Сегодня сборная Бразилии играет против команды «остального мира». В ней собраны футболисты с бору по сосенке, скорее случайные, чем с разбором приглашенные для матча. В Рио-де-Жанейро находились уругвайцы — и их на поле пятеро. Проездом в Бразилии советская команда. Известно, что Онищенко, Ловчев и Ольшанский выйдут во втором тайме. Впрочем, команда в зеленой форме сегодня как бы не в счет.
Свисток, звонкий, трель долгая, как последний звонок.
Мяч в ногах у Ривелино. Гарринча переходит центральную линию поля. Он совсем один. В настоящих матчах так не бывает. И Ривелино тут же передает мяч на правый фланг. Гарринча не ожидал столь скорого паса и лишь рванулся в сторону мяча, которым завладел уругвайский защитник.
А Гарринча опять один на правом краю. И опять Ривелино дает ему удобный пас. Теперь Гарринча не прозевал. Мяч запрыгал у него в ногах: с левой на правую, с правой на левую. Перед ним молодой, уверенный в себе уругваец. Слишком уверенный! Гарринча молниеносно пробрасывает мяч у него между ног, а сам в два шага обходит опешившего защитника. На пути еще один в зеленой футболке. И тот позади! И сразу — удар! Хлесткий, по кривой траектории. Мяч в нескольких сантиметрах перелетел через перекладину ворот. «Маракана» стоя приветствует редкостный ход Гарринчи. Верно говорят: великое — в простоте. В три шага обыграл Гарринча соперников и на четвертом ударил! Попади он, был бы потрясающий гол. Пеле на бегу что-то задорно кричит Гарринче.
Игра продолжается. Полтораста тысяч пар глаз следят за мячом. Бывалые мастера его ловко подсекают, перебрасывают, останавливают, и он мечется по полю, оказываясь то на краю, то в середине, то у самых ворот.
И тут нежданный свисток, без всякой причины. Что случилось? Карлос Алберто — капитан чемпионов мира берет мяч в руки. Ломается строй игроков. Все идут к Гарринче. Вот и все. Прощай, Мане, радость народа! Гарринча пожимает протянутые ему руки и плачет, плачет, не таясь и не стесняясь, по-детски горючими слезами. На лицах вокруг меня тоже слезы. «Маракана» поет: «Гарринча, Гарринча, Мане, Мане». Ему отдают мяч, наверное на память. Гарринча не понимает и отказывается от подарка. А впрочем, мяч ему больше не нужен, пусть играют другие.
Недолгая церемония вручения Гарринче памятных подарков. Кто что дарит, понять трудно, ибо вокруг виновника торжества снова образовалась огромная толпа. Пробившись сквозь нее, советский тренер Алексей Парамонов от имени Федерации футбола СССР вручает ветерану русский электрический самовар. Гарринча принял этот дар за спортивный кубок и с минуту держит его над головой, словно победный трофей, с гордостью и удовольствием позируя фотографам. При этом он говорит нам, что ему очень приятно получить русский сувенир на бразильском футбольном поле.
Кто-то вручает Гарринче бронзовую статуэтку футболиста, кто-то серебряный кубок. А один пожилой сеньор передает ему клетку с маленькой испуганной птичкой…
