Печальный факт состоит в том, что в широком смысле слова советская история действует больше как пропаганда, нежели как академическая наука. Толковые исследования обычно посвящены узкому диапазону вопросов, особенно когда они опираются на документы из архивов. Но структура, или парадигма, советской истории сталинского периода, в контексте которой такие исследования проводятся, устанавливает твердые рамки того, какие умозаключения приемлемы. Научной областью советской истории сталинского периода гораздо больше управляет форма «политкорректности», нежели общепринятые каноны исторического исследования.

Вот тот контекст, в котором бесчестная книга Снайдера, хотя ее переполняют лживые заявления, фальсификации, слухи и ложь, может заслужить положительные рецензии не только от явных идеологов в СМИ или в открыто прокапиталистических организациях и изданиях, но и от профессиональных ученых-историков.

Самый важный вывод нашей книги касается самого Снайдера. Ничто из написанного им о Сталине, Советском Союзе, коммунизме или восточноевропейской истории нельзя воспринимать как точные факты. Каждое его заявление требует перепроверки. Собственно, именно этому посвящена книга, которую читатель держит в руках, — изучению каждого заявления Снайдера антикоммунистической направленности в его «Кровавых землях», в результате чего, как выяснились, все они оказались ложью и фальсификацией.

Научные коллеги раз и навсегда перестали бы доверять ученому, который изобличен в совершении не просто отдельных ошибок, — что неизбежно, — но в совершении одних только «ошибок», выдвижении одних только ложных заявлений и получении, таким образом, одних только ложных результатов. Наука исходит из предположения, что ученые прошлого изложили в своих работах правдивые результаты, которые могут быть использованы в будущем другими учеными. Вряд ли мы сочли бы достоверным «исследование» биохимика, нанятого Институтом табака, если он предоставит «свидетельства», доказывающие, что курение сигарет не вызывает рак легких. Мы сочли бы такое «исследование» не научной работой, а пропагандой, нацеленной на заведомо ложный результат.

Историки действуют аналогичным образом. Если кто-то из них проводит псевдонаучное исследование и сообщает ложные результаты, он становится угрозой для данной научной области в целом. Никто не стал бы использовать такие работы, так как им нельзя доверять. Как и в случае биохимика, ангажированного для фабрикации подлинно выглядящего, но фальшивого «исследования» с заранее предопределенным результатом, так и историка, сочиняющего под видом научных работ антикоммунистические агитки, следует считать пропагандистом, но никак не ученым. Он нарушает каноны исторической профессии. Его работам доверять больше нельзя никогда.

Но отказ в доверии всем будущим работам Снайдера — слишком слабый ответ на «Кровавые земли». Снайдер не нашел ни одного «преступления сталинизма», несмотря на титаническое напряжение своих сил и потуги целой армии польских и украинских ученых. Если бы им удалось отыскать хоть какие-то «преступления сталинизма», можно не сомневаться, они обязательно сообщили бы о них. Но им не удалось найти ни одного — отсюда и все фальсификации.

Что означает: когда речь идет о советской истории сталинского периода, ко всем утверждениям о «преступлениях сталинизма», «злодеяниях» коммунистов необходимо машинально отнестись с большим недоверием. Еще больше мы должны насторожиться, когда такие утверждения исходят от людей, придерживающихся предвзятых антикоммунистических взглядов.

Нельзя доверять ни антисталинским утверждениям, ни антикоммунистическим историям, пока мы не сможем удостовериться в них сами. Но в то же время необходимо предпринять шаги, чтобы гарантировать, в максимально возможной степени нашу собственную объективность в историческом исследовании.

Устоявшиеся представления есть у каждого. Именно собственные устоявшиеся представления и предубеждения чаще и вероятнее всего могут ввести в заблуждение. Чтобы выработать в себе приверженность к объективности, историк должен развить привычку (а) особенно тщательно читать — исключая сомнение и подозрение до значительной степени — любой материал, который кажется идущим вразрез с собственными устоявшимися представлениями, и (б) занимать особенно критическую позицию по отношению к любым доказательствам, которые, скорее, поддерживают наши собственные устоявшиеся представления или идеологические точки зрения. Есть хороший прием — попросить коллег, знакомых с вашими устоявшимися представлениями и убеждениями, критически прочитать рукопись вашего исследования до отправки ее в печать, попросив их заранее внимательно искать, где вы, возможно, неумышленно позволили своим предубеждениям взять верх над приверженностью к объективности.

Снайдер перенял систему взглядов, субъективизм и лживость, присущие работам польских антикоммунистических историков-«националистов». Проверив свидетельства, приведенные Снайдером в доказательство сделанных им заявлений, выяснилось, что все они бесчестны. Таких свидетельств либо нет вообще, либо из них следуют совсем не те выводы, что делает Снайдер, а иногда они даже противоречат его утверждениям. Поскольку в целом Снайдер только перелицовывает польскую «националистическую» мифологию, нам ничего не остается, как исследовать главные постулаты последней, чтобы показать ее ложный характер.

Вот, в частности, те исследованные и опровергнутые «мифы»:

Миф № 1: «Кресы всходние» (восточные пограничные области) — польский термин, обозначающий Западную Украину и Западную Белоруссию, считающиеся неотделимыми частями Польши.

Факт: «Кресы» вошли в состав Польши в 1921 году в результате военного завоевания во время империалистической войны с Советской Россией. Польское правительство не проводило референдума, чтобы выяснить мнение населения присоединяемых земель, хотят ли они жить в составе Польши. Польское население никогда не составляло в «крессах» большинства. Польша вынуждена была прибегнуть к крупномасштабной программе “»аселения» их поляками — главным образом военными — в надежде на их «полонизацию» (чтобы сделать их более «польскими»). Поселенцы — «осадники» — стали империалистическим фундаментом «кресов».

Миф № 2: Вторая польская республика 1919–1939 годов представляла собой достойное общество с преданными ему гражданами.

Факт: Польша того времени — страна решительно империалистическая. Польская армия захватила у Литвы Вильнюс в 1922 году и Тешинскую область у Чехословакии в октябре 1938 года. В январе 1939 года глава польского МИДа Юзеф Бек сообщил германскому министру иностранных дел Иоахиму фон Риббентропу о притязаниях Польши на Черное море — т. е. о стремлении захватить половину современной Украины. Польские историки-«националисты» не рассматривают такую политику захвата чужих территорий как империалистическую.

Голубая мечта польской правящей элиты — Польша в границах XVIII века, когда Речь Посполитая (Великое княжество Польши и Литвы) включало в себя Западную Украину до Черного моря и б0льшую часть современной Белоруссии^[336]. Польские власти с равнодушием относились к чаяниям жителей захваченных областей.

Польская правящая элита исповедовала крайний расизм. Только католиков считали «поляками». Все меньшинства испытывали значительную дискриминацию, которая к концу 1930-х годов только усилилась.

Миф № 3: Пакт Молотова — Риббентропа стал сговором с целью уничтожения Польши, ибо предусматривал «совместное германо-советское нападение».

Факт: Это ложь. Пакт Молотова — Риббентропа разделил Польшу на сферы влияния и включал требование вывода германской армии из Восточной Польши. В соответствии с пактом независимое Польское государство сохранилось, если бы польское правительство не бежало из страны и не оставило ее население нацистам.

Миф № 4: 17 сентября 1939 года Советский Союз напал на Польшу.