Привычные ко всякого рода роскоши и чудесам, кинтанианские девушки, ощущая себя существами высшего порядка, рождёнными, чтобы править миром, позволили себе расслабиться и даже оторваться, лишённые строгого надзора старших леди. Они слушали чувственную кортианскую музыку, пили вино, и, ожидая восхода, сплетничали далеко не о прекрасном и утончённом, как оно было положено. Они обсуждали мероканскую привычку целоваться в губы. На Кинтане по степени неприличия это считалось чем-то таким же, как минет на Земле; не мудрено, что обсуждение этого предмета вызвало лёгкую краску на щеках самых скромных из девушек.
– Интересно, – заметила леди Алита, – лорд Корин умеет делать ЭТО? Ведь он наполовину мероканец.
– Говорят, что во всём он самый настоящий кинтанианин, даже больший, чем чистокровные лорды.
– Я уверена, – возразила леди Алита, – что он просто тщательно скрывает свою мероканскую порочность, где-то глубоко внутри, понимаете? О, я точно знаю, в этом мужчине скрывается бездна страстей, неведомых нашим.
– Жаль, что этого никто не узнает. – Сказала леди Оза. – Неужели найдётся женщина, которая рискнёт взять этого мужчину?
– Для женщины с небезупречной кровью это действительно был бы рискованный брак. – Согласилась Алита. – Но для леди моего происхождения, например…
– Вы в родстве с Ошами, не забывай.
– Ош вполне реабилитировал честь нашего имени. – Надменно возразила Алита. – То, что ему не дали умереть – не его вина. Он сделал всё, что мог.
– Удачная женитьба даже сейчас спасла бы его. – Заметила одна из дам. – Я сама лично знаю двух леди, готовых помочь ему в этом.
На неё тут же набросились с вопросами: кто?! Ну, хоть намекни! Не может быть, чтобы это была…Ах, это всё-таки она?! Ну, никогда бы не подумала! А вторая?..
Алита слушала эти разговоры в пол уха. На самом деле её нисколько не волновала судьба Оша; никто и не догадывался, что творится в голове и душе этой юной девушки, и какие проблемы ей приходится скрывать и решать. Как истинная леди, она не могла не засмотреться, как жёлто-розовое сияние разливается по фантазийной долине, предвосхищая восход её родной планеты, но краем сознания она продолжала даже не думать – ощущать гнёт своих проблем, самой большой и страшной проблемы, которая не давала ей покоя уже больше года. Сознание того, что эта проблема неразрешима, превратила её жизнь в кошмар. Она уже начинала ненавидеть источник этой проблемы, и ненависть эта убивала её душу. А именно душа и крохи уцелевшей в ней любви и мешали ей решить эту проблему единственным способом, верным, но бесчеловечным. Решить раз и навсегда, сначала внутри, в сердце, а потом и на деле. Алита вполне сознавала, что иного пути нет. И ненавидела и себя тоже – за то, что так страдает её сердце оттого, что первый шаг она уже сделала.
Лорду Корину и в самом фантастическом сне не могло привидеться, что на Илот сейчас решилась его судьба, и каким образом она решилась, и к чему это приведёт в не таком уж и далёком будущем. Он, конечно, знал мону Риду, всё-таки дочь понтифика. Но ему и в голову не приходило, что она может замечать его. Выбрав в своё время Кинтану, он, скандальный мерокано-кинтанианский полукровка, знал, что теряет всякую надежду на личную жизнь, потому, что мероканка, полюбив его, пренебрегла бы всем, но леди не пренебрежёт ничем. Он сознательно гнал от себя все сожаления и мысли подобного рода, увлечённо занимаясь исключительно делами. В последнее время дела эти приобретали всё более крамольный по отношению к Понтифику характер; например, то, что лорд Корин делал совместно с Роном Леа на Биафра и терминалах в открытом космосе, Понтифик просто запретил, когда лорд Кор обратился к нему с этим предложением. Большинство офицеров не хотели замечать и обсуждать это, но в последнее время запреты эти становились не только абсурдными, но и преступными. Лорд Кор, заменивший племяннику родителей, погибших всё в том же Геште, это замечать хотел, и, не без оснований рассчитывая на сан Понтифика в будущем, действовал решительно и непокорно. Это по его приказу Корин совместно с Роном Леа вёл переговоры со Странниками Биафра, обещая от лица будущего Понтифика возможность создания их собственной гильдии с признанными Кинтанианским Союзом