— А ведь история про медовую консервацию правдива, но практикуют это только на юге Ловакии, да и то, отщепенцы-староверы, — не преминув воспользоваться случаем вставил свой комментарий Голдберг. Вебер даже и не сомневался, что именно эта история привлечет внимание торговца оружием.
Тем временем караван туземцев неспешно сближался с группой наемников. Те в свою очередь вынужденно притихли. Группа чужаков состояла из девяти мужчин, высоких, смуглых, мускулистых как на подбор. Ловакийцы кутались в непривычные им теплые одежды, определенно малые для их комплекции: короткие рукава и штанины оголяли уязвимые части тел на радость свирепым ветрам, в то время как сами меховые одеяния едва сходились на широких плечах мужчин. Некоторые из них и вовсе носили накинутые поверх голого торса меховые шкуры, что не стесняли движений и лучше защищали щиколотки и кисти от холодов Помонта.
Каждый пришелец был надежно экипирован длинным копьем со сплюснутым острием, покрытым множеством зазубрин, и коротким изогнутым мечем, лишенным желоба, как и всяких декораций. Лезвия диковинных клинков сохраняли одинаковую ширину почти до самого острия, на манер ятаганов. Гарды таких мечей были донельзя практичными, идеально прямыми. Рукояти — короткими, с небольшими углублениями под пальцы.
Вебер с интересом разглядывал необычные орудия убийств, искренне недоумевая зачем вообще рубящему мечу столь характерной формы гарда. Она явно не была предназначена для парирования. Но для чего тогда? Едва поднеся вопрошающий взгляд на Голдберга, кто, казалось, единственный не был впечатлен оружием ловакийцев, предсказатель услышал желанное объяснение, выскользнувшее из-под усов Барона:
— Судя по всему это охотники. Да уж, такое оружие вообще не предназначено для сражения с людьми. Судя по ширине клинка можно сказать что подобными мечами перерубают лапы насекомых, — самое оно для их сегментированных конечностей. Если уж таким клинком удастся проникнуть сквозь твердую защиту жука, то гарда не позволит мечу уйти слишком глубоко. Я не раз видал подобное оружие у охотников, хотя у нас, конечно, такие инструменты не производят — спроса нет. А на копье гляньте, сконструировано как раз так, чтобы хорошенько застрять в зазорах хитиновых панцирей. Надо бы Остину сказать кто они такие, чтобы не подумал чего…
С собой чужаки везли несколько грубо сколоченных телег, запряженных псами. Белошерстые упрямцы с энтузиазмом тащили свою ношу, высунув наружу длинные розовые языки. Собачьи хвосты были коротко обрезаны, но не смотря на это четвероногие умудрялись радостно вилять обрубками при виде незнакомцев. Как выяснилось при ближайшем рассмотрении, внутри телег покоились крупные тушки насекомых, преимущественно рабочих Роя, чьи полутораметровые панцири и массивные мандибулы (предназначенные для разрывания грунта) продолжали внушать страх даже при отсутствии теплившейся в них жизни. Крупные тела рабочих были практически полностью прикрыты слоем темно-синих кусков раздробленных панцирей кольпов. Из замыкающей обоз повозки едва не вываливались длинные перепончатые крылья метровых воинов. Сложно было даже представить каких трудов стоило убийство таких дьявольски подвижных и опасных тварей. Теперь же, наиболее смелые путники имели возможность заглянуть в их фасетчатые глаза, безразлично отражавшие далекие горы в своих темных ромбовидных фрагментах.
Позабыв о столь ненавистных туземцах, наемники с интересом глазели на тела крупных прихвостней Роя, живо обсуждая размер созданий. А вот псы, получившие наконец возможность отдохнуть, с добродушной собачьей грустью, свойственной лишь представителям их вида, недоумевали: почему никто не спешит приласкать их, предпочитая столь славному делу разглядывание жучьих останков?
