— Всё будет хорошо, — шепнул Маиран, зарываясь носом в облако распушившихся каштановых кудрей, окружавшее голову Лины.

Девушка кивнула и что-то сказала, но слов Маиран не расслышал. Воин осторожно погладил Лину, а затем убрал растрепавшиеся пряди так, чтобы они не лезли в лицо ни ему, ни ей. Подумав, он протянул руку дальше и потрепал по голове Корона, а потом и Юну. Мальчик не пошевелился, но его поза стала гораздо менее напряжённой. В том месте, где должен был находиться хвост псицы, слабо шелохнулось одеяло.

Снова обняв Лину, Маиран почувствовал, что, пожалуй, готов прислушаться к словам Велена, по крайне мере по отношению к Искре. Она, похоже, вполне искренне пыталась перед ним извиниться, даже несмотря на то, что не была ни в чём виновата. Кем бы ни была Искра на самом деле, она всеми силами пресекала любые попытки окружающих поссориться. Ну и что, что у неё не всегда получалось? Тут главное — намерение. Так что в поведении Искры действительно ничего не изменилось. А, значит, и отношение Маирана к ней едва ли должно меняться. На душе у воина стало так спокойно, как не было уже очень давно.

Эта идиллия была нарушена довольно грубым образом: задремавший было Маиран был разбужен весьма ощутимым толчком в ногу. Над ним возвышался Дон.

— Твоя очередь дежурить, — хмуро сообщил огородник, — потому что я, в отличие от тебя, хочу спать.

Маиран едва малодушно не отмахнулся, но вдруг на него с ужасающей ясностью нахлынули воспоминания о событиях этого дня, и он чуть было не подскочил, как ужаленный. Осторожно высвободив из-под Лины затёкшую руку и укутав девушку плащом, воин встал и отправился будить Велена, который должен был составить ему компанию. Дон проводил Маирана одной из самых язвительных своих ухмылок. Он, похоже, собирался демонстративно лечь на только что освободившееся нагретое место, но почему-то передумал и улёгся там, где Маиран пытался спать изначально.

Сперва Маиран чувствовал себя на удивление свежим и отдохнувшим, но потом Велен попытался с ним поговорить, отчего настроение воина вновь испортилось. Всё время дежурства он едва удерживался от того, чтобы сходить и удостовериться, что Арн действительно сидит на прежнем месте. К утру он совсем извёлся и, когда, наконец, встали Наяна и Лина, тут же лёг и забылся тяжёлым и мучительным сном, едва заставив себя встать к завтраку.

***

— Что, в твоей каше не хватает пары эльфийских ушей? — ухмыльнулся Дон.

Лицо Маирана пошло пятнами, как будто он не мог решить, стоит ему побледнеть или покраснеть. Воин уставился в свою тарелку с таким видом, будто хочет провалиться сквозь землю. Ависар укоризненно ахнула. Велен уронил очки и долго искал их на земле. Остальные, похоже, не поняли, что произошло, но шутка явно всех смутила.

— Да ладно вам! — отмахнулся Дон. — Арн, скажи им, что это была хорошая шутка.

— Я нахожу эту шутку приемлемой, — сказал эльф, старательно игнорируя впившиеся в него взгляды. — Но я также нахожу, что никто, кроме тебя, не получил от неё удовольствия.

— А ты? — Дон как будто был очень расстроен, что Арн не захотел смеяться.

— Чувство юмора никогда не было моей сильно стороной, — пожал плечами Арн. — И я должен тебе сказать, что для некоторых эльфов эта тема весьма болезненна и я бы не рекомендовал тебе шутить таким образом в кругу моих сородичей.

Дон хохотнул так, будто ответ Арна был ещё одной шуткой. Но, как и в первом случае, удовольствие получил только он сам.

— Кажется, мы хотели куда-то идти, — деликатно произнёс Арн, осторожно складывая на колени опустевшую миску.

— И то верно, — посерьёзнел Дон, торопливо доедая, — веди же нас, светляк[1]! — бросил он Велену.

Искре показалось, что это не слишком уважительное обращение к магу Света, но Велен в ответ только кивнул и никто не возмутился. Видимо, это было настолько же общепринятое обращение, как «страшник» — к адепту Ордена Страха. А ведь Искра думала, что Маиран рассказал ей все подобные слова. Или она что-то забыла из того урока?

