Магистр и штурман О’Могрейн также выжили.

К концу боя пираты взяли их в клещи и оттеснили на бакборт, где тот и другой ожидали последнего, смертельного удара. О’Могрейн потому, что от усталости едва мог держать в руках шпагу. Магистр потому, что незадолго до этого потерял свои бериллы.

И тут совершенно неожиданно их оставили в покое, потому что все уставились на верхнюю палубу, где предводитель наткнулся на Витуса — столкновение, которого Магистр уже не мог разглядеть. О’Могрейн, со своей стороны, был так измотан, что без сил опустился на палубу, прислонившись к поручням галереи. У штурмана потемнело в глазах. Как только он пришел в себя, маленький ученый прокряхтел:

— Vae miserio, мой дорогой О’Могрейн! Горе несчастным! Я имею в виду этот пиратский сброд. Мы им еще покаж…

Оглушительный гром перекрыл его слова, и непреодолимая сила швырнула обоих в проход галереи.

О’Могрейн во второй раз потерял сознание, а вот маленький, но стойкий Магистр вышел из передряги невредимым, отделавшись парой синяков. Посему он сразу заметил, что корпус корабля начал крениться на нос, а палуба — уходить из-под ног. Он так и сяк старался привести О’Могрейна в чувство и, когда ничего другого не оставалось, вернул его к жизни парой увесистых оплеух, после чего оба понеслись на корму, прочь от клокочущей, захлестывающей корабль воды, по проходу, все выше и выше, до самой крайней точки галереи на корме парусника, которая теперь разом стала самой высокой точкой наряду со шканцами. И только здесь, сидя почти на стене пассажирских кают, они отдышались.

Чувства и разум постепенно возвращались к ним. Магистр обернулся к О’Могрейну:

— Мне так кажется, господин штурман, что с минуты на минуту мы напьемся досыта.

— Возможно, вы и правы, господин Магистр, — ответил О’Могрейн, — а может быть, и нет. Все зависит от того, где произошел взрыв. Если, как я подозреваю, в крюйт-камере, то рухнула вся средняя часть корабля, а может, и носовая. На корме, как видите, корпус почти цел, и, если выдержат шпангоуты, штевень и все прочее, наш добрый «Галант» еще постоит.

— Хм… Да уж, и в несчастье бывает, что везет! — усмехнулся Магистр. — Но не можем же мы тут торчать вечно, как в аистовом гнезде! Попробуйте-ка выпрямиться, насколько сможете, и посмотреть, где эта разбойничья шайка, — он сильно сощурился. — Сам я и за пару шагов ничего не вижу.

— Сейчас попробую, — штурман осторожно встал на ноги и заслонился ладонью от слепящего солнца. И вдруг удивленно присвистнул.

— Ну что там? — Магистр тоже приподнялся. — Они еще здесь, эти душегубы?

— Нет, удалились уже на несколько миль. Плывут на запад. Думаю, взяли курс на Карибы.

— Deo gratias! Но чего же, черт побери, вы так свистите? Что разглядели, О’Могрейн?

— Я вижу кирургика!

Как только Джон-Челюсть убрался со своими головорезами с «Галанта», Феба бросилась к кирургику, который лежал на палубе, точно мертвый. Она бережно приподняла его голову, чтобы посмотреть, нет ли раны на затылке. Так и есть! Прямо у нее на глазах росла здоровенная шишка, а из ссадины сочилась кровь. Не теряя присутствия духа, Феба побежала в свою каюту, чтобы найти кусок полотна и сделать повязку. С порога она крикнула подруге:

— Слушай-ка, Филлис, кажется, все позади! Эта сволочь убралась! Там теперь море крови и куча мертвецов, но ты пока что не бери это в голову! Скажи, у нас найдется чистая льняная тряпка? Ах, черт, какая я дура! У нас же все стибрили!

— Да, да, стибрили.

— Черт побери! Знаешь, отдери лоскут от моего подола. Жалко, конечно, но на безрыбье и рак рыба. Да и кто его знает, попадем ли мы еще в Новый Свет!.. Так, так… давай дальше… Есть! Жди меня здесь, Филлис, и ничего не бойся! Я скоренько вернусь! Феба мигом будет обратно, слышишь?