Обе группы, невероятно разных, но по мнению Вебера одинаково диких и невежественных людей, остановились на почтительном расстоянии друг от друга. Остин в компании своей сестры отправился на переговоры с ловакийцем назвавшимся главой туземцев. Даже будучи навеселе и туго соображая, Вебер быстро смекнул что неприятностей от гостей ждать не придется, — их лица выражали лишь усталость и безразличие, они совершенно не были заинтересованы в противостоянии группе до зубов вооруженных наемников. Люди Остина спустя пару минут наблюдений за своим лидером тоже пришли к подобному выводу, убрав наконец руки с рукоятей мечей, но вот свои жадные взгляды с добычи ловакийцев они убирать не спешили.
До наемников долетали лишь обрывки фраз, по которым было сложно судить о сути разговора. В отличии от молчаливых гвардейцев, ловакийцы безо всякого дискомфорта обменивались между собой потоками мало разборчивой трескотни, что едва напоминала человеческую речь. Никому из путников не был ведом их язык, а оттого оставалось только догадываться, о чем переговариваются смуглые туземцы.
Изнывающий от затянувшегося ожидания мозг Верго стал невпопад припасовывать к каждой услышанной реплике чужаков занятный перевод, вероятно имеющий мало общего с реальным значением их слов: «Мы отрезать их грязный бледный голова и использовать как приманка для жук. Так, Сын Земля? — озвучил одного из туземцев внутренний голос Вебера. — Да, Высокий Трава, наша поймать много вкусный жук, есть жук, сушить голова», — тот же мысленный голос мастерски перевел речь уже другого чужака. Увы, одурманенного воображения предсказателя хватило только на подобные стереотипные домыслы. По крайней мере в тот момент его это забавляло.
Озвучивал бы Верго туземцев и дальше, если бы не шальное слово, вылетевшее из уст ловакийца. Вопреки всем языковым различиям это слово было предсказателю знакомо, даже более того, оно было хорошо знакомо любому жителю Равии.
«Анкота» — как много ассоциаций пробуждало это слово, ведь именно так называлась столица федерации, во всяком случае формально. Ни один уважающий себя коренной житель любого ее уголка никогда бы не произнес это слово в слух. Это своего рода слово-табу, позволяющие безошибочно определить приезжих иноземцев и, возможно, злобных иностранных агентов, что уже менее вероятно.
За последние семьдесят лунных лет название столицы успешно сменили не менее пяти раз. Начиная от благородного Нижнего Вальхэльма, и заканчивая безвкусной Анкотой. Для всех же обитателей федерации, столица оставалась неким собирательным образом, поэтическим воплощением незыблемого и могучего колосса, что не может быть осквернен мирскими названиями. Так же как церковь Единого смертельно обижалась одной только идее присвоить вездесущему, единственному и неповторимому богу какое бы то ни было имя, предпочитая лаконичное и незамысловатое слово «бог», жители федерации готовы были зубами перегрызть горло обидчику, посмевшему посягнуть на светлый и непоколебимый образ столицы. Само слово давно уже стало нарицательным. Даже в захолустье вроде Помонта эта истина была хорошо известна. Вместе с предсказателем наемники демонстративно поморщились, расслышав злосчастное название.
К облегчению обеих сторон, встреча главарей групп не продлилась долго.
Как прояснилось вскоре, переговоры были не более чем актом солидарности путников. Лидеры групп обменялись разного рода информацией о погоде, наличии угроз, безопасности путей и достоверности последних слухов. По прошествии десяти минут вялотекущего разговора наемники и туземцы миролюбиво разошлись. Каждый продолжил путь в своем направлении.
Сладостно мечтая о том, как он потратит сумму своего вознаграждения, полагающегося за работу, Верго не сразу обратил внимание на Барона, обеспокоенно обсуждавшего что-то с Остином. Логично было бы предположить, что их активная дискуссия как раз-таки касалась туземцев. В ожидании чего-нибудь занятного предсказатель поспешил подойти к этим двоим, в конце концов, любая информация что только могла вызвать у его спутников такую настороженность относилась к нему в не меньшей степени.
Последний разговор Вебера с Остином не прошел бесследно: стоило Верго оказаться перед лицом главаря наемников, как последний, выражая всем своим видом что делает одолжение предсказателю, прервал свой рассказ, деликатно начав его с самого начала. Что же, это большой прогресс, днем ранее он бы Вебера и взглядом не удостоил.
