– Ой, Господи, чует мое сердце неладное. Поссорились, что ли? Ведь вместе ехать собирались!

– Нет, мама, не поссорились. Не переживай. Просто так решили. У меня здесь дела, а Кире к родителям нужно. Ну не последний же день мы видимся, в конце концов!

– Брешешь, Глебка! Вот вижу, что брешешь.

Глеб подошел к матери, сидящей на диване и сел подле нее, обняв ноги и положив голову на колени, как часто любил делать в детстве.

– Мам, ну правда, мы не поссорились. Я за тебя переживаю, как ты здесь одна останешься. Вот решил видеонаблюдение починить и снова подключить.

– О, Господи, да на кой оно нужно?

– Ты здесь одна останешься, мало ли что. Мне так спокойнее будет. Тем более все оборудование есть. Сейчас проверю и позвоню в компанию, кто нас обслуживал раньше. Там у них программы специальные, которые отслеживают, при возникновении ЧС, пожара, например, сразу передают информацию в службу спасения.

– Типун тебе на язык, Глебка! Какой еще пожар! Вот ведь беспокойная твоя буйная голова! Ничего со мной здесь не случится!

– Мам, я так решил, все равно сделаю.

– Да уж понятно, ты ж в голову себе если что вбил, бесполезно отговаривать.

Глеб схватил материнскую руку, перебирающую его волосы, сжал, поцеловал и, глядя в глаза матери, произнес:

– Мам, я тебя люблю. Не ругайся.

– И я тебя сынок. Иди уж, делай свои камеры. У меня время подошло лекарства пить. А потом я , наверное, прилягу.

Глеб проводил мать в спальню, а сам продолжил заниматься проверкой оборудования. Отец когда-то подключил, но затем, наигравшись, отключил за ненадобностью. Глеб, конечно, сомневался в том, что звонили вчера действительно коллекторы, а не мошенники. Ведь он не зря с адвокатом в течение недели проверял все возможные долги отца. О всех официальных он точно знал, а с бандитами отец никогда бы не стал связываться и брать наличные под проценты. Поэтому вчерашнему звонку не особо и поверил. Но перестраховаться стоило. Тем более мать остается здесь совсем одна. Ее подруги приезжают редко, а Кира пробудет до конца лета у родителей.

Привыкший встречать трудности с гордо поднятой головой, Глеб прятал глубоко внутрь тоску о том, что расстается с любимой. Впереди его ждала нелегкая работа, которая к слову ему очень нравилась. Но долги и спокойствие матери сейчас стояли на первом месте, поэтому он решил, что сначала выполнит свой сыновний долг, а уже потом будет устраивать личную жизнь.

Кира вдруг разругалась с матерью. Напряжение последних дней дало о себе знать, и когда мать стала допытываться, почему у дочери постоянно глаза на мокром месте, Кира поделилась последними событиями.

Мать вспылила:

– Да неужели я тебя для этого рожала, Кира! Чтобы ты вот так, сопли на кулак мотала и ждала жениха неизвестно сколько! Никакая это ни необходимость! Мог и остаться! Мог другую работу найти, вон к коммерческим, в конце концов, податься! Да что ж это? Он, считай у тебя теперь военный! А если в горячую точку отправят?

– Мам, ну сейчас же не война, – шмыгая носом, возразила Кира.

– Сейчас не война, а у нас вообще никогда не война, и правду не скажут. Ой, глупая, куда ж тебя угораздило. Ну когда ты сказала, что он врач, я еще порадовалась. В родственниках врача на старость лет заиметь неплохо, мы даже с отцом помечтали, что и в больнице лежать не станем, чуть что, так зять подлечит. А тут что получается? Вместо хорошего у нас безобразие какое-то нарисовывается. Вот, дурёха, теперь тебе только ждать его, и реветь вот так придётся постоянно. А если забеременеешь, а? Придет на побывку, заделает ребенка, а сам опять в свой госпиталь. Вот Глебка уедет, ты куда побежишь с ребеночком? И ведь не доучилась даже!

– Мам, ну что ты в самом-то деле! Я еще не забеременела, и учиться вроде как не бросаю!

– Вот оно! Уже " вроде как…" С этого все и начинается!

– Мам, я не брошу учиться, обещаю. Пока учусь и Глеб пройдёт ординатуру. Мы все решили.

