Это особенно гнусная ложь. Снайдер предполагает, что Советы подстрекали сопротивление нацистам, с тем чтобы германская армия побольше уничтожила «польскую элиту». Но Снайдер не приводит ни единого свидетельства в пользу своего заявления, поскольку таковых вообще не существует.

Подобные инсинуации весьма показательны. Снайдер, очевидно, стремится отыскать любую — какую только может — грязь о Сталине, советской политике в Польше и польских коммунистах. Если бы ему удалось найти какие-либо истинные их преступления против поляков или Польши, он, конечно, не преминул бы включить их в свой текст. Заявления о «преступлениях», которые ничем не доказываются, или — как здесь — заявления о «плохих намерениях» Советов (как будто Снайдер может читать мысли) показывают его несостоятельность как ученого-историка. Несмотря на все усилия, Снайдер не способен документально подтвердить никакие из советских или польских коммунистических «преступлений». Но такой результат неприемлем: для него важно утверждать, что сами такие преступления действительно имели место, иначе невозможно будет угодить польским националистам. Очевидно, таков главный мотив, скрывающийся за документально безосновательными оскорблениями Снайдера, например такими:

«Еврейская боевая организация включала в себя коммунистов, которые придерживались советской линии и верили, что Польша должна подчиняться Советскому Союзу» (с. 372).

Так что же? Если, как утверждает автор «Кровавых земель», «как и польское правительство, которое теперь находилось в изгнании в Лондоне, Армия крайова олицетворяла все политические и социальные силы страны» (с. 368), но Снайдер не приводит ни единого доказательства в пользу своих слов о том, что коммунисты «верили, что Польша должна подчиняться Советскому Союзу». К тому же польское правительство в Лондоне подчинялось Великобритании и западным союзникам, без поддержки которых оно просто прекратило бы свое существование.

Утверждение Снайдера — очередная уловка; можно подумать, будто «независимость», а не антикоммунизм и поддержка капитализма удерживали лондонское польское правительство и Армию крайову от включения в свой состав коммунистов. У коммунистической Польши определенно были бы дружеские отношения с СССР. Но Снайдер не приводит доказательств, что польские коммунисты «верили, что Польша должна подчиняться Советскому Союзу».

Лондонский польский режим, как и западные союзники, хотели видеть Польшу капиталистической и антикоммунистической, то есть неизбежно антисоветской. Как и Советскому Союзу, такой Польше необходимо было иметь дружественные страны на своих границах, как, впрочем, и всем западным союзникам. Например, США никогда не потерпели бы враждебную Мексику и вторгались в нее каждый раз, когда создавалась угроза ее превращения во враждебную страну.

«Командование Армии крайовой не могло забыть, что Вторая мировая война началась, когда немцы вместе с советскими солдатами вторглись в Польшу. Половина Польши провела половину войны в составе Советского Союза. СССР хотел получить назад Восточную Польшу, а возможно, и больше» (с. 372) (Выделено Снайдером. — Г.Ф.).

Слова Снайдера о «восточной Польше», то есть о Западной Украине и Западной Белоруссии, несправедливы. Польша захватила их у Советской России силой оружия; и там, и там польское население составляло меньшинство. Ничто не мешало СССР забрать эти земли при первой же возможности. Снайдер полностью обходит молчанием вопрос о линии Керзона и польском империализме. Он не хочет, чтобы его аудитория вспомнила, что никакая польская территория западнее линии Керзона — линии, разделявшей территорию с преобладанием польского населения и земли с преобладанием украинцев и белорусов, — не захватывалась и не планировалась к захвату Советами.

Говорить, что «СССР хотел получить назад Восточную Польшу», не объективно. С таким же успехом можно было сказать, что «Польша хотела присоединить к себе Западную Белоруссию и Западную Украину». Но тогда можно поинтересоваться: «Почему ими должна обладать Польша? На каком основании они должны были когда-либо принадлежать Польше?»

«С точки зрения Армии крайовой советский режим был ненамного лучшим, чем нацистский. Ее целью была независимость. Вряд ли можно было чем-нибудь оправдать организацию, которая выступала за независимость Польши и при этом вооружала бы коммунистов внутри Польши»¹³ (с. 372).

Данное заявление Снайдера представляет собой уничтожающую критику Армии крайовой, хотя сам он, очевидно, того не понимает. Нацисты считали поляков «унтерменшами» («недочеловеками») и поставили целью истребить их с помощью массовых убийств. Советы не совершали массовых убийств поляков или других наций. Советской власти были чужды такие расистские понятия или направленные на геноцид цели. Ее стремления сводились к построению социалистического государства, которое служило бы интересам трудящихся, а не традиционным элитам, сохраняя дружественные отношения с соседними государствами, в противоположность довоенному польскому режиму, которое было настолько враждебно к Советскому Союзу, насколько можно вообразить.

Советы помогали восстановить социалистическое польское государство после войны. Польские коммунисты организовали реконструкцию страны и осуществляли ее.

Восстанавливали ли бы нацисты польское государство? Вопрос отвечает сам за себя.

Если Армия крайова действительно считала власть Советов «ненамного лучшей, чем нацистский режим», тогда судьба большинства поляков им на самом деле была безразлична, пока статус польской элиты сохранялся. Что вполне могло быть правдой.

Если Армия крайова и лондонское польское правительство действительно стремились «представлять интересы всех поляков», как утверждал Снайдер, тогда они должны были вооружить коммунистов и евреев, как они вооружили других поляков. Но лондонское польское правительство в изгнании и Армия крайова — антикоммунисты, расисты и антисемиты, точно такие, как нацисты.

В действительности, конечно, Армия крайова просто не хотела «независимости». Армия крайова и польское правительство в изгнании боролись за капитализм и против коммунизма. Они также боролись за польский империализм, чтобы вернуть когда-то захваченные ими Западную Украину и Западную Белоруссию, которые они расценивали как свои, несмотря на то что поляки не составляли там большинства населения.

После Второй мировой войны слово «империализм» стало ругательным для большинства народов мира. Поэтому империалистические страны, включая Польшу, свои империалистические цели таковыми не именуют и называют их «борьбой с коммунизмом», «борьбой за свободу» и т. д.

Дариуш Либионка сегодня по праву считается одним из крупнейших экспертов по еврейскому вопросу в Польше во время войны. Неудивительно, что Снайдер указывает его работу в качестве источника, избегая отметить только одно: в статье Либионки нет ничего, что могло бы подтвердить утверждения самого Снайдера. Либионка подробно пишет о почти полном безразличии Армии крайовой к еврейским боевым группам. Рассматривая данный вопрос, Либионка документально обосновывает отсутствие интереса Армии крайовой к еврейскому вопросу и к еврейским ополченцам в целом.

В интернет-приложении к данной главе подробно процитированы отрывки из статьи Либионки, так что читатели могут сами получить представление о ее содержании. Некоторые особенно поразительные фрагменты выделены жирным шрифтом для удобства читателя. Но все отрывки стоят изучения, как и вся статья, особенно для тех, кто умеет читать по-польски.

Снайдер утверждает, что впоследствии Армия крайова предоставила еврейским повстанцам большую часть оружия из своих собственных запасов:

«Это был мощный удар по антисемитскому стереотипу, утвердившемуся в Армии крайовой и вообще в польском обществе, согласно которому евреи не сражаются. Теперь варшавское командование Армии крайовой передало Еврейской боевой организации значительную часть собственного скромного запаса вооружения: винтовки, амуницию, взрывчатку»^[276] (с. 374).