(1952). По Стрыгину, архивные материалы советской комиссии, до сих пор лежащие на секретном хранении, подтверждают вину Германии в массовых убийствах в Катыни и доказывают справедливость выводов советской комиссии Бурденко 1944 года.

Стрыгин отмечает, что в районе Козьих Гор (Катыни) были обнаружены тела в польской полицейской форме, но факт такой находки остался скрытым. О том же говорится в недавно вышедшей польской книге, которая, естественно, исходит из того, что все они жертвы Советов. Если документы, о которых говорит Стрыгин, действительно существуют, тогда они доказывают полную невиновность Советов.

Наше незнание того, «что случилось на самом деле», — в большой мере вина польских историков. Они продолжают делать вид, будто «официальная версия» Катыни безупречна, лишена противоречий и неоспорима. Коротко говоря, они «не хотят знать» ничего, что могло бы бросить тень сомнения на один из основополагающих мифов правого польского национализма. Если археологи во время раскопок во Владимире-Волынском обнаружат свидетельства о куда большем числе жертв тех, кто согласно «официальной версии» «Катынского дела» расстрелян в трех других местах, то мы о них, конечно, никогда не узнаем.

Нет причин полагать, что в массовых захоронениях находятся только двое польских военнопленных, просто потому, что, насколько мы знаем, найдено только два идентификационных жетона. Еще там обнаружены фрагменты формы польских полицейских и другие предметы, принадлежащие польским военным, наряду со многими другими польскими артефактами. Насколько известно, в тех же самых местах массовых захоронений в конце 1941 года могли быть захоронены сотни жертв Катыни, расстрелянных германскими войсками и сотрудничавшими с ними украинскими националистами. Основательные раскопки сотен или тысяч массовых захоронений в бывшем Советском Союзе, безусловно, позволили бы обнаружить больше свидетельств касательно польских военнопленных.

Хотя находки из Владимира-Волынского определенно опровергают «официальную» польскую версию Катыни, они не позволяют сказать, что на самом деле там произошло. Гипотеза, в наибольшей степени соответствующая всем имеющимся сейчас свидетельствам, состоит в том, что большинство польских военнопленных расстреляно нацистами и/или их союзниками из числа украинских националистов. Не исключено, что некоторые из поляков расстреляны Советами. Даже те российские исследователи, которые долго считали ложной официальную версию «Катынского дела», соглашаются, что, вероятно, некоторые из расстрелянных действительно могли быть казнены Советами за те или иные преступления. Но свидетельства, которыми мы обладаем сегодня, говорят о том, что те польские офицеры, чьи тела эксгумированы Германией в Катыни в апреле — июне 1943 года, расстреляны нацистами и украинскими националистами, а не Советами^[250].

Следовательно, никакой «бойни» в Катыни не было, по крайней мере в том значении, какое придается в традиционной интерпретации «Катынского дела». Польские военнопленные, офицеры и прочие были расстреляны, по всей видимости, в разных местах, где их тела пока не обнаружены, либо, как во Владимире-Волынском, идентифицированы недавно, где раскопки начались всего несколько лет назад.

Возможно, больше мы ничего и не узнаем. Ни Польша, ни Украина, ни нынешняя Россия не хотят заниматься поиском улик, порождающих сомнения в «официальной» версии Катыни.

И все же, где все эти 14 800 человек или 22 000, или более — каким бы ни было число ненайденных останков польских военнопленных? По «официальной» версии, казненных Советами следует искать в Медном (около Калинина/Твери) и/или в Пятихатках (около Харькова).

Все они похоронены где-то в западной части бывшего Советского Союза — в России, на Украине, в Белоруссии. Как военные, так и гражданские, все они входят в число миллионов жертв фашистской^[251] агрессии, безжалостно убитых, чьи тела так и не были обнаружены. Конечно, 22 000 польских военнопленных — очень малый процент всех пропавших без вести жертв войны в Советском Союзе.

Польские офицеры, чьи тела обнаружены недалеко от Катыни в Козьих Горах сначала Германией в апреле — июне 1943 года, а затем Советами в октябре — январе 1943–1944 годов, расстреляны почти наверняка нацистами и/или украинскими националистами, поскольку в местах массовых захоронений найдены немецкие стреляные гильзы. В официальном германском отчете помещены фотографии гильз. Но с одним красноречивым упущением: все они сняты только сбоку. Нет ни одной фотографии «донышек» или наконечников, где располагаются капсюли и опознавательные знаки. Большинство немецких патронов того времени имело маркировку с указанием даты изготовления, как и большинство гильз, обнаруженных во Владимире-Волынском. Если какие-то из гильз имели бы маркировку до или 1940 года, нацисты обязательно привели бы их фото, поскольку те могли бы служить отличным доказательством советской вины. Отсутствие таких снимков в отчете свидетельствует о том, что гильзы содержали цифры или коды, указывающие на производство в 1941 году. Что согласуется с другими доступными сегодня косвенными свидетельствами, однозначно указывающими на вину нацистской Германии, а не СССР.

Долг каждого честного историка — представить свое толкование важной и расколовшейся на две партии политической полемике. Ничего не знать о ней Снайдер не мог. Но он не стал информировать о том читателей. Здесь Снайдер вновь совершает ошибку и исходит из того, что само нуждается в доказательстве, — в данном случае из того, что Советы расстреляли поляков.

В «Моей борьбе» Гитлер пишет: кто заинтересован в управлении народом, никогда не должен говорить правды — только то, что идет на пользу его собственным интересам. Все, кто считает Советы виновными в расстреле поляков, автоматически признают, что только в этом единственном случае в нацистском отчете написана чистая правда (за исключением обвинения евреев). В любых других обстоятельствах принять нацистский пропагандистский доклад за честное исследование считалось бы крайне рискованным. Но антикоммунисты настаивают, чтобы в деле «Катыни» такую эскападу проделали все. Мировое общественное мнение так и поступило — но лишь потому, что аргументы оппонентов оказались вычеркнутыми из массового сознания.

Организаторы «Винницкой бойни» — еще одной инсценированной нацистами крупномасштабной эксгумации, по их заявлению, жертв советских массовых расстрелов — очень точно следовали сценарию Катыни. Похоже, нацисты настаивали на «сгущении красок», похоронив некоторые тела советских граждан, которых сами же и убили, а затем выкопали их, положив рядом с эксгумированными трупами жертв НКВД периода «ежовщины» 1937–1938 годов и обвинив во всем Советы. Но и в том нельзя быть до конца уверенным, так как ничего «точного» в тех горячо обсуждаемых событиях нет^[252].

Интересно, что антикоммунистические украинские националисты, которые когда-то уделяли ничуть не меньшее, чем поляки-антикоммунисты Катыни, внимание расстрелам в Виннице, в последние годы несколько поутихли. Краеугольным камнем правого украинского национализма стал «голодомор»^[253]. Винница же стала получать значительно меньше внимания.

Снайдер полностью солидарен с современным антикоммунистическим польским национализмом. Он поддерживает антикоммунистические мифы украинских националистов, в случае если те не противоречат мифам польских националистов. Но есть и другие формы польского национализма. Так, прокоммунистические настроенные поляки были и остаются носителями альтернативной формы просоциалистического национализма^[254].