– Да ничего вы не решили, глупая. Это он решил – и за себя, и за тебя. Только он проблемы свои решает, а у тебя вон голова болит от этого. Так бы гуляла, женихов себе толковых присматривала, а теперь будешь ведь как сова сидеть в дупле, не высовываясь!

– Мам, я люблю его. Не нужно мне никакого другого. Я Глеба буду ждать.

– Да поняла я уже, – мать горестно отшвырнула полотенце и уселась рядом с дочерью за кухонный стол. – Все я поняла, Кира. Только злую ты себе судьбу выбрала, дочка. А я и исправить не знаю как. Может подумаешь, да как-нибудь по-тихому его бросишь. Со временем забудешь, а ему так и скажешь, разлюбила!

Кира с ужасом посмотрев на мать, вскочила из-за стола и выбежала из кухни.

Не ожидала она от матери такого. Ей казалось, Глеб родителям понравился, и палки в колеса они ставить не станут. Но, видимо, ошиблась. И мать, вместо поддержки, с каким-то изощренным удовольствием сыпала соль на рану.

Но что оставалось Кире? Только стоять на своём. Любить и ждать Глеба, вопреки всему.

Было тяжело, особенно в первое время. Глеб часто звонил, но каждый их разговор еще больше выматывал душу.

Кира, погостив у родителей несколько дней, уехала обратно в город и на месяц устроилась на работу в частный детский сад. Мать стояла на своём, и общаться им по этой причине стало трудно. Шурка праздно проводила дни, мотаясь по городу и старым знакомым, часто не ночевала дома. Когда было свободное время, Кира садилась на автобус, и с пересадками добиралась до квартиры Глеба, чтобы навестить Веру Николаевну. Она стала чувствовать себя намного лучше, всегда радовалась приходу Киры, называла ее дочкой.

Они вместе пили чай, много разговаривали, выходили прогуляться в маленький парк у дома, а когда шли дожди, Вера Николаевна учила Киру вязать крючком. Занятие это успокаивало, да и время пролетало быстрее.

Глеб в первый раз приехал через две с половиной недели – ему нужно было оформить какие-то документы. Был четверг, и Кира, конечно, была на работе. Он появился возле окна детского сада, в тихий час, с огромным букетом нежно-розовых роз.

– Киреныш, – шептал он в телефонную трубку, словно с улицы мог разбудить детей, – выгляни в окно.

Кира стремглав бросилась к окну, выходящему на игровую площадку и чуть не задохнулась от вдруг переполняющего ее чувства безграничного счастья.

– Глебушка! Глеб… – Ты почему меня не предупредил? Я бы отгул попросила!

– Сможешь выйти, хоть на минутку?

– Жди, – прошептала Кира, – я сейчас.

Побежала к заведующей, а той, как на зло, нет на месте. Отпросилась у воспитателя – отпустили только на полчаса, пока дети спят.

Накинула куртку прямо на форму и бежать на улицу! Глебушка, Глебка приехал!

Бросилась в его крепкие объятия, разревелась от переизбытка чувств. Всхлипывала, обнимала, целовала, словно не три недели прошло, а годы.

– Девочка моя, как же я соскучился, – шептал ей любимый, снимая с щек поцелуями слезы. – Не плачь, любимая.

– Почему не позвонил заранее? Мне до конца смены еще три часа! – упрекала она парня, стискивая ворот его куртки и прижимаясь крепче.

– Я ненадолго, Кир. Сегодня приехал сделать кое-какие документы, а завтра обратно. Ты останешься сегодня у меня? – с надеждой в голосе спросил он, как будто могли быть какие-то другие варианты.

– Конечно! Я с работы только домой, а потом на такси приеду!

– Не надо, я сам тебя заберу. Вместе домой поедем. Мать тоже не знает, что я приехал.

– Глеб, разве так можно! – пожурила его она.

– Вечером, Кира! Обо всем расскажу вечером. Ты до шести?

– Да.

– В семь, значит, приеду за тобой, успеешь?

– Успею, – заверила Кира, страшась приближающегося момента расставания.

– Ну все, беги, любимая. Мы не прощаемся. Мне тоже нужно сегодня все успеть.

Он жарко поцеловал ее в губы и, сжав худенькие руки Киры, подтолкнул ее ко входу в здание детского сада. Кире до слез не хотелось уходить, но август выдался холодным и ей в тоненькой форме стоять на улице действительно было ни к чему.