– Новостей обоз да маленькая тележка! Ты знаешь, что, Север, приходи вечером на костёр, там всё и расскажу.

– Костёр? Это как раньше что ли? На берегу Садовского пруда?

– Ага. – вновь залыбился Миха. – Тепло уже. Правда, комары жрут нещадно, а так поболтаем. И если есть чего, – он сделал глубокую паузу, явно намекая на горячительный напиток, не подозревая, что Стас из города даже без рубля в кармане приехал, – приноси.

– Идёт. – усмехнулся тот. – Приду.

– Да, и Ватрушу позвать надо. Ей, наверное, тоже интересно. Да и мне на неё посмотреть тоже…

Мишка плотоядно облизнулся. А Стаса от этого его жеста покоробило. И он поймал себя на мысли, что что-то его в словах давнего товарища сильно напрягает. Ага, Ватруша. Посмотреть на неё. Сейчас…

– Зайду-ка я к ней, пожалуй…

– Я сам! – наверное, прозвучало резковато, но Стас не удержался.

– Вы же друг друга терпеть не могли? – усмехнулся Миха. – Или ты уже полюбил пышные формы? А, Стас?

– Не твоё дело. – дружелюбно, но предупредительно ответил тот. – Будешь болтать, по хлебалу получишь, понял, Царь?

Ну, точно, всё как в детстве становилось на свои места…

– Понял. – не обиделся тот. – Давай, до вечера. Не опаздывай.

***

После ухода Стаса, Данка прошла в комнату, совсем уж растерявшись. Надо же, в детстве она терпеть этого индивида не могла, но стоило ему сейчас появиться на пороге её дома, на тебе: и телефончик позвонить и хи-хи-хи, и ха-ха-ха. Скажи ей кто в детстве об этом, в глаз бы дала. Если бы догнала, конечно, с её-то тогдашним весом.

Но хорош ведь, гад! Вымахал, возмужал, на человека стал похож и смотрел на неё сейчас так… так… ну, совсем не как в детстве! Мурахи от этого взгляда по коже, размером со слона. Неужели понравилась?!

Да ну, с чего бы. И он ей как бы не очень. Если только чуть-чуть. Совсем каплю.

Но из головы уходить не собирался.

Дверь приоткрылась и на порог, пыхтя, забралось какое-то чудо в цветастой косынке и в лёгком летнем платье, босое, невысокое, лет шести. А из-под косынки торчали две толстые тёмные косички, доходящие до пояса девочки. Она не заметила тайком наблюдающую за ней девушку и начала шерудить стол, открывать ящики, что-то ища, а после, найдя вазочку с любимыми бабушкой карамельками, принялась быстро и задорно запихивать их себе в рот.

От такой наглости Дана дар речи потеряла и даже подобрать более или менее приличного ругательства не смогла.

– Это что ещё такое?! – воскликнула она, отчего девочка тонко ойкнула и уронила вазочку с конфетами на пол. Та, тяжело стукнувшись о деревянный добротный пол, разбилась вдребезги.

Нет, этот «цветок жизни» явно нарывался на порку! И хотя раньше Дана и пальцем детей не трогала, но тут был особый случай. И она, свирепея, двинулась на испуганно вытаращившую большие темные глаза девчонку.

Положение спасла бабушка, явившаяся следом за этой маленькой воровкой. Молча осмотрев место преступления, и быстро оценив ситуацию, она нахмурила седые брови.

– Данка, почто Сеньку пужаешь? Вон стоит, ни жива, ни мёртвая. Ишь, глазища вытаращила!

С этими словами она подошла к ребёнку, приобняв девочку за плечи.

– Она конфеты твои воровала! – возмутилась Данка, чувствуя, как что-то вроде ревности закипает в её душе.

– Я ей сама разрешила! Она мне по хозяйству помогает, пол метёт, и в огороде сорняки  щиплет… Степановны это внучка, дочь непутёвая нагуляла и матери сбросила. А у той самой здоровья нет, в лёжку всё время, вот Сенька и шастает по деревне, кто что подаст, чем накормит… Охохо…

И вот тут Данке стало совестно.

Она виновато взглянула на всё ещё напуганную девочку, что бочком жалась к её бабке, и решила пойти на мировую.

– Жевачку будешь?

– Ага! – тут же обрадовалась та. – А чипсиков нет?

