Эти стрелять будут, — заверил меня Малиновский. — Через одного — негры.

Глава 31

Глава 31 Эвакуация больных

Что-то мне говорило, наверное, мой внутренний голос — не побегут прямо сейчас ля-куртинцы сдаваться.

Дойдёт дело до обстрела артиллерией.

Плохо всё будет.

Появится много жертв…

Так, а с больными моими, что?

Большая часть из них пластом сейчас лежит. Начнут пушки нас снарядами засыпать, а они даже убежать спрятаться не смогут.

Я-то пока хожу, хоть каждый день возбудители испанки в мой организм попадают. Тут спасибо зверькам моим золотым — всех болезнетворных вирусов и бактерий, что в меня проникают, они сейчас быстро ликвидируют. Раньше такого не было, а тут они всё же приноровились. Персонал лазарета на меня уже косится — не колдун ли Иван Иванович какой, не заговоренный ли он? Все испанкой болеют, а его никакой леший не берёт…

Надо в солдатский комитет идти. Телеги просить. Попробовать вывезти пациентов лазарета из лагеря.

Не будут же в телеги с больными стрелять. Тем более, я их флагами с красным крестом оборудую. Настоящих санитарных телег у меня здесь нет, значит — устроим импровизацию.

В лазарет Фельтена ближе всего больных вывезти. Туда и попрошусь.

Ничего лучшего пока в голову мне не приходило.

В лагере наблюдалась нервозная обстановка. Кое-где почти митинговали.

Я прошел в барак солдатского комитета, объяснил ситуацию.

— Сдаваться мы не собираемся, винтовок из рук не выпустим, а больных, правда, лучше вывезти. Водопровод уже фельтенцы нам перекрыли, да и кормить больных надо… Тем более, Иван Иванович, что лекарств у Вас, как говорите, больше нет.

Водопровод — это плохо…

С кормёжкой — совсем беда. Мяса, муки — кончились запасы. Вчера весь день консервами мои пациенты питались. К тому же — по половинной норме выдачи. Сегодня утром — одним чайком пробавлялись. Без хлеба.

— Дадим телеги и лошадей. Готовьте своих больных.

Так мне в солдатском комитете сказали.

Не успел я уйти из комитета, как туда самокатчик от Занкевича прибыл. Должны де все из лагеря в течение часа выйти, а то — обстрел начнётся.

Ему велели Занкевичу дулю с маком показать.

— Постой. — тронул я за рукав посланца. — Передай там, скоро из Ля-Куртина больных вывозить на телегах начнут. Пусть не стреляют.

Самокатчик мне в ответ кивнул. Передаст он мол всё, как я прошу.

Чуть не бегом он из комитета потом убежал. Думал, наверное, что бока ему намять ещё могут.

Я заторопился в лазарет. Надо скорее больных вывозить, пока обстрела ещё нет.

19
{"b":"859271","o":1}