— Спокойно, спокойно, я быстро! — Он добрался до ямы и заглянул в нее. — Эй, друг, не знаешь, из чего состоит то, чем мажут корабль от червя?

Пильщик прекратил работу и поднял голову. Витус с Энано и Хьюиттом, которым волей-неволей пришлось последовать за любопытным ученым, увидели, что у рабочего красные воспаленные глаза. Этот человек был сухопарым, только его плечи и руки поражали внушительными размерами. Высокие скулы и крупный нос с горбинкой довершали его облик.

— Когда как, — дал он исчерпывающий ответ и снова принялся орудовать деревянной лопатой.

Но Магистр не был бы Магистром, если бы удовлетворился этим:

— А когда как?

Сухопарый устало усмехнулся:

— Все зависит от того, сколько хозяин может потратить на это денег. Есть смеси для промазки подводных частей судна подороже, а есть подешевле. Само собой, дорогие лучше.

— Ага. Но вот чем мажут там, — Магистр махнул в сторону корабля, — не кажется мне слишком уж хорошим средством. Правда, я плохо вижу.

— Ладно, сейчас погляжу, подождите.

Тощий человек с огромными руками отложил лопату в сторону и начал карабкаться по веревочной лестнице. Делал он это с трудом и тяжело дыша.

— Ты нездоров? — озабоченно спросил Витус.

— Да нет, все в порядке, сеньор. — Дыхание его было прерывистым. — Тот парусник — «Грасиас а Диос». Его наверняка промазывают смесью из смолы, древесного угля и серы… — Он замолчал и провел рукой по глазам. — Простите… Дорогие смеси включают в себя еще рубленый конский волос и толченое стекло. Когда корпус обработан, поверх еще иногда натягивают просмоленную паруси…

Не успев договорить, он рухнул так внезапно, что никто из друзей не смог подхватить его. Витус тут же присел к нему, подсунул под голову мешок из козьей шкуры, подаренный Хафом, и принялся обследовать. Вскоре он поднял голову.

— У этого человека сильный жар, и не только от зноя. Какой-то рок преследует нас: где ни появимся, лихорадка ходит за нами по пятам.

Несчастный слабо захрипел, потом неожиданно откинул голову в сторону, и его вырвало желтоватой массой. Витус размышлял вслух:

— Ему нужна помощь, срочная помощь. Лучше всего было бы отправить его в какой-нибудь госпиталь! — Он приподнял веко больного, чтобы обследовать зрачок и цвет глазного яблока, как вдруг свет ему загородила большая тень. Она падала от повозки, запряженной лошадью, которая остановилась прямо возле ямы. Перед ней стояло довольно странное создание: мужчина неопределенного возраста, скорее приятной наружности с мягкими чертами. У него были густые брови, слегка курносый нос и полные губы, которые выдавали в нем сибарита. Одет он был в голубой камзол с вытканными золотой нитью звездами, расшитый переливающимися всеми цветами радуги каменьями; к нему — пышные расклешенные панталоны фиолетового цвета. Широкополую шляпу того же цвета украшало белое перо какаду. Фигура — вот что было самое примечательное в его облике. Витус в жизни не видел мужчины с такими узкими плечами и широким задом. Он был больше похож на калебас.

— Этого человека, топ ami[46], я могу забрать к себе, — звонким голосом с сильным французским акцентом сказал незнакомец. — Он мне известен. Хайме Оэлос его имя.

Витус поднялся:

— Очень любезно с вашей стороны, сэр. Позвольте спросить, есть ли у вас опыт лечения больных лихорадкой?

— A! L’Anglais![47] Ну до чего вы дотошные ребята! Все-то вам надо знать наверняка, n’est-ce pas?[48] — Незнакомец широко распахнул глаза, которые оказались цвета сандалового дерева. — Что ж, месье, кое-что я в этом понимаю: сам переболел лихорадкой. Этого достаточно?

— Разумеется. Буду вам очень обязан. Позвольте представиться…

Витус назвал свое имя и по очереди имена своих друзей.

— Enchanté![49] А я Ахилл из Парижа. Курьезный Ахилл, как меня здесь называют.