– Чипсиков нет. – в тон ей ответила Дана. – С них разносит сильно и изжога мучает, так что не советую…

Но Сенька не знала, что такое «разносит» и изжога, и потому была рада и «Диролу», завалявшемуся в дамской сумочке девушки. Поэтому мировая прошла на ура, и дружно собрав с пола рассыпавшиеся конфеты и сметя осколки вазочки, дамы уселись за стол, ожидая, когда закипит чайник. И едва с пирожками и прочей снедью было покончено, в дверь раздался стук кулака. И на пороге показался ещё один «герой» её детства – Мишка по прозвищу «Царь», самый близкий подельника Севера.

– Коси, давай, лодырь! – незлобно приветствовал Стаса дед Максим, сходу вручив ему это самое орудие труда – наточенную косу.

Стас, повертев её в руках и смутно вспомнив, как это делается, приступил к делу. Несмотря на то, что июнь только ещё начался, трава уже стояла добротная, высоченная и сочная – как раз на зиму запасать для дедовой скотины. Вскоре парню стало жарко, и он скинул с себя майку, с двойным усердием продолжив махать косой. Ему бы уже устать, но сила всё пребывала откуда-то, и ему не хотелось останавливаться, и он работал всё усерднее, понимая, что сознание его при этом уплывает куда-то в заоблачные дали. Кроме того, в голове засверкал маячок непонятно откуда взявшейся агрессии – Стас разозлился, но источник этой злости определить так и не смог. Однако она всё возрастала, грозя перерасти в ярость, а оттого коса уже со всей силы взлетала в воздух, разбрасывая скошенную траву направо и налево.

– Стас! Чаво чудишь? – грозный голос деда подействовал на него как холодный душ.

И правда, чего разошёлся?

Парень остановился, взглядом оценив площадь своих деяний: огромный луг позади усадьбы деда Максима был ровно скошен, будто побрит, но ближе к его ногам трава становилась неровной, словно рваной, клочками торчали пучки осоки и соцветия клевера. Внушительный масштаб проделанной работы за столь короткое время…

– Ты, это, не наркоман случаем? – подозрительно нахмурился Максим, буравя Стаса взглядом. – Эко ж попёрло, вон скоко накосил!

– Ну что ты, дед! – парень и сам себе удивлялся – одна странность за другой. –  Я просто во вкус вошёл, давно не разминался. Офис, работа сидячая, вот и соскучился по родным просторам.

– Смотри у меня! – пригрозил старик. – Я-то быстро дурь из тебя выбью, только попадись! Не посмотрю, что большой стал, вон, какой бугаёнок! Но против лома, как говорится…

– Ладно-ладно. – остановил его  грозившую затянуться угрожающую речь Стас. – Понял я всё. Пойду отдохну с часок. Ребята на пруд вечером позвали, хочу сходить. Да, дед, поживу я у тебя недельку, а то и две. Отпуск дали, так что и печку подправим, и чего там ещё надо, сделаем…

– Вот это дело. – довольно усмехнулся Максим. – Отдохни, внучок. До вечера долго, ещё много дел сделать успеем…

Стас кисло улыбнулся. А ведь он совсем не устал. Странно и интересно, будто и правда, наркоты нажрался, но ведь ни-ни. Никогда. Даже не пробовал и не собирался.

Но что тогда?

***

 А по лицу Мишки расплывались улыбка и удивление.

– Вот это да! Кого я вижу! – деланно воскликнул он, в то же время, пожирая Дану взглядом, откровенно разглядывая.

– Чего пожаловал, Царь? – усмехнулась девушка. Вот с этим она точно церемониться не была намерена – Шер-хан, то есть, Север ушёл – Табаки явился.

– Да вот птичка на хвосте принесла, что ты в деревню приехала…

– С севера, небось, птичка-то? – не прекращала ухмыляться Данка.

– Ага, с него. – Мишка делал вид, что не замечает подколок. – Дайка-ка, думаю, зайду, сам проверю…

– Ну и как?

– Расцвела, похорошела… слов нет! – некрасивое лицо Царя растянулось в кривой усмешке. – И парень небось есть? …

Дана резко обернулась на гревших уши бабушку и Сеньку, и Мишка только сейчас обратил внимание, что они тут не одни.

– Здрасть, баба Паша. – просто поздоровался он. – Сенька, привет!

– Ну, здраси, Михаил. – ответила Прасковья, в то время, как Сеня и внимания на него не обратила, с интересом разглядывая чаинки на дне чашки – видать, они были интереснее, чем вошедшая персона. – Ты чаво на пороге стоишь, или проходи, или из избы идите, на улице благодать…