Персей – смертный, обезглавивший Медузу, – становится великим героем. Его почти всегда изображают как непобедимого и доблестного юношу, скромно потупившего взгляд (самый яркий пример – статуя 1554 г. авторства Бенвенуто Челлини). Это он срубил голову с жуткими кудрями, обратил с ее помощью своих противников в камень и, по злой иронии, преподнес ее в дар Афине – той самой богине, которая прокляла Медузу, – чтобы она отпугивала ею врагов. Медуза навсегда превратилась из прекрасной женщины, которую вожделел бог, в олицетворение ужаса, чудовище, убивающее одним своим видом.
Впрочем, убивать одним своим видом может и красота – причем опасна она не только для глаз смотрящего, но и для себя самой. Как не вспомнить в этом контексте тот «лик, что тысячи судов гнал в дальний путь», как писал Кристофер Марло? Рожденная «с красотой, какая словно бы доводит людей до безумия» – так Стивен Фрай описывает Елену Троянскую в своем пересказе древнегреческих мифов о героях. Но если изучить историю прекраснейшей женщины в мире чуть подробнее, в ней также обнаруживается много неоднозначных деталей. Елена, дочь Зевса и Леды, появилась на свет в результате того, что вернее всего будет назвать изнасилованием. Девочкой (7, 10 или 12 лет, по разным источникам) она была похищена Тесеем и его другом Пирифоем, которые решают держать ее в заточении, пока она не достигнет возраста вступления в брак. После того как ее освобождают Диоскуры (Кастор и Полидевк), к ней сватается множество женихов, достойнейшим из которых оказывается Менелай. Остальные женихи приносят клятву прийти Менелаю на помощь, если Елену когда-нибудь похитят. Затем ее соблазняет и подговаривает убежать или просто похищает (тоже в зависимости от источника) Парис, судья в конкурсе красоты, который Гера, Афродита и Афина устроили между собой. За победу в этом конкурсе Афродита пообещала ему прекраснейшую женщину мира. Елена одна из немногих переживает Троянскую войну и возвращается домой с Менелаем, который сначала планирует наказать «неверную» жену за связь с Парисом, но потом, взглянув на нее, снова подпадает под ее чары. Заколдовала ли она его, когда вновь оказалась под его властью? Или она всегда была верна Греции? Античные источники дают нам на этот счет противоречивые сведения, а в драматической поэме Гете «Фауст» Елена предстает перед нами «славой и стыдом покрытая»{404}.
Караваджо. Медуза (1595)
Красота – тот единственный атрибут, который в прошлые времена мог гарантировать женщине сокровенное «и жили они долго и счастливо», – была парадоксальным образом также способна натравить на героиню богов и богинь, не говоря уж о смертных мужчинах. Прекрасной и доброй Психее достается от Венеры, которую выводят из себя слухи, будто девушка настолько хороша, что могла бы сойти за ее дочь и затмить ее своей красотой. Ослепительную Андромеду приковывают к скале как подношение морскому чудовищу, посланному Посейдоном, – лишь потому, что ее мать, Кассиопея, похвасталась красотой дочери. А вспомните, как разозлили Афину чарующие кудри Медузы! Вспомните Европу, Ио, Леду, Каллисто, Персефону, Филомелу и целый ряд других героинь – очаровательных, пленительных женщин с одной и той же печальной участью: их всех (в зависимости от рассказчика) соблазняли, похищали и позорили. У каждой из этих историй существует множество вариаций, найти которые можно в самых разных источниках, от древнегреческих текстов до сборников классических мифов, составленных такими авторами, как Э. Булвер-Литтон, Р. Грейвс, Э. Гамильтон или супруги д'Олер.
Франческо Приматиччо. Похищение Елены (ок. 1535)
В 2009 г. нигерийская писательница Чимаманда Нгози Адичи выступила с лекцией TED, в которой говорила о том, как опасно упрощенное восприятие мира, и о том, как важно знать больше, чем «одну-единственную историю» или одну-единственную точку зрения{405}. Когда-то в детстве ей рассказали об одной семье, что эти люди «бедны», и она стала представлять себе их жизнь как тягостную и тоскливую борьбу за существование, которую они ведут изо дня в день, в полном отчаянии, вообще не зная радостных, светлых минут. Но изумительная корзина, сплетенная одним из членов этой «бедной» семьи, в один миг разрушила предвзятое мнение Адичи о жизни этих людей. Она поняла, что бедность не лишает человека творчества, красоты, радости и достоинства. «Отказываясь от одной-единственной истории, – сказала она в завершение своего доклада, – мы обретаем нечто очень похожее на рай». Одна-единственная история, добавила она, создает стереотипы, «а стереотипы плохи не тем, что они неверны, а тем, что они неполны». Слушая это выступление Адичи, я подумала о том, что и тысячеликий герой был тоже трагически урезан до стереотипа, причем не только неполного, но и в каком-то смысле неверного, поскольку «путешествие героя» – это порой лишь часть истории (от силы половина, а иногда и того меньше).
Тысяча и одно лицо героинь, представленных в этой книге, раскрывают старые истории с новой стороны. Лица этих женщин пластичны и изменчивы – они противятся любым попыткам зафиксировать их черты и запечатлеть одно характерное выражение. Ни одна из этих героинь не затмевает других и не задерживается надолго в одном образе. Все они эволюционируют, восстают против существующих норм и авторитетов, бунтуют, борются и требуют перемен. Традиционные иерархии героического приходится все время перестраивать и переиначивать, поскольку наши культурные ценности тоже все время реформируются и меняются. Это касается и героев, и героинь. Они обновляются и будут обновляться бесконечное множество раз – в полном соответствии со значением числа «тысяча и один» в арабской культуре.
Как только мы начинаем рассматривать классические истории, которые веками рассказывались и пересказывались нашей культурой, с точки зрения второстепенных персонажей: рабов, наложниц, жертвенных агнцев, изгоев, неудачников и всех тех, кто оказался на стороне слабых или проигравших, – мы тут же освобождаемся от обязанности восхищаться, преклоняться и почитать. Мы внезапно становимся несоизмеримо более изобретательными, обретаем способность видеть события под иным углом и находить новые трактовки тем историям, в которых они излагаются.
Нам рассказывали, что Троянская война началась с состязания в красоте и соблазнения (похищения) самой прекрасной в мире женщины, на которую впоследствии возложили вину за страшные разрушения и гибель множества людей в ходе греко-троянского военного конфликта. Но когда мы узнаём, что у этой истории есть иная сторона, и выясняем, что в одном неканоническом тексте о Троянской войне Елену опаивают, а в другом и вовсе отправляют в Египет, где она все это время хранит верность Менелаю (и сама даже не думала ни с кем состязаться в красоте и не планировала собственное похищение), мы уже не столь готовы взвалить на ее плечи ответственность за ужасы войны и видим в ней скорее еще одну жертву всех этих кровавых событий. Более того, не будем забывать о том, что целеустремленные и прагматичные греки, мечтавшие построить собственную империю, под предлогом мести за свою поруганную честь в итоге просто безжалостно разграбили Трою. В том же духе рассуждал Чарльз Диккенс, когда назвал сексуальное насилие над женщиной (сестрой мадам Дефарж, обесчещенной аристократом) тайной причиной Французской революции. Каким-то извращенным образом последствие войны – сексуальное насилие – оказалось казус белли{406}.
В завершение этой книги я хотела бы вспомнить о невоспетых героинях – не просто об очерненных и оттесненных на обочину женщинах из рассказов о давнишних войнах, а о реальных женщинах, которые, страдая и сострадая, залечивали нанесенные войной раны, хотя осознавали, что их труд не принесет им почета и бессмертной славы героев войны. Моя цель не в том, чтобы в очередной раз повторить банальность, будто внимание и утешение – естественные женские функции, а агрессия и злость – неотъемлемые качества мужской психики. Я лишь хочу привести примеры того, как женщины справлялись с бедами и, вопреки всей кажущейся тщетности собственных усилий, оказывали хотя бы минимальное сопротивление бесконтрольному ужасу войны.
