Покидая орбиту планеты, все собрались в крипте, чтобы посмотреть на неё в последний раз.

– Я уверена, нам здесь будет хорошо. – Высказала общую мысль Ва. – Это мероканская планета, это точно!

– Мы ещё сюда вернёмся. – Пообещал Тайнар. – Как мы назовём эту звезду и планету?

– Я думаю, правильно будет назвать эту звезду именем той несчастной девушки, которую казнили. – Сказал вдруг Ош. – Ахи. Она это заслужила. Я, знаете, часто думаю об этой истории; она почему-то не даёт мне покоя. Жаль, что я не писатель, я написал бы эту историю. Это же так… так здорово! Представляете, он целует её, и её кровь превращает его в дракона, который мстит всем за свою любовь…

– Её… кровь?! – Воскликнул Ив.

– Ну, да, а что?

– Вы что, никогда не слышали легенды об анху?!

– Что-то такое… – Прищёлкнула пальцами Ва. – Что-то в детстве…

– Это легенда о ящерах, – сказал Ив, – которые жили миллионы лет назад в каком-то пра-мире. Они были супер быстры, супер сильны, супер кровожадны, и быстро уничтожили всё живое в своём мире. И встали перед выбором: либо погибнуть, либо измениться. И они изменились. Превратились в анху, расу защитников и целителей. Но стоит анху попробовать живой крови, как он превращается в кровожадное чудовище, которого невозможно остановить. Это только легенда, но теперь я понимаю, откуда она возникла. Мы и правда, потомки тех людей! Они принесли эту легенду с собой. Я согласен с лордом Ошем: звезду нужно назвать именем той девушки. Она это заслужила, хотя бы уже тем, что дала жизнь такой красивой легенде.

– Ты капитан. – Сказал Тайнар. – Как скажешь, так и будет.

– Значит, эта звезда носит имя Дар – Ахи. – Решил Ив. – Ну, а планета, планета, конечно, Озакх. Тут тоже двух мнений быть не может.

– Представляете, мы нашли Озакх?! – Воскликнула Ва. – Да все обалдеют просто от такого! Тысячи лет это была легенда, миф, в который не верил почти никто! И вдруг мы её нашли! Да это… Это сенсация!!!

Планета тем временем превратилась в крохотный, с копеечную монету, диск и исчезла совсем. Снова перед Гритом распахнулась пылающая бездна космоса, и много дней пути к теперь уже конкретной и значительной цели. Правда, теперь его пассажиров и экипаж ждало нечто более трудное – влиться в чужой для некоторых из них мир и попытаться стать там своими. Обременённые тайнами и открытиями, способными перевернуть мир, они испытывали страх и беспокойство, но черпали силы и надежду друг в друге. Они были вместе.

Появление Дома Мессейс; то, что бывший киборг, пропавший вместе с Гритом, оказался Кровью мероканского Дома Вера, и готовность этого самого Дома взять его под свою защиту; наконец, странные события на Въерре и непонятное даже младшим лордам Кинтаны поведение Понтифика – всё это взбудоражило Кинтану так, как эту спокойную планету не лихорадило с последней войны. Происходили какие-то неслыханные и опасные вещи. То, что мероканские Дома будут мстить Понтифику, если окажется, что события на Въерре происходили с его ведома, казалось очевидным всем, кроме, кажется, самого Понтифика – а о чём думал он сам, оставалось тайной даже для его жены. Она знала о пагубной страсти своего мужа, и каждый день со страхом ждала, что это будет раскрыто; но теперь он переходил все границы. Ужасное это было чувство: знать, что происходит, и не иметь никакой возможности что-то исправить. Ей казалось, что Союз в тупике, выхода из которого нет. Мероканские Дома не уступят; кортиане подержат их; Бард и Шхар только и ждут, чтобы Корта откололась от Союза, и последуют за ними. Союз распадётся, и Лига набросится на них, легко уничтожив по одному. Без мероканского космического флота Кинтана не сможет защитить и себя, и Савалу, и беззащитную Раббе, жители которой не строили кораблей и не умели воевать. Мероканцы не придут на помощь Кинтане, если выяснится, что кинтаниане повинны в гибели мероканцев на Въерре.

А самое ужасное – она не знала, насколько эти упорные мерзкие слухи о причастности к трагедии её мужа правдивы! Она не была уверена в нём. Он вышел из – под её контроля и постепенно превращался в безумца, готового рухнуть в пропасть самому и увлечь за собой целые миры. Она винила себя, как всякая благородная леди. Когда она просмотрела момент, в который он начал принимать пска?.. Она сделала, что могла, узнав правду; но теперь поздно. Пятеро детей! Алита сумет позаботиться о себе, но как быть мальчикам?! Сыновья такого отца – это же клеймо на всю жизнь!..

