— Проверили не меньше трех раз, это точно он.

— У вас есть хотя бы примерный портрет? Что-то с чем я могла бы работать?

— Только с его юношеских лет. Как я и говорила, в каждом из случаев контакта его лицо было сокрыто.

— Думаешь его нанял Риганец?

— Это навряд ли. У нас есть все основания полагать что это именно он совершил ту резню в Глари. Вероятно — преследовал нанятых Риганцем людей.

— И сейчас преследует тоже?

— Этого нельзя исключать, но в любом случае, в Поркени он не показывался, тут уж люди Каламаджа постарались.

— Хм… Люди?

— Ты меня поняла. Прости, но мне больше нечего тебе сказать, сама знаешь, я должна лично доложить все Каламаджу. Я тоже не в восторге от того как стремительно все развивается, но что уж тут поделать, такая уж она, грызня за власть.

— Хорошо, если что узнаешь, то не забудь поделится со мной. Я пока побуду в городе какое-то время. И… Удачи тебе с Каламаджем, надеюсь он тебя там не растерзает.

— Да, спасибо, и тебе успехов с поимкой этого твоего предсказателя.

Звук приближающихся шагов вывел Аттикуса из оцепенения. Нужно было что-то предпринять, и срочно. Юноша беспомощно оглянулся в поисках решения. Когда казалось, что вот-вот и его уличат в подслушивании, он таки сообразил, как выйти из ситуации. Молниеносно протянув руку, он нарочито громко хлопнул дверью, после чего придал своему телу непринужденное положение, громким зевком осведомив окружающих о своем «прибытии».

Кажется, хитрость сработала. Участницей тайного разговора оказалась одна из помощниц главы картеля. Она была хорошо знакома Пальмонтскому, периодически донося ему указания его наставника. Проходя мимо юноши, помощница мило, но сдержанно улыбнулась, скрывшись за дверью. Парень с облегчением выдохнул, когда понял, что раскрытие ему более не грозит. Поправив рубашку и одернув скомкавшиеся штанины, Аттикус прошел к перилам веранды. Глубоко вдохнув полной грудью, он вежливо поприветствовал таинственную незнакомку в черном. Та смерила юношу весьма неоднозначным взглядом, едва заметно поведя бровью.

— Все услышал?

— Услышал… что? — растерянно промямлил парень, старательно изображая удивление. Поймав на себе насмешливый взгляд он утратил остатки своей веры в то что подслушивание сойдет ему с рук.

— До твоего прихода мы были последними посетителями веранды. Зайдя, я старательно закрыла дверь, довела механизм ручки до щелчка. Таким же щелчком должно было сопровождаться последующие открытие двери, но я услышала только громкий хлопок. Словно кто-то подкрался подслушивая, открыл дверь как можно более бесшумно, а после, забыв предусмотрительно закрыть ее, громко хлопнул дверцей, чтобы в последний момент сымитировать свое недавние пришествие, — проговорила черноволосая гостья, не сводя глаз с пристыженного Аттикуса. — Не волнуйся, услышанная тобою информация довольно скоро утратит свою актуальность. Уж я на это надеюсь. Все и близко не так плохо, как кажется. Да и в целом, Каламадж лично сказал мне, что ты один из тех кому можно доверять. Нет ничего страшного в том, что ты что-то там услышал…

— Глава никому не доверяет, это отлично известно всему его окружению. Зачем вся эта лесть? Неужели я похож на глупого наивного ребенка? — разгоряченно выпалил Пальмонтский. Юноше осточертело что все вечно держат хоть сколь-нибудь важную информацию в тайне от него, все еще воспринимая своего будущего правителя не иначе как ненадежного мальчишку. — Я без пяти минут князь, и когда обряд инициации состоится, глава службы разведки и шпионажа лично будет докладывать мне обо всем. И думаете тогда, через несколько дней, когда я стану правителем, во мне чудесным образом прибавится осознанности и мудрости?! — на повышенных тонах убивался Аттикус, совершенно позабыв, что еще недавно не был столь уверен в том, что займет место князя. Пряный, столь манящий вкус власти уже был у него на губах, и юноша точно не собирался с ним расставаться.