На палубе Феба перевязала кирургику голову и как раз собиралась уложить его, бессознательного, обратно, когда начался кромешный ад. Взрывной волной ее пронесло по палубе, как штормовым ветром листок, и она влетела в открытую дверь каюты аж до задней стенки, где в углу сжалась Филлис. Феба врезалась в подругу, которая тоненько взвизгнула, но она этого уже не услышала — потеряла сознание. Лишь несколько минут спустя перепуганной Филлис удалось вернуть ее к действительности.

Еще не вполне придя в себя, Феба теперь сидела на полу, широко расставив ноги.

— Клянусь костями моей матери, челнок идет ко дну, — слабо вымолвила она. — Не замечаешь, Филлис? Похоже, мы тонем.

Филлис ничего не ответила.

— Эй, Филлис, смотри-ка, все больше и больше! Держись за меня, а то соскользнешь!

Феба ухватилась за ручку деревянной скамьи, крепко вмонтированную в стену, и подтянулась. В новой перспективе каюта выглядела как в дурном сне. Крен «Галанта» был уже настолько силен, что можно было почти спокойно стоять на той стене, которая выходила на палубу. Дверь казалась на ней ковриком. «Надо давать деру отсюда!» — пронеслось в голове у Фебы. Ей вспомнилось, как в Плимуте обходились с нежеланными новорожденными котятами: их просто совали в мешок, крепко завязывали его и топили. Вот на этих несчастных животных они с Филлис и были сейчас похожи. Напряженно следя за тем, чтобы не соскользнуть, Феба стала осторожно двигаться по наклонной к двери, таща за собой ухватившуюся за нее подругу. Зацепилась рукой за дверную коробку, другой нащупала лестницу, ведущую на командную палубу. Ступень за ступенью обе начали карабкаться на самую верхнюю палубу. Здесь царил не меньший хаос. Обломанный конец бизань-мачты косо торчал над ними, обвисший латинский парус свисал через поручни на правый борт, а весь стоячий такелаж разметался по палубе.

— Выглядит как паутина, — трезво рассудила Феба. — За нее можно держаться. Давай, Филлис. Еще чуть-чуть! До кормового фонаря и флага. Выше некуда. А если уж потонем, так хоть под конец!

Добравшись до флагштока, они налегли на фальшборт по правую и левую стороны от него — так было легче держаться на ногах. Обе настолько вымотались, что даже острый язычок Фебы на время унялся. Вскоре он снова принялся за работу:

— Что ты сказала, Филлис? Эй, Филлис, ты что-то сказала или нет?

Филлис покачала головой.

— Умора! Могу поклясться, что я слышала, как кто-то что-то сказал! Только вот где? — Она протиснулась еще дальше вперед и крикнула: — Эй, есть там кто?

И, к ее безграничному удивлению, ей ответил не кто иной, как Магистр:

— Да, драгоценная, это мы. Штурман О’Могрейн и ваш покорный слуга. Мы находимся под вами, или, лучше сказать, перед вами, на кормовой галерее. Если бы между нами не было перекрытия, мы могли бы видеть друг друга. Ну что ж, слышать вас — уже большая радость.

— А я так просто обалдела… Думала, примерещилось!

Палубный матрос Амброзиус насилу избежал смерти. В противоположность большинству матросов «Галанта» в момент нападения он находился не на верхней палубе, а на батарейной, где еще с тремя матросами помогал плотнику Джошуа Брайду чинить крышку одного из орудийных люков. Вокруг себя они разложили тяжелые доски и новые, только что смазанные шарниры. Выполнить эту работу стало уже насущной необходимостью вопреки протестам скряги Стаута, который переживал за расход дорогого сырья. Но крышка уже была вся, как сыр, в дырках и в шторм и качку могла представлять опасность. Джошуа Брайд дал каждому из помощников отдельное задание, а к нему соответствующий инструмент. Амброзиусу выпало подготовить отверстия для шарниров, и он вооружился двухфутовым буравом. Другие работали ножовками, стамесками, плотницкими топорами и скобелями. Когда на них хлынула целая куча пиратов, размахивающих ножами и шпагами, они глазам своим не поверили. Но это был не дурной сон, а жестокая реальность. Амброзиус видел, как один из его товарищей был с легкостью заколот тут же, на месте. Страшное, умышленное убийство! На Амброзиуса накатила волна бешеной ярости.