Закончив с перевязкой, предсказатель вяло отстранился от тела, отдав товарищам раненного необходимые указания по уходу. Это было последнее на что у Вебера еще хватило сил. Доползти до намеченного, отдаленно похожего на лежанку изгиба корней ему так и не удалось. Бедняга уснул буквально в метре от него, положив голову на согнутую в локте, плохо отмытую от крови руку. Ни ветер, ни гомон спутников, ничто не помешало ему провалится в глубокий, практически бездонный сон. В последние мгновения ясности рассудка, Верго показалось что он падает во что-то до жути беспросветное. По привычке он не стал противится.

Как часто мы осознаем, что находимся во сне? И что более важно, почему это не происходит каждый раз, когда мы спим? Стоит лишь немного призадуматься — как правило сны абсурдны, их детали непостоянны, а логика непредсказуема. Почему же непосредственно во сне нам не бросается в глаза его вопиющая несуразность? В чем кроется различие между бодрствующим, трезвым разумом, с легкостью распознающим даже филигранную фальшь реальности, и его неприхотливым, ленивым аналогом, что сопровождает нас во снах?

Иногда создается ощущение, что во сне мы видим зыбкую фантазию не глазами своего разума, но его жалким, ограниченным осколком, оставленным нам, чтобы поддержать хоть какую-то видимость нашего существования. Как должно быть странно этому ограниченному фрагменту сознания изредка осознавать иллюзорность мира, в пределах которого он существует. Как немыслимо тяжко принимать, что все твое существование не более чем тень чего-то большего.

Такое ощущение невольно загнало маленького Вебера в тупик. Он непонимающе оглядел свои расплывающиеся крохотные ручки, подняв глаза на реальность простирающуюся за их пределами.

Он спал. Эта мысль осенила его, но в ней не было и тени испуга.

Осматривая порожденный его же разумом зыбкий пейзаж, юноша пытался понять где же он находится. Это место определенно было ему знакомо: обшарпанные деревянные стены, холодный бетонный пол, протертый ковер, высокие своды. Нет, они были высокими лишь для него, лишь для крохи что едва доставал макушкой до ручки двери.

«Это место, разве оно всегда было настолько большим?»

Дом. Такой, каким юный Верго его запомнил. Небольшой, но безмерный, прохладный, но такой теплый. Это место дышало уютом, заигрывая пастельными тонами с разыгравшейся памятью предсказателя.

Странно извиваясь и петляя, коридор вел его куда-то. Мальчик готов был поклясться, что обычно, этот фрагмент дома не позволял себе таких бесчинств, но учитывая столько лет разлуки, Верго был готов простить неодушевленной структуре подобную вольность.

И вот, Вебер оказался у большой дубовой двери. За ней находилось что-то ему знакомое. Что-то, что зловеще нашептывало сквозь небольшую замочную скважину:

«Держись подальше. Уходи».

Мальчик неподвижно стоял в нерешительности, а вот стены подбадривающе изгибались, на пару со старым ворсяным ковром поддерживая остолбеневшую у дверей кроху. И все же Верго не спешил хвататься за ручку двери, что-то в нем упорно настаивало на том, чтобы немедленно убраться от зловещей дверцы.

Раздумья мальчика были прерваны опустившейся на его плечо крупной рукой, чей владелец, казалось, стоял за спиной мальчика все это время.

— Давай, ну же. Мы же с мамой хотим посмотреть, чего там добился наш сыночек. Открывай скорее!

— Но пап, я не могу ее открыть, я не дотягиваюсь! — без труда узнал Вебер свой писклявый детский голос, доносящийся откуда-то со стороны.

— Глупости. Опять ты просто не хочешь. Не хочешь нам показывать! — Крупная рука потянулась к ручке двери, в то время как вторая сильнее сжала плечо Верго, не давая тому и шелохнутся. — Ты убежал от нас, но от себя не убежишь. Посмотрим, что скрывает мой сын-трусишка!

Огромная дверь была распахнута, открывая взору мальчика окруженную тропической растительностью могилу. Большая недавно вырытая яма приковывала к себе взор напуганного Вебера.

— Нет, пап, я не хочу туда!

— Конечно не хочешь, трусишка. — Рука плавно пододвигала мальчика все ближе к жуткой могиле. — Ты ведь и от них сбежал, как от нас. Ты бросил их там гореть заживо. Ты всех бросаешь, мое ты маленькое разочарование. Но ведь взгляни правде в глаза, тебе самое место среди них!