— А ты смышленый молодой человек, и я не сомневаюсь, что из тебя действительно выйдет состоявшийся правитель. Но, посмотри-ка сюда, — незнакомка вытащила из глубин своей накидки небольшое удостоверение, темные металлические листы которого были оттеснены столичными печатями. — Я подчиняюсь приказам избранных единиц федерации и обладаю куда большими полномочиями чем ты можешь себе представить. Так что, юноша, играй своей властью как мускулами, да не заигрывайся. Я совершенно искренне не хотела бы, чтобы мне пришлось однажды явится по твою душу. Для твоего же блага позабудь о услышанном. Удачи тебе с твоей инициацией, или что там у тебя… И прощай.

Удалившись, дама оставила Аттикуса совершенно разбитым. Тот едва мог поверить своим глазам — чтобы здесь, на краю цивилизованного мира объявился столичный Каратель! Расскажи он кому, так никто и не поверит. Но тесненное удостоверение все еще стояло у него перед глазами, словно навек отпечатавшись на сетчатке парня.

«Что же, черт его побери, тут такого происходит, что в дела княжества вмешиваются цепные псы столичного магистрата? Знает ли об этом сенат Равии, или это личный указ кого-то из истинных владык федерации? Во что же впутался на этот раз Каламадж?» — многочисленные вопросы не давали юноше покоя, разрывая его разум на части. Испытывая горечь, свойственную только нежеланной правде, он понимал, что едва ли получит на них ответы в скором времени.

Смирившись с такой неопределенностью, Пальмонтский облокотился о красивое резное ограждение мраморных перилл. Он безо всякого интереса уставился вниз, провожая взглядом вереницу ползущих по земле дилижансов. Какие-то из них были запряжены псами, другие — здоровенными вьючными жуками, редкие извозчики и вовсе рисковали, запрягая в упряжь пронырливых жучьих воинов, что будучи надежно скованными по крыльям и мандибулам, послушно перебирали своими многочисленными сегментированными лапками. Аттикус слыхал что им подмешивают что-то в корм, чтобы те были как можно более пассивны. Даже так, примерно раз в полгода в печатных изданиях проскакивали заголовки, повествующие о восставших против своих хозяев жуках-воинах, с печальным исходом для людей, разумеется. Именно благодаря таким новостям большинство извозчиков предпочитало спокойных и уравновешенных жуков-принцев, что даже в стрессовых ситуациях не выказывали признаков агрессии. Парадокс состоял в том, что в течении календарного года, погибших от лап неловких гигантов людей было примерно в девять раз больше чем съеденных взбесившимися воинами — жучьи принцы попросту растаптывали своих хозяев, не замечая их под лапами. Такие несчастные случаи по мнениям газетчиков даже не заслуживали того чтобы оказаться в первых трех страницах изданий. Обычно их печатали ближе к концу газетенки, в разделе «Другие яркие события недели».

Вот из-за многочисленных повозок показалась парочка чумазых трубочистов, шагая наперевес со своим длинным инструментом. В нескольких метрах от них, одетый в вещи определенно ему великоватые, малец лет десяти упорно пытался всучить прохожим вшивую газетенку, завлекая их озвучиванием интригующих заголовков. В шаге гудел людской поток уставших работяг, не поднимающих взгляда от мостовой. Пальмонтский давно заметил эту чудную закономерность: люди свободные и богатые, не обремененные изнуряющим трудом, шествуя по улицам мечтательно разглядывают белизну облаков или же вычурность крыш, но чем ниже по социальному статусу был человек, чем больше трудов и тягот припадало на его долю, тем реже его взгляд отрывался от дороги под ногами. Измученный и уставший простой люд попросту не находил в себе сил на мечты и жизнерадостность. Грустная правда жизни.

— Суетятся там внизу, как муравьи. Власть над ними, ну разве она не очаровательна? — низкий, слегка приглушенный голос вырвал Аттикуса из пут размышлений. К своему удивлению юноша обнаружил что он на веранде уже не одинок. Проникла ли загадочная фигура сюда мгновение тому, или же была здесь все это время, скрываясь между колонн, было совершенно неясно.