— Я очень надеюсь, что рассказ Корона о переправе через Североточную не окажется пророческим, — пробормотала Ависар, когда все уже собрались.

Напоминание о той истории вызвало несколько сдержанных смешков. Корон смутился, но тоже не удержался от улыбки.

Ветер гнал пыль, цепляясь за полы одежды и кусая лица. По земле бежали солнечные пятна, перемежаясь с тенями от облаков. Арн сначала пытался по привычке идти впереди, но всеобщий скрежет зубов стал почти различим. Тогда он попробовал роль замыкающего. Но теперь Маиран и Ренар беспрестанно оборачивались, будто его взгляд жёг им спину. Наконец, Искра и Корон пошли рядом с эльфом и это всех более-менее устроило. Хранительница и хранитель вообще старались не отходить друг от друга далеко. Они предчувствовали, что сегодня есть возможность узнать много интересного.

— Арн, — изо всех сил сохраняя спокойные интонации обратился к эльфу Корон, — а откуда на самом деле пошло выражение «эльфийская правда»?

Арн ответил медленно и осторожно. Почему-то его интонации очень живо напоминали походку человека, идущего по канату.

— Дело в том, что эльфы не могут врать. Точнее, могут, — тут же поправился он, — но для них это очень и очень неестественно. Когда-то эльфы говорили на языке, на котором солгать было просто-напросто невозможно, и эта привычка вошла в их плоть и кровь. Однако быть совершенно откровенным всё время непросто, поэтому в привычку так же вошёл способ выражения своих мыслей, при котором все слова — правда, но при этом можно обмануть собеседника. В те времена, когда Высокие люди ещё пытались вести переговоры с эльфами, они заметили эту особенность и назвали её эльфийской правдой.

— Ого! — удивился Корон. — Я ничего не слышал об этих переговорах.

— Думаю, немногие могли о них рассказать, — ещё медленнее проговорил Арн.

— А почему на эльфийском языке нельзя было соврать? — Искру больше заинтересовал этот факт. — Теперь, получается, можно?

Арн поднял на неё пустоватый и почти безжизненный взгляд. Как бы он ни держался снаружи, всеобщее настроение сильно его терзало. Или, может быть, вопрос, заданный Искрой, потревожил какие-то печальные воспоминания. Или то, что он собирался ответить, было тайной, не подлежащей разглашению.

— Эльфы не жили в Кай-Дон-Моне с самого начала, — всё-таки ответил Арн. — Они пришли в этот мир не так давно — около тысячи лет назад, я так полагаю, хотя эльфы не слишком аккуратно ведут летоисчисление. У каждого мира есть истинный язык, язык, отражающий саму суть мира и за счёт этого имеющий на него большое влияние. Магия эльфов в основном опиралась именно на свойства того самого языка. Но мои предки пришли в этот мир, имеющий другие законы и другой истинный язык. Сейчас эльфам известно несколько десятков слов, принадлежащих к истинному языку Кай-Дон-Мона, но это капля в море. Эльфы продолжают говорить на языке своей прародины.

Искра замолчала, не в силах решить, какой из крутящихся в её голове вопросов стоит задать в первую очередь. В итоге один из них задал Корон:

— Почему эльфы переселились в Кай-Дон-Мон?

— Считается, что тот мир стал непригоден для жизни, — Арн едва заметно поморщился, — но на самом деле я не знаю точно. Мне никогда специально об этом не рассказывали.

— А почему ты говоришь об эльфах «они», а не «мы»? — Наконец, решилась Искра.

Тут Арну явно очень захотелось сбежать от этого разговора. Но он ведь обещал Корону ответить на его вопросы, и Корон продолжал очень заинтересовано смотреть на него, ожидая ответа.

— Я почти всю жизнь прожил с людьми, — выдавил из себя Арн, отворачиваясь.

— Мне вот другое интересно, — влез в разговор Дон. — По-эльфийски (с учётом соответствия языка миру) можно произнести вслух правду или истину? — заметив непонимание, он пояснил. — Ты можешь сказать только то, что, как ты думаешь, является правдой, или только то, что ею действительно является? Если я прочитаю в книге, что высота второй стены Ре-Дон-Гона составляет семь саженей, а на самом деле восемь, то что произойдёт, если попытаюсь озвучить первую цифру по-эльфийски?