— Очень приятно. Вы не против, если мы положим больного на вашу повозку? Его уже пора поместить в более прохладное место.

— А, топ ami, спокойнее! Сначала надо отодвинуть мои сокровища. Эй, Педро, помоги мне!

— Да-да, сейчас.

С помощью Педро, паренька лет двенадцати, которому, собственно, и принадлежала повозка, Ахилл осторожно принялся перекладывать два осколка драгоценных камней размером с хорошие дыни. Камни были прикрыты плотными полотнищами, с одного обломка оно слегка соскользнуло и приоткрыло камень, который заблестел на солнце так ярко, что слепило глаза.

— Со святыми упокой! — Магистр, который вместе с Витусом как раз поднял тощее тело больного, чуть не споткнулся. — Играет всеми цветами радуги! Что это за драгоценности?

— Т-с-с-с! Не так громко, топ ami! Сейчас оповестишь всю верфь, что я перевожу. Это аметистовые друзы из Бразилии, чистенько срезанные, couleur violette[50] — мой любимый цвет.

— Уи-уи, блестка с этого нароста мне бы тоже пошла! — восхитился Коротышка. Его рыбий ротик восхищенно причмокнул.

— Qui, qui? — Ахилл пришел в восторг. — Parlez-vous français, топ ami?[51]

— Щё, щё, галльский петух? — Бедный Энано, начинавший почти каждую свою речь с «уи-уи», и не подозревал, что говорит по-французски.

Магистр пришел на помощь:

— Ахилл спрашивает, знаешь ли ты французский язык.

Малыш, задрав голову, искоса посмотрел на Ахилла:

— Не-а, не перю. А с чё галл допер до такого?

— Жаль, ах, как жаль, mes amis![52] Alors, allons-nous[53]…

По команде Ахилла они подняли Хайме на повозку, заботливо уложили и укрыли брезентом.

— Voila[54]. Очень вам признателен, месье!

Витус поднял на прощанье руку:

— До встречи, Ахилл! И спасибо за помощь.

— Ах, не стоит! А если захотите меня навестить, буду рад.

— С удовольствием. Только нам надо сначала найти пристанище на ночь.

— А! Пристанище? И это не проблема. Идите прямо до Калле-де-лос-Офисьос, compris?[55] — Ахилл указал своим холеным пальцем в северном направлении. — По Калле-де-лос-Офисьос дальше, дальше, все время дальше, compris? Пока не дойдете до владения под названием «L’Escargot[56]», за ним свернете в переулок направо, к «Приюту рыбака», compris? Там дешево и сердито. Только надо быть начеку, когда хозяин предъявит счет, qui?

Магистр поклонился:

— Спасибо, Ахилл, ты нам очень помог. Может быть, мы тебя и вправду как-нибудь навестим.

Ахилл дал Педро знак трогаться.

— Для меня это будет большая честь. А идти вам придется недалеко. «L’Escargot» — это мое владение. Приходите, когда заблагорассудится.

Витус улыбнулся:

— Жди нас сегодня вечером, если ты не против. Меня тревожит лихорадка Хайме. Только скажи-ка, что значит «L’Escargot»? Боюсь, я во французском не силен.

«L’Escargot»? — Ахилл хихикнул. — Вот придете и увидите. Au revoir![57]

Калле-де-лос-Офисьос была улицей, на которой до раннего утра царило оживление и жизнь била ключом. Особенно к вечеру, когда матросы сходили с кораблей и начинался людской водоворот. Торговцы кричали, расхваливая свой товар, ремесленники предлагали на разных языках выставленные на продажу изделия, бродячие музыканты протискивались через толпу и пытались заработать хоть пару мараведи. Писцы сидели за низенькими столиками, на которых были ровнехонько разложены бумага, перья и чернила. Таверны заманивали, бордели завлекали. Стройные девицы с огненными взорами фланировали взад-вперед, оживленно шушукаясь и в то же время прилагая все усилия, чтобы привлечь мужское внимание. Трактирщики продавали кукурузные лепешки, воришки находили себе работу, собаки шастали, дети орали, попрошайки тянули руки за подаянием. И посреди этого кипящего бульона из тел, запахов и гама возвышался «L’Escargot», владение Ахилла.