— Как бы то ни было, теперь мы знаем, кто она, — говорит Нокс. — И если то, что она помнит, — правда, то она не единственный ходячий мертвец. Хоббс все еще жив, и этот ублюдок жаждет крови.

Прозвучавшая правда заставляет меня страстно желать прижаться еще ближе к Брэкстену, но независимо от того, как сильно я хочу навсегда остаться в его объятиях, этого никогда не произойдет, потому что то, что стало известно, без сомнения, навсегда изменило наши отношения.

Брэкстен

Я сижу на задней веранде отцовского дома, ночь окутывает меня тьмой, отбрасывая на душу неумолимые тени. Демоны прошлого атакуют с удвоенной силой.

— Ну и как тебе, парень? Теперь уже нет желания важничать, да?

Хлыст свистит в воздухе, прежде чем обрушиться еще одним ударом на мой голый зад, срывая плоть с костей. Но при звуке расстегивающегося ремня страх перекрывает боль.

— Сейчас я тебе покажу, что бывает с самоуверенными маленькими говнюками вроде тебя.

Стиснув зубы, стараюсь похоронить навязчивое воспоминание, но это бесполезно. Беспомощность, которую я испытал в тот момент, шрамы, что я до сих пор ношу в себе, обжигают кислотой, никогда не позволяя мне забыть. Те же гребаные шрамы носит на своей невинной плоти девушка, которую я обещал защищать, и все потому, что мы сбежали. Потому что считали, что монстр мертв, горит в аду и уже никогда не сможет причинить вред другому человеку. Но оказалось, что мы ошибались, чертовски ошибались, и мне придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.

Скрип сетчатой двери нарушает мое смятение, на веранду выходят братья, каждый занимает место по обеим сторонам от меня.

— Поговори с нами, брат, — просит Джастис, нарушая мрачное молчание.

— А что тут скажешь? — Каждое слово режет горло крошечными лезвиями, я не отрываю взгляда от темноты впереди меня.

— Думаю, здесь есть что сказать.

Да, есть, о том, как девушка, за которую я отдал бы жизнь, годами страдала от жестокого обращения по нашей вине.

Одна лишь мысль об этом сжигает все внутри.

Не в силах больше сидеть ни секунды, вскакиваю с места, стуча ботинками по твердой земле, когда расхаживаю взад-вперед, борясь с бушующим внутренним монстром.

— Не делай этого, Брэкс, — говорит Джастис, точно угадывая мои мысли.

Я резко останавливаюсь, поравнявшись с братьями.

— Не делать чего, Джастис? Не признавать, что мы облажались? Что убежали без оглядки и из-за этого другие страдали от его рук? Это наша гребаная вина, и ты, черт возьми, прекрасно это знаешь!

Джастис тоже вскакивает, оказываясь передо мной в мгновение ока.

— Да, бл*ть. Но никто не знал, что так все будет. Мы оставили его подыхать. Даже проверили, чтобы убедиться!

— Этого оказалось недостаточно, — рычу я. — Мы должны были сделать больше! Мы обрекли ее на страдания.

Мои плечи безвольно сникают, последние слова пропитаны горем.

— Он причинял ей боль из-за нас. Каждая отметина на ее теле и душе — это наша вина. — Жидкий огонь обжигает глаза, стекая из уголков, прежде чем я совсем теряю самообладание.

Брат обхватывает меня сзади за шею, притягивая ближе, позволяя тонуть в удушающей вине. Подходит Нокс и сжимает мое плечо в безмолвном утешении.

Совсем как в ту давнюю ночь. Когда все казалось таким безнадежным, и все, что у нас было, — это мы.

— Мы были всего лишь детьми, Брэкс, — хрипит Джастис, его голос наполнен тем же сожалением, которое разрывает на части и меня. — Мы сделали все, что могли, но были просто гребаными детьми. Нам удалось только это.

— Он прав. — Сдержанный голос отца проникает в наш момент.

Мы отрываемся друг от друга и смотрим на человека, спасшего нам жизни. Он спускается по ступенькам заднего хода, приближаясь в окутывающей нас темноте, и встает перед нами.

— Не вините себя в том, что случилось много лет назад. — Знание в его глазах, обращенных на нас, не спутаешь ни с чем.

— Ты знал, да? — выдыхаю я. — Все это время ты знал.

Он кивает.

— На это у меня ушло несколько месяцев, но, в конце концов, я собрал воедино то, что произошло, и откуда вы, мальчики, взялись.