Осень заканчивалась; в садах острова Факиа пахло горечью отцветающих трав. Леди Факиа всегда любила это время, тихое, покойное, туманное, золотистое; но теперь всё, что она прежде любила, только сильнее подчёркивало, чего она может лишиться в любой момент. Всё, что доставляло удовольствие, теперь причиняло боль. Каналы; одинокие изящные деревья, изогнувшие свои ветви так картинно и изысканно; скользящие по безмятежным гладким водам узкие лодочки с высокими носами – всё это казалось чужим и даже враждебным. И если бы не мучительные мысли о детях!..

Появление в саду сестры Арины облегчения не сулило. Проблема лорда Оша, племянника, была одной из самых тяжёлых; в последнее время ясно стало, что она тесно связана с остальными, и обсуждать её леди Факиа не хотела. Теперь она понимала, что Ош с самого начала знал и про Мессейс, и про Кайла Ивайра; он понимал, чем это грозит, и не сказал никому и ничего! Впрочем, вряд ли это что-то изменило бы. Если бы он открыл на Савале, кто был с Ва Вера, что произошло бы? Она много раз думала об этом, пытаясь смоделировать ситуацию, и каждый раз приходила к выводу, что скорее всего, это обернулось бы катастрофой для всех. Мероканцы всё равно поднялись бы против Кинтаны, так как Вера взяли этого преступника, Кайла Ивайра, под свою защиту, как свою Кровь, и покушения на священные права Озакх не стерпели бы. Кипы и так поторопились – ой, как поторопились! – с этим Шейнаном; если бы она знала, что задумал её муж, она остановила бы его! Да, он двойник Л: вара; но изолировать его можно было бы иначе, не привлекая к этому отпетого преступника Вая, не устраивая такой шумихи, не вступая в смертельную конфронтацию с мероканскими Домами. Такое было чувство, что Понтифик сделал это… намеренно; да, намеренно, чтобы поссориться с мероканцами и развалить Союз на пороге войны. От этой мысли было так страшно, что внутренности свёртывались в узел и начинали мелко трястись.

Но она была леди; на лице её не отражалось ни тени настоящих чувств, даже перед сестрой. Она протянула к той руки и улыбнулась нежно, по-родственному, встречая сестру в гостиной с раздвинутыми створками окна-двери от пола до потолка. В её доме царила тишина, в отличие от мероканских домов, где всегда было шумно, играла музыка и за окнами голосили гленки; на гладкий пол террасы, опоясывающей дом, и частично – гостиной, падали изумрудные блики света, проникающего сквозь листву густо оплетающих решётку террасы цветущих лиан. Тишину нарушали только щебет и пение птиц и насекомых, тихие и мелодичные. Обе леди были в белом; леди Факиа была по-домашнему, в белом платье без украшений, подчёркивающем её угловатую некрасивую фигуру, леди Арина была в белом брючном костюме. Как настоящие кинтанианки, они не красились, не делали причёсок, не пытались никак подчеркнуть свои достоинства или скрыть недостатки – это считалось среди них вульгарным и низким, не достойными настоящей леди ухищрениями. Но не смотря на полное отсутствие каких-либо украшений, они выглядели внушительно и стильно, благодаря величавости и надменности своего облика. Леди Арина, когда-то сильно пострадавшая в Геште, до сих пор носила шрамы, рубцы и швы на всём теле, в том числе и на лице, но никто не посмел бы назвать её уродиной, настолько гордо и уверенно она держалась и несла свои увечья.

Усадив гостью, леди Факиа приступила к церемонии приготовления традиционного напитка, подаваемого близким родственникам; это было настоящее священнодействие, во время которого жестами своих больших, но очень изящных рук она задавала тон будущей беседе и всей встрече. Непосвящённый был бы просто заворожен красотой движений, но леди Арина читала их, как книгу. Она видела, что сестра её подавлена и грустна, и не хочет беседовать на серьёзные темы. Деликатность не позволяла ей пренебречь желанием сестры; но она уверена была в то же время, что поможет ей своим советом, снимет напряжение и смягчит боль. Она прекрасно понимала, что творится с сестрой, и так же боялась поступков своего зятя; но так же она понимала и страх сестры за детей, и то, что если они скажут ЭТО вслух, даже наедине, пути назад не будет. Нужно было искать другие пути, и будучи прекрасно воспитанной и образованной кинтанианкой, она этот путь нашла.