— Я благодарю всех, кто собрался здесь в эту минуту. — Витус снова обвел взором присутствующих. Никто не шелохнулся. Было так тихо, что он слышал шум собственной крови в ушах. — Это сердце, — помедлив, сказал он. — У него просто больше не было сил противостоять болезни. — По кругу прошелся скорбный вздох. — Полагаю, доктор Бернс, вы пришли к такому же заключению?
Бернс неуверенно кивнул. Он был старый человек, и минувший день с его суетой страшно его измотал. Уже через четверть часа, после того как Кит позвал его на помощь, он появился во дворце, но было слишком поздно. Лорд лежал бездыханный, с открытым ртом и обескровленными губами. Все симптомы говорили за то, что смерть наступила по причине остановки дыхания, но вследствие каких процессов, Бернс не мог взять в толк, тем более что испытывал непреодолимый страх перед необходимостью обследовать нагое тело, принадлежавшее представителю родовитой знати. Таким образом, он ограничился только тем, что констатировал смерть и закрыл покойному глаза. Двумя часами позже — Бернс все еще находился возле тела — в покои усопшего ворвался молодой хозяин, запыхавшийся и возбужденный донельзя, потому что Кит точно описал ему критическое состояние лорда. Он наткнулся на него с друзьями, едва проскакав двадцать миль от Гринвейлского замка. Бернс смог только высказать вновь прибывшим свои соболезнования. Ему было от души жаль, что больше ничего сделать он не мог…
— Верно, молодой господин, верно, это было сердце.
Витус продолжил:
— Я не буду говорить далее о результатах осмотра — это было бы не в духе моего деда. Кто его знал, знает и то, что он не любил распространяться о своей болезни. И никогда не жаловался. Более всего его сердце заботило благо Гринвейлского замка и всех его обитателей. Поэтому я желаю, чтобы и во дворце, и во всем поместье все шло и дальше так, как до этого часа.
Он повернулся к Хорнстейплу:
— Я пригласил вас сюда, господин адвокатус, поскольку мне следует испросить у вас некоторую информацию, и, кроме того, я хочу выразить вам благодарность за то, что вы любезно предоставили моему деду свою руку. Вы записали его прощальное письмо ко мне. Не в последнюю очередь поэтому вам, разумеется, известно, что я должен унаследовать его владения. Скажите, в завещании не содержится ничего иного, за исключением деталей?
Губы Хорнстейпла, на которых поначалу заиграла самодовольная улыбка, сжались в узкую щелку:
— С вашего позволения, сэр, так просто это не делается. Относительно этого я не могу распространять никаких сведений. Строго говоря, здесь и сейчас я даже не имею права подтвердить или опровергнуть, вы ли назначены наследником. Для этого требуется оглашение завещания — процесс со строго предписанной процедурой: установление наличия заинтересованных лиц, проверка идентичности таковых, свидетельствование места, даты, et cetera, et cetera… Как адвокатус, я обязан нести ответственность за то, чтобы все формальности были соблюдены должным образом. По исполнении этого лица, имеющие право наследования, должны…
— Простите, что перебиваю. Если содержание посмертного письма совпадает с завещанием, в чем я убежден, имеются только два наследника: леди Арлетта и я. Леди Арлетта в данный момент не присутствует. Более того, неизвестно, жива ли она. Таким образом, я пока единственный, кого так или иначе касается это завещание. Или кроме нас есть другие наследники?
— Нет, сэр, это… нет, но… — Хорнстейпл споткнулся и покраснел от досады. Невольно он разгласил содержание завещания.
— Хорошо, раз это так и раз последняя воля моего дедушки не отличается от того, что он выразил в своем прощальном послании, мы можем отказаться от долгой процедуры и огласить завещание.
— Здесь? Что вы себе воображаете, молодой человек?! — Голос Хорнстейпла, сорвавшийся на дискант, не оставлял ни малейшего сомнения в том, насколько неслыханным считает он такое предложение. — Столь важный юридический акт должен, само собой разумеется, происходить не в этом зале, а в моей конторе!