— Почему ничего не сказал нам? — спрашивает Нокс, опережая меня.

— А почему никто из вас мне этого не сказал?

Мы не пытаемся объяснить, никто из нас не уверен, как выразить наш самый глубинный и вечный страх.

— Вы мне не доверяете?

— Дело не в этом, — спешно возражаю я.

— Тогда почему считали, что должны скрывать такое от меня?

Наконец, Джастис говорит за всех нас.

— Мы боялись, что правда изменит твое отношение к нам.

Лицо отца ничего не выражает, из-за чего трудно прочитать его мысли.

— И какой бы была эта правда? Что вы защищались от монстра?

— Откуда ты знаешь, что именно произошло? — спрашивает Нокс. — Откуда знаешь, что монстрами были не мы? Тогда ты нас не знал.

— Вот тут ты ошибаешься, сынок. Я всегда знал, кто вы. — Его слова падают камнем, и мы замираем. — Много лет назад я видел в ваших глазах страх. Боль, борьбу за выживание... Я знал, что вы, мальчики, страдали. Точно так же, как и я. Вот почему сделал все, что мог, чтобы вас защитить.

Мрак ночи наполняет любовь, которую он всегда проявлял к нам.

— Это ты подделал записи, — бормочет Джастис, вскидывая голову от осознания. — Ты стер все наши следы из того приюта, не так ли?

Я оглядываюсь на отца и вижу на его лице ответ еще до того, как он его произносит.

— Да.

— Зачем? — спрашиваю я. — Зачем тебе это?

— Затем, что в ту ночь, когда я нашел вас в своем сарае — замерзших, промокших и напуганных — я понял, что нашел трех мальчиков, которые нуждались во мне так же сильно, как я нуждался в них, и я не собирался никому позволять отнять вас у меня.

Понимание того, скольким отец пожертвовал ради нас, вновь вызывает бурю эмоций.

Он подходит ближе, обнимает Джастиса и Нокса за плечи, образуя между нами небольшой круг.

— Я хочу, чтобы вы услышали меня сейчас. Ничто — и я говорю это серьезно — в вашем прошлом, настоящем или будущем не заставит меня разлюбить вас. Вы меня поняли?

Нокс опускает голову, скрывая сокрушенное выражение, в то время как Джастис, плотно сжав челюсти, отвечает кивком.

Я проглатываю комок эмоций и ухитряюсь обрести дар речи.

— Да, папа. Мы тебя поняли.

Отец притягивает нас ближе, образуя нерушимые объятия.

— Мы поймаем этого сукиного сына, парни. Он заплатит за все, что сделал, и на этот раз мы отправим его в ад навсегда. Обещаю вам.

Пусть обещание дает отец, но сдержать его намерен я.

Монстр умрет от моих рук.

Алиса

По моим щекам льется непрерывный поток слез, мое безнадежное сердце каким-то образом все еще бьется, когда я сижу рядом со стойлом Лилы, поглаживая шею спящей лошади.

Я пришла сюда, нуждаясь в родственной душе, в поисках некоего подобия утешения среди мрака реальности, с которой мне приходится сталкиваться в данный момент.

Я — дочь монстра.

Мерзкого нелюдя, причинившего боль не только мне, но и другим, включая единственного человека, который важен мне больше всего в этом мире. Кто спас меня и обещал защищать. Только для того, чтобы узнать, что он защищал врага.

От этой мысли еще одно рыдание вырывается на свободу. Прижав колени к груди, я плачу из-за потери чего-то, что едва успело начаться. Брэкстен никогда больше не посмотрит на меня, и не мне его винить. Не тогда, когда он пострадал, в этом я не сомневаюсь, от рук человека, чья кровь течет в моих венах. Я видела муку в его глазах, в глазах всех парней. Демоны… страдание и... ненависть.

Такая сильная ненависть.

Позади раздаются шаги, проникающие в мое запутанное сознание. Мне не нужно смотреть, чтобы узнать, кто это. Осознание наполняет каждую клеточку моего тела, вплоть до потерянной, одинокой души. Я испытываю то же самое, как и всегда, когда он рядом. Его присутствие постоянно успокаивало меня, заставляло чувствовать себя в безопасности, но не в этот раз, потому что я знаю, что будет дальше, и хотя не могу винить его за это, но все же не уверена, что мое разбитое сердце способно сейчас расколоться еще сильнее.