— Спонсорами? — моему удивлению не было предела. — А разве старые так плохи?

Конечно, большая часть средств оседала в карманах воспитателей и прочих работников. Вот только и дети не жаловались. Раньше. Одетые, не голодные — и ладно. Неужели наш пропавший — единственный нормальный в этом коррумпированном дурдоме?

Пока я размышляла, что бы ещё такого спросить, пока наш друг снова не налёг на жирную курицу, Демьян решил проявить инициативу:

— Да ты продолжай, не стесняйся. Он реально искал спонсоров? Но зачем? Нельзя, что ли, существовать с тем, что есть. Наворо… Ай, Яна! Больно же! — я изо всех пнула напарника под колено.

Да он своими топорными методами испортит мне всю работу! Я не могла этого допустить.

— Так что вы там говорили? — я постаралась кокетливо состроить мужчине глазки.

Судя по тому, как передёрнуло Злобина, вышло у меня так себе. Мысленно пожала плечами. По крайней мере, я постаралась.

И вскоре мои попытки принесли свои плоды.

— Да что там? Это правда не особо интересно. Прозвучит как бред, но в какой-то степени я даже рад, что старина Барни не замкнулся в себе после того, что с ним произошло.

— Подробнее?

Мужчина как-то смутился. Отвёл взгляд и беззвучно выругался. Кажется, ляпнул лишнего. Но всё же разлепил блестевшие от жира губы.

— Ну, типа он хотел, чтобы воспитанники жили лучше, чем сейчас. Очень хотел открыть благотворительный фонд имени своей подруги, которая погибла почти сразу же после выпуска.

Я вздрогнула как удара. Напряглась всем телом и постаралась ни единым жестом не выдать своего волнения. А мужчина тем временем продолжал:

— Ну и искал спонсоров. Накануне, ну, — он опять потупился, — когда он пропал, он, — «да хватит уже облизывать чёртовы жирные губы, фу!», — он буквально танцевал от радости. Спонсоры нашлись. А теперь я даже не знаю, что будет.

Мы замолчали. Больше никто не задавал никаких вопросов. Потому что эти сведения банально ничего не объясняли. Да, цели Барни были благородны. Как, наверняка, и многое другое. Вряд ли это как-то относится к делу. А что до истории, которая произвела на меня впечатление? Так это глупости.

Я просто на миг представила, что если бы в моём детском доме у меня друг и я бы сбежала оттуда, инициировав свою смерть…

«И перед кем я оправдываюсь?»

Злобин не стал больше задерживаться. По его поджатым губам и недовольным хмурым взглядам, которые он бросал на меня, было понятно, что он до сих пор думает, что я как-то причастна к этой истории.

Увы, порадовать его нечем. Нас наконец-то отвезли домой. Всё это время Злобин не произнёс мне ни слова, но в каждом его движении чувствовалось неодобрение. И скрытое недовольство, что дело так затягивается. Путь до дома прошёл в гнетущем настроении.

И только уже когда мы подъехали к нашему агентству, Злобин сказал мне, стоило Демьяну отойти:

— Вы же понимаете, что если на улицах вновь появятся огоньки, то мы оба с вами будем знать, кого в этом обвинят в первую очередь?

Нет. Нельзя показывать, что у него есть хотя бы толика власти в руках. Следователь как зверь. Его натаскивали на преступников, и стоило простому существую проявить страх… Это как кровь на теле жертвы. Хищник пойдёт по следу и вцепится в глотку, раз за разом выгрызая свою правду.

— Понимаю, — уронила я.

И гордо развернулась, не став ничего добавлять. Всё было понятно и без слов.

За спиной послышался рёв мотора — следователь поспешил скрыться за горизонтом.

Говорят, что фениксы раньше не прятались среди людей. Жили открыто и бесконтрольно творили невиданную магию. Да они сами — воплощение несбывшейся мечты любого мага. Я посмотрела на лампу, которая еле тлела. Сказывались ночные огоньки, забирающие всю энергию из техники.

Что ж, наверное, хорошо, что нас не разобрали на батарейки.

С другой стороны…

С Демьяном я столкнулась в коридоре. От неожиданности я чуть завалилась вперёд, прямо в сапогах. Чудо, что он поймал меня. Вот только остальное явно было лишним.

— Что-то ты совсем расклеилась, — усмехнулся он. — Помочь тебе, что ли?

