Поспешно зашумели засовы, Зоя торопилась впустить в дом своего любимого, единственно и безоговорочно которому доверяла. А он…

Взгляд Елисея был хмурым, недобрым. Не бросился он к ней на помощь, а стоял посреди замершей толпы зевак, что пришли расправиться с ней, обвинив в страшном грехе. Изучал. Испытывал.

– Елисей!

Крик сам вырвался из груди, отчаяние так и сковало разум – позади уже стояли люди, отрезавшие путь к отступлению.

– Любаша мне все рассказала. – хрипло сказал он поникшим голосом. – Зачем, Зоя? Совсем разумом помутилась? Это надо додуматься – дитя моё извести…

– Я спасла его, он тонул! – глядя в глаза ему, с обидой высказалась Зоя. – А Любаша напридумывала бог весть что!

– Не ври мне! – рявкнул Елисей, теряя голову. – Убить, значит, мальца решила? Раз своего родить не сумела…

И тут Зою как обухом по голове ударили.

Не верил… он ЕЙ не верил…

Завертела тогда она головой, по сторонам заметалась, надеясь хоть одно разумное лицо узреть, да где там! Любаша долго к этому готовилась, кропотливо настраивая людей против неё. Вон и сама стоит, скалится, губы кривит. Чует, что расправа над соперницей близка как никогда. И не одна она, другие бабы тоже злорадствуют, ведь и их мужики на красавицу Зою то и дело поглядывали.

Поделом будет ведьме!

И тут её схватили. Кто за плечи, кто за руки, кто за косу, и поволокли.

– Елисей! – закричала она, отбиваясь.

Но тот лишь угрюмо смотрел из-под нахмуренного лба и ничем не пытался помочь ей.

– А чо делати-то? – начал вопрошать люд, когда «ведьма» была скручена по рукам и ногам. – Сжечь али что?

– Да камнями закидать!– вопили одни.

– Утопить! – верещали другие.

– Сжечь! Сжечь ведьму! – призывали третьи.

Но тут вновь нашлась Любаша.

– А закопаем её живьём, чтобы неповадно боле колдовать было!– громогласно выкрикнула она. – Земля-матушка всех примет, да грех её страшный схоронит!

От страшных речей заходилось сердце, да Зоя до конца не верила, думала, лишь пугают. А когда притащили её на заброшенное кладбище, давно поросшее диким лесом, да могилу стали разрывать, вот тогда она всё и поняла.

– Звери! Будьте прокляты, звери, до конца дней своих! Нелюди! Закричала она.

А после запричитала, моля отпустить её, да куда там! Толпа – самый страшный палач, и её, беззащитную, связанную, запихнули в наспех сколоченный из необтёсанных досок гроб, и бросили в разрытую яму.

Благо, ударилась она головой при падении, Господь видать, смилостивился, не дав слышать, как земля ударялась о крышку гроба, сквозь щели попадая ей на лицо. Как плевки вместо комьев летели в могилу, провожая Зою в  последний путь – не отпетую, да покамест живую…

Тело ломало так, будто кости собирались связаться в узел. Или наоборот – распрямиться до безобразия. Да что с ним такое?!

Он попытался размяться, но это только усилило неприятные ощущения, и, в конце концов, его скрутило одним единым спазмом и повалило на землю.

Кажется, он потерял сознание.

Или…

… Темнота перестала быть проблемой. Он бежал, бежал так быстро, как никогда до этого, ощущая незнакомые, едва различимые запахи и звуки. Звёзды неслись над его головой сплошными сверкающими полосами, разрываемыми лишь макушками высоких деревьев, и думать ни о чём не хотелось. Хотелось бежать. И есть. И навсегда сохранить в себе это ощущение дикой, безумной свободы.

На ум вновь пришли слова песни, словно слышимой им в другой жизни.

Ветер.

Кровь.

И… серебро?

Тонкая сверкающая стрела пронеслась возле уха, едва не задев его. Животный страх обострил и без того острые инстинкты, и он, выдавив максимум силы, помчался ещё быстрее.

Стрела вновь пронеслась мимо. Ещё одна. Но он оказался ловчее, проворнее, или ему просто повезло. Он не мог сейчас думать об этом, перевоплотившись в единственный инстинкт – выжить.

В конце концов, стрелок, преследующий его, отстал. Он понял это по растаявшему в воздухе запаху домашней выпечки и резкой отдушки то ли лака, то ли дезодоранта. Странная смесь…

От быстрого бега кожа его вспотела и страшно хотелось пить. Втянув носом свежую прохладу ночи, он учуял солоноватый запах застоявшейся воды. Значит, утолить жажду проблем не будет.

Подбежав к болоту и раздвинув в стороны камыши, он пробрался к краю водоёма и взглянул в залитую светом огромной луны поверхность. Ветра не было, и небо отражалось, словно в зеркале, подсвечивая со всех сторон звериную, внимательно смотревшую на него морду самого настоящего волка!

Первым желанием было метнуться в сторону, убежать, наконец, проснуться. Но он сдержался, где-то в глубине своего человечьего сознания понимая, что это не сон. И волк, так внимательно смотревший на него из озера, был его собственным отражением…

Но на большие размышления времени просто не было. Жадно припав к воде, волк вдоволь нахлебался её, а после услышал едва различимый шум позади себя. И звук натягивающейся тетивы.

Волк замер, боясь оглянуться, а чересчур уверенный женский голос жёстко произнёс:

– Попался, Серый?

Кажется, это был конец…

Тяжёлый чемодан на колёсиках ухнул на один бок почти вовремя – Дана стояла перед закрытой дверью бревенчатого деревенского домика, старого, но вполне добротного, в котором проводила все три месяца летних каникул каждое лето, лет до четырнадцати. В детстве всегда всё было проще: по окончании занятий в школе родители  сажали её на поезд вместе со всеми необходимыми манатками, и отправляли к бабушке Прасковье, не особо заботясь мнением девочки. Ну а что, так всем было лучше – родители работали, а дочь всегда была под приглядом, на свежем воздухе и парном молоке. Отчего возвращаясь в родные пенаты, Даночка часто не влезала в свои любимые джинсы и обтягивающие платья.

Но к следующему лету это проходило, чтобы вновь начаться заново. Тогда она не особо переживала за лишний вес и прочие глупости. Здесь у девочки были свои друзья, мелководный пруд, лес, полный вкусной земляники и страшные байки, что так любили рассказывать у вечернего костра взрослые и подростки, так же обитающие летом в деревне. И она охотно их слушала, подобно другим детям, что помимо замёрзших в вечернем пруду тел, любили греть и свои маленькие уши. А потом перевирать страшилки, рассказывая их уже друг другу, на свой лад.

Особенно здесь ценились байки про оборотней, и дети очень любили в каждой встречной дворняжке видеть Зверя, чтобы с весёлым визгом убегать от неё, по ходу придумывая целую историю про большого и страшного волколака, преследовавшего их от самого Коламиного леса. Было весело и интересно, и лето, как обычно, проносилось со скоростью света.

Всё изменилось, когда Дана подросла, и убивать время в глухой деревни под надзором бабушки стало просто не интересно. Старшая школа, городская компания подростков-ровесников, первая любовь сделали своё дело, и девушка уже не стремилась летом туда, где  ей было так хорошо раньше. Теперь её интересы целиком и полностью были связаны с городской средой, и она наотрез отказалась ездить в свою деревню.