правами; эти переговоры должны были, по замыслу лорда Кора, обеспечить Кинтане в неизбежной войне с Лигой помощь десятка, если не больше, мощных киборгов. Пока что Странники не ответили ни да, ни нет. Всем было известно странное поведение Понтифика, а происшествие на Въерре, странным образом спровоцированное его властью, и вовсе оттолкнуло от кинтаниан многих из них. А теперь добавилось ещё и известие о том, что киборг – убийца Л: вара – Кровь Дома Вера, и те признают его и берут под свою защиту, а Община выступает на их стороне! Понтифик ещё не отреагировал официально, но всем и так было ясно, что он потребует, чтобы убийца был выдан кипам беспрекословно и безоговорочно. Так же все знали, и не мог не знать Понтифик, как отреагируют мероканцы в ответ на посягательство на святой для них Порядок Озакх. Войны с мероканскими Домами, даже с одним из них, мог желать только ненормальный; к тому же было ясно, кого в этом столкновении поддержит Корта, в Союз-то вступившая только благодаря мероканцам, и что после этого станет с Союзом. Лорд Кор, внутренне протестуя против поведения Понтифика, встретился с судьёй Таш, главой мероканского Высокого Совета, и попытался достичь компромисса: пусть сначала мероканцы сами осудят Кайла Ивайра, а потом сдадут его кипам. Но судья такой вариант отвергла, заявив, что Община имеет сведения о том, что Кайл Ивайр и сам является жертвой Л: вара, а в таких обстоятельствах мероканцы никогда его не сдадут.
– Ради одного человека, – попробовал нажать лорд Кор, чувствуя уже, что это бессмысленно, – нельзя развязывать войну.
– Дело не в человеке. – Возразила судья. Очень холодно. – В данном случае речь идёт о самой основе Порядка Озакх, о том, на чём зиждутся наши Дома и их благополучие. Это святое. За это мероканцы готовы драться до конца. А вы готовы драться с нами?
– Нет. Мы и не хотим этого. Но Понтифик…
– Понтифик тоже человек, а люди иногда сходят с ума, когда их бремя оказывается непосильным для них. Рисковать своим народом и его будущим, исполняя капризы сумасшедшего – ваше право и ваш выбор. Так же как наше святое право – отстаивать свои обычаи и защищать свою Кровь. Вы в курсе, что на Въерре погибли двое мероканцев Средних Каст и один Волк, Тинайр Гем?
– Да, я…
– Дома намерены начать собственное расследование.
– Лорд Понтифик может отреагировать на это неадекватно.
– Я знаю. Но в этом вопросе никакого компромисса быть не может. Решайте.
Лорд Корин был в шоке, услышав рассуждения дяди по этому поводу, но возразить ему было нечего.
– Получается, – хладнокровно говорил лорд Кор, – что Понтифик намеренно, или по причине какого-то безумия, стремится разрушить Союз изнутри. Мы знаем, что кортиане с нами только из-за мероканцев. Они любят мероканцев; странно для двух рас, живущих на одной планете, но это так. Если Дома начнут войну, или объявят Понтифику вендетту, кортиане встанут на их сторону, и Раббе тоже. Шхар давно ждёт повода для бунта, им многое не нравится в наших порядках. А чем не повод – покушение на святыни мероканцев? А кому будет на руку распад Союза, как ты думаешь?
– Хозяину Лиги. – Не колеблясь, ответил Корин, хотя даже произносить это ему было страшно.
– И кто же из них действует в его пользу, мероканцы, или Понтифик?
– Я не смею ответить на этот вопрос.
– Нужно встретиться с Леди Факиа. Немедленно! Должен же кто-то в этой семье сохранить остатки здравого смысла!
Судья вернулась в Луану в сумерках. Разговор происходил на Геште, в космосе, и на Корту она возвращалась на небольшом линейном корабле, высадившем её в том же порту, где впервые высадилась на Корту Анна. На Геште были вечные сумерки – Треф, спутником которого был Гешт, находился очень далеко от Ларсии, и был шестой планетой в её системе, – но сумерки Корты были куда шикарнее. Спускаясь в лифте к подножию горы, судья любовалась зелёной полосой неба, светлой в том месте, где оно сливалось с позолоченной бирюзой морского залива. Рядом, как всегда, был Эш, и жизнь была прекрасна. Судья с такой напряжённой тревогой много лет ждала того, что происходило сейчас, что чувствовала облегчение, когда всё закрутилось, да ещё так, как никто не ожидал. Теперь не было пути назад, но в этом-то и была вся прелесть этой ситуации.