Непреодолимая сила столкнула крошечное тело прямо в яму. Верго попытался закричать, он отчаянно открывал рот, но не был в силах издать и звука. Безвольной тряпкой он упал на самое дно. Его приземление было на удивление мягким. Мальчик в ужасе перевел взгляд на то, что смягчило его падение. Десятки, сотни не весть откуда взявшихся мертвецов, лежащих в самых разных позах, смотрели на него с нескрываемым отвращением. Их скрюченные, обожженные конечности извивались, пытаясь ухватить ребенка за ноги.

Вебер беспомощно закрыл глаза, обхватив уши руками чтобы хоть частично сбежать от этого ужаса. Сотни холодных рук впились в него, утягивая во тьму.

Предсказатель вскочил с земли, тяжело дыша. Неспособным сфокусироваться взглядом он бешено обегал обступившие его стволы деревьев, вылавливая краем глаза, лежащие среди них человеческие фигуры.

На ватных ногах он подобрался к ближайшей, дрожащей рукою поворачивая неподвижное тело в свою сторону.

— Иди к черту. Какого хрена тебе надо? — сонно пробубнило тело, вновь погружаясь в свои тревожные грезы.

Верго облегченно вздохнул. Постепенно к нему возвращалось осознание того, кто он, и где находится. Остатки сна вместе с предательской тревогой неохотно уползали в дальние закутки сознания. Он был жив, цел и невредим. Он стоял среди соснового подлеска в практически полной тишине, прерываемой лишь негромким храпом и постаныванием спутников, и в меньше мере, доносящимися откуда-то неподалеку обрывками беседы.

Большинство наемников ожидаемо плохо спало в свете последних событий. Они вздрагивали, тихонько постанывая, изредка зовя кого-то или же издавая нечленораздельные звуки. Оставалось только догадываться какие кошмары им снились в эти мгновения.

Осмотрев свое изрядно отдохнувшее тело, мужчина обратил внимание на влажность своей одежды и волос. Стоило оглядеться, как он заметил вокруг россыпь мелких капелек воды, покрывающих все в округе.

«Что-то не припомню, чтобы я засыпал таким мокрым. Это что получается, пока я спал прошел дождь?» — подумал предсказатель, присматриваясь к странным бугоркам, незначительно возвышающимся над ковром из застилающих всю округу, пожелтевших сосновых иголок. Вне всяких сомнений, россыпи бугорков были грибами, и когда наемники сюда приволокли свои ноги, никаких грибов здесь еще не было. Пока предсказатель спал, не только прошел дождь, но и выросла целая грибная рассада! Сколько же он проспал?

Верго засуетился, в спешке доставая из влажных одеяний часы. Окинув взглядом циферблат он едва не выронил драгоценный механизм из рук — прошло практически полных девять часов!

Неужели что-то случилось, и их было некому разбудить? Непохоже. Большая часть наемников еще мирно спала, а за несколькими крупными древесными стволами проглядывались слегка вздрагивающие спины бодрствующих товарищей. Все было спокойно, никаких признаков явной угрозы не наблюдалось. Получается, Остин решил дать им всем настолько большую передышку? Веберу с трудом верилось в это, но другого объяснения он не находил.

Жадно отхлебнув из фляги он обнаружил тревожный сигнал, что предположительно и мог быть истинной причиной его пробуждения, — полный мочевой пузырь. Хоть его разум на время сна и решил взять отгул, потерявшись в болезненных фантазиях, слепленых из воспоминаний, но вот почки, казалось, работали все это время на пределе своих возможностей.

Быстро покончив со своей проблемой у ближайшего дерева, Верго еще раз прислушался к своему телу. Мышцы раздражающе ныли от пережитых недавно нагрузок, намекая что девяти часов для их полного восстановления было недостаточно. Царапины и укусы на их фоне отошли на второй план, хоть все еще и давали о себе знать. Но было что-то еще. Что-то не дающее предсказателю покоя. Возмутившись недостатком внимания, это нечто разразилось громогласной серенадой, представляющей из себя что-то среднее между урчанием и завыванием. Вебер ощутил нестерпимое сосание под ложечкой. Это был не просто легкий голод, он готов был без соли и перца съесть собственные сапоги от всепоглощающего чувства истощения, базирующегося где-то на самом дне его желудка.