И, не отрывая рук от моего тело, медленно провёл руками вниз. Осторожные прикосновения к талии, снизу вверх на меня смотрят бледно-голубые глаза. Яркие, как тысячи бриллиантов под солнцем.

Я ахнула, не успев ничего сообразить. Всё так же медленно, словно растягивая удовольствие, Демьян провёл по ноге, затянутой в модные длинные сапожки. Нащупал горячими пальцами собачку и…

Никогда бы не подумала, что простое снятие обуви может превратиться… в это. Молния разошлась, и теперь я отчётливо ощущала руки оборотня сквозь не особо плотную ткань колготок. Это было так… Странно.

За второй сапог он взялся с таким же усердием. Я уже не соображала, где я, кто я. Что со мной? Щёки пылали так ярко, что от меня можно было зажечь десятки, нет, сотни ламп. Дыхание сбилось, а сердце грохотало где-то в ушах, когда я опустила голову и встретилась глазами с Демьяном. Голод отражался в глубине зрачков. Он улыбнулся.

И я окончательно пропала.

Горячие поцелуи как электрический ток по венам. Остро. Ярко. Почти больно. Я задыхалась, не в силах прекратить это безумие.

Низкий стон вырвался из моей груди, когда Демьян резко развернул меня к двери и вновь спустился вниз жалящими поцелуями. Голодные поцелуи-укусы оставляли свой след не на кожи, а словно оставляли метку в душе.

«Моя, моя, наконец-то!» — рычал Демьян, не останавливаясь.

А я настолько запуталась в своих ощущениях, что и сама не понимала, где начинаются его делания и заканчиваются мои. Мы словно бы уже стали единым целым.

Где-то там, на задворках памяти, бахнули с грохотом у входа сапоги. Следом полетело на пол моё пальто, пока я, как безумная, выцеловывала шею этого несносного мужчины. Вот так, со мной на руках, он легко взобрался по лестнице, не прекращая меня целовать.

— К тебе или ко мне? — он остановился лишь на миг.

Отблески разгорающегося пламени горели в его глазах. Страсти, огня, одержимости. Но не любви. И я испугалась.

Как самая последняя трусиха, вывернулась и скользнула за дверь, судорожно прижимая к груди наполовину расстёгнутое платье.

— Марьяна! — сердце билось испуганной птицей. — Давай поговорим нормально.

Стук в дверь. Ещё один. Ещё. А я боялась. На миг я представила такое…

Нет, наша страсть нас только погубит. Это недостойно ни меня, ни его.

Мне надо было всё обдумать.

— Уходи. Не стой под дверью. Мы поговорим утром, — и, чуть тише, зная, что услышит. Оборотень всё-таки. — Мне надо подумать.

— Марьяна! Ну Ян! Хватит прятаться в своём коконе. Это недостойно ни меня, ни тебя. Давай всё обговорим, а? Марьяна?

Я ничего не ответила. По всему телу горели его поцелуи, я чувствовала себя птицей, которой по пёрышку выдирают крылья. Мне нужно было разобраться в себе, ведь если я и правда могу быть опасна как феникс, то не принесу ли ему вреда, вверяя себя в руки минутной слабости?

Что, если страсть пройдёт, а я останусь. Как мама.

Глупы те, кто верят, будто единожды сгорев, феникс восстанет из пепла.

Скорее, он погребёт под остатками всех своих близких.

— Ладно, — вдруг раздалось за дверью, — я пойду отвезу «ласточку» в ремонт. Только не думай, что утром тебе удастся избежать разговора.

Мне оставалось только согласиться.

Неудовлетворённость собственным выбором болью отдавалась во всём теле. Почему же я… такая?

«Всё, хватит, оставить грустные мысли! — приказала я себе, скидывая с себя одежду и переодеваясь в банных халат. — Взрослая состоявшаяся женщина. Сейчас я приму ванную, а завтра всё будет как раньше».

С этими мыслями я отправилась в ванную. Но перед этим решила расстелить кровать. Что-то странное блеснуло возле подушки. Не помню, если честно, что я что-то там складывала, однако решила убрать сейчас, чтобы не напороться после, когда буду укладываться спать.

— Подождите-ка, — сказала я вслух, рассматривая странную цепочку. — Да я же её потеряла много лет назад. Что за…?