— Он может вообще не состояться, сэр. По крайней мере, не сегодняшней ночью, потому что, откровенно говоря, детали меня не интересуют, как они никогда не волновали и его светлость. — Витус на минуту задумался. — Кроме того, из соображений экономии времени я сегодня же письменно уполномочу моего управляющего Ричарда Кэтфилда пользоваться моими правами и обязанностями, заявленными в завещании.
Кэтфилд неспешно встал. На его лице отразились радость и удивление одновременно.
— Сэр, о сэр! Для меня это большая честь! — Он склонился в почтительном поклоне. — И большая ответственность. Я сделаю все, чтобы быть достойным вашего доверия!
— Я знаю, что всегда могу положиться на вас.
— Юный господин! — Хорнстейпл тоже поднялся. Разговор принял неприемлемый для него оборот. Он привык к тому, чтобы к его речам непременно прислушивались, а советам следовали как приказам. — Так дело действительно не пойдет! Это в высшей степени неподобающе: здесь, среди всякого сброда, устанавливать, кто вместо вас будет осуществлять указанное в завещании. Я настаиваю на том, что все должно совершаться в моей конторе, в письменной форме, подобающим образом! Помимо того должен указать на тот факт, что я, само собой разумеется, не ношу с собой таких важных документов. Как один из опытнейших, авторитетных и уважаемых адвокатов Англии, смею вас заверить…
— Deforme est de se ipsum praedicare. — Магистр долго молчал, но в конце концов все это достало его до печенок. — Отвратительно самому восхвалять себя. Или, если такой перевод вам больше понятен, господин коллега, — самохвальство дурно пахнет! Я всего лишь правовед, едал только магистерский экзамен, но помимо того десять лет преподавал в частной школе в Ла Корунье и благодаря этому в испанском праве я как рыба в воде. Но я не настолько невежествен, чтобы не знать, что и в этой стране возможно в любом месте в присутствии свидетелей возводить в права наследования. Нет, я не настолько невежествен!
Хорнстейпл с минуту разевал и закрывал рот, а потом плюхнулся на свое место.
— И что значит «среди всякого сброда»? — Маленький ученый вошел в раж. — Вы отдаете себе отчет, что этим высказыванием оскорбляете всех здесь присутствующих? И Витуса в том числе.
— Ладно, Магистр, оставь. Я не хочу споров в доме, где еще не остыло тело моего деда. Господин адвокатус, в ближайшие дни я появлюсь в вашей конторе с моим управляющим. И будьте любезны к тому времени составить и официально удостоверить права на наследство. А далее прошу вас подготовить договор, дающий мистеру Кэтфилду полномочия на управление поместьем в будущем. Разумеется, все в надлежащей форме. Ему будет положено соответствующее этим полномочиям жалованье.
Кэтфилд едва мог поверить своему счастью.
Хорнстейпл пробормотал себе в бороду что-то вроде:
— Почему сразу не…
— Ну вот и решено. У вас есть еще что добавить, господин адвокатус?
Хорнстейпл церемонно вынул из кармана сюртука маленькую шкатулку:
— Раз уж вы, как мне кажется, предпочитаете совершать все действия coram publico[12], сим передаю вам перстень с печатью его светлости.
— Благодарю вас. Я заметил его отсутствие на руке моего деда.
— Настоятельным пожеланием его светлости было, чтобы вы не снимая носили этот перстень. Эта вещь — достояние четырех поколений вашего рода, что без труда может быть документально подтверждено.
— Сегодня ночью в этом нет необходимости. — Витус принял перстень и надел его на палец. — Вот это да! Сидит как влитой, словно на меня сделано.
Хорнстейпл чопорно кивнул:
— В каком-то смысле так оно и есть. Его светлость доверил мне эту ценность с тем, чтобы я отдал кольцо подогнать на вашу руку.
— Ах, вот как! Ага… — Витус зачарованно смотрел на герб, изображенный на перстне.
Он был в форме круга, в его верхней части был изображен свернувшийся в форме змеи разевающий пасть лев, внизу — стилизованный корабль, два треугольных паруса которого стояли в зеркальном отображении друг к другу. Это, несомненно, был тот самый герб, который указал ему дорогу из Испании в Англию… Тому уже два года…
