— Отправим их на новые заимки, — решил я. — Заодно испытаем в деле. Пока у нас тут все капитаны в сборе. Кому оценивать работу, как не им?

Капитанов теперь оказалось больше чем кораблей. Хотя в гавани теперь стояло восемь парусников и несколько баркасов — невиданное для наших мест оживление — старый охотский флот уже отслужил своё. «Филимон» и «Варнава» пришли в ветхость и готовились к списанию (один из них я собирался затащить во двор Косого Дома и сделать музейным экспонатом вместо «Онисима»). Обоим старичкам давно перевалило за дюжину лет, что являлось пределом, учитывая охотскую древесину и жесткие условия эксплуатации. Обшивку мы бы ещё смогли заменить, но весь остальной набор порос грибком, гнилью и крошился от хорошего удара кулаком. «Гавриил» Бичевина был столь же стар, но иркутский купец завязал с северными промыслами и не собирался отправлять людей дальше, чем в проливы между островом и материком. «Кирилл» — последнее судно охотской постройки, пока ещё резво бегал по волнам, но возраст его неумолимо приближался к пенсионному. И только построенный в прошлом году уже здесь «Мефодий» выглядел достаточно крепким, чтобы пересекать океан. Березин утверждал, что американское дерево добрее, держит гниль гораздо лучше охотского, а потому корабли местной постройки протянут дольше.

Ради регаты мы задержали выход «Кирилла» и «Мефодия» к островам и в Охотск, подразумевая, что потом новенькие шхуны пополнят флотилию и мы наверстаем упущенное.

Глава двадцать шестая. Регата

Поскольку за удовольствие платил я, мне и предстояло заказывать музыку. В данном случае давать кораблям имена и ставить задачи. Империя потихоньку приобщалась к мировой культуре, устроила свой маленький екатерининский ренессанс, и корабли стали называть не только именам святых.

— Виктория, Олимпия, Колумбия, — торжественно окрестил я кораблики, разбив о нос каждого по бутылке с джином, поскольку шампанского мне раздобыть не удалось.

— Вот, мудрёнть! — отозвался Березин.

Остальные просто опешили. Но как всегда спорить не стали. Наименование корабля в честь нашего города ещё укладывалось в их головах, но два других названия даже удобоваримой версии ни у кого не породили. Разве что Тропинин начал догадываться, куда клонится дело.

Тупорылая «Олимпия» — детище консервативной школы Березина и Кузьмы — представляла собой слега переделанный галиот. Выглядела она несколько неуклюже, зато и на борт брала чуть ли не вдвое больше изящной «Виктории», построенной по моим поэтическим эскизам. Проект Тропинина и Чекмазова стал своеобразным компромиссом грузоподъёмности и красивых обводов. Их шхуне выпало называться «Колумбией» и быть флагманом всей флотилии.

Испытателями назначили Кривова, Бочкарёва и Яшку. Им предстояло опробовать парусники в деле, меняясь время от времени для достижения большей объективности. Окунев с Ясютиным и все корабельные мастера отправились как наблюдатели. По окончании нам всем предстояло решить, который из корабликов лучше.

Политическую часть экспедиции возглавлял Анчо. Ему в помощь мы придали одного местного индейца, имеющего родственника в племени суквомиш и несколько выкупленных пленников, которые принадлежали племенам побережья и знали их языки. Добровольцы из зверобоев, кому Комков предложил должность управляющих факторий, стали первыми пассажирами, а товары на обмен и оснащение торговых постов — первыми грузами. Мы намеревались срубить наскоро по блокгаузу на каждом новом месте, а в будущем превратить торговые посты в настоящие поселения, если возникнет необходимость.

— Для начала лучше опробовать наши шхуны в спокойных водах. Поэтому, первым делом вы зайдёте вот в эту систему фьордов, — я указал на карте то, что считалось заливом Пьюджет. — Мы заходили туда несколько раз на баркасе, но вам предстоит пройти на всю его глубину. Поставите по пути две фактории верстах в пятидесяти одну от другой. Если покажется опасным, людей можно не оставлять. Главное застолбить место. Ну, хоть избушку какую-нибудь на берегу поставить, разведать окрестности, нанести на карту. Последнюю и главную факторию поставите в самом уголке залива. Вот здесь. Её назовёте Олимпией. В честь шхуны. Оттуда уже недалеко и до океанского берега. Так его, пожалуй и назовем — Океанский Берег. Туда можно сравнительно легко добраться сушей и по реке, но это потом как-нибудь.

Тропинин ухмыльнулся. И Олимпия и Океанский Берег значились под этими названиями на моей секретной карте конца двадцатого века.

— Затем вернётесь в Викторию, — невозмутимо продолжил я. — И, если всё будет в порядке, пойдёте океаном на юг. Не далеко. Три сотни верст от мыса Лести. По пути нужно будет поставить ещё три фактории. Одну в Океанском Берегу, вторую в эстуарии Большой реки. Её устье мы проходили, когда шли к Золотым Воротам и возвращались обратно. Реку назовёте в честь шхуны Колумбией. Ещё один торговый пост нужно поставить в бухточке, где проживает племя тилламук. Вот здесь.

Карта, якобы составленная мной во время похода в Калифорнию, подробно описывала береговую черту, и за ориентацию можно было не беспокоиться.

— Вопросы?

— Не слишком ли часто мы собираемся ставить фактории? — спросил Комков. — Народы тут хоть и береговые, но всё же бродячие. Им пройтись пять десятков вёрст, что нам хворосту собрать на костёр. Хватило бы и одного острожка в устье реки.

— При других обстоятельствах хватило бы, — согласился я. — Но на берегах Колумбии живут индейцы чинук, насколько я помню, а дальше уже тилламук. Они воюют друг с другом и лучше торговать с каждым племенным союзом отдельно. Тилламук родственные нашим санькам, кто-то от них даже участвовал в потлаче три года назад.

Комков кивнул.

— Ещё вопросы?

Больше вопросов не было. Идею похода обговаривали много раз, и моё выступление было чистой формальностью.

— Только не перепутайте, — повторил всё же я. — Реку назовёте в честь флагманской шхуны, а факторию в честь «Олимпии».

Тропинин всё посмеивался, а когда народ начал распределяться по бортам и прощаться, сказал:

— Это уже походит на навязчивую идею.

— Что именно? — не сразу понял я.

— Твоё стремление называть города и реки так, как назвали бы их европейцы.

— Есть такое дело, — признался я. — Считай мою блажь игрой, суеверием. Хотя во всем этом есть и практический смысл. Я привык уже к нашим названиям, они значатся на моих картах. Лениво будет переучиваться. Я уже голову сломал. Надо перебираться на материк, но не называть же шхуны именами Ванкувера и Фрейзера. А городок на реке ставить надо. Это ключевая водная артерия в нашем секторе.

— Кук прибудет сюда через несколько лет, — Лёшка засмеялся. — Можно заманить его помощника на берег и подстроить нападение индейцев. А город назвать в память невинно убиенного путешественника.

— А заодно и остров, — поддержал я шутку. — Вот только в этом случае Ванкувер не придёт сюда ещё раз и как нам тогда заполучить офицера Пьюджета, чтобы назвать и залив?

— Ну, во всём нужно меру знать, — смеялся Тропинин. — Ты же не будешь ждать американского президента, чтобы запечатлеть его имя на куске Орегона? А вообще любопытно, как бы ты назвал здешние земли, случись тебе стать первооткрывателем?

— Я и есть первооткрыватель! — воскликнул я.

— Нет, серьёзно.

Я задумался. Называть что-либо своим настоящим или любым из вымышленных имён? Как-то глупо. Перед кем гордиться таким патронимом, да и зачем, если я и без того создавал целую страну? А оставлять имя для истории мне, человеку из будущего, тем более казалось нелепым. В честь монархов или их святых? Чушь! Мне не нравились ни те, ни другие.

— В наше с тобой время на западе Канады будет проживать много украинцев. А чем они хуже тех же шотландцев или зеландцев? Так что назвал бы я остров, например, Новой Украиной.

— Н-да, — Тропинин как-то скис. — Уж лучше продолжай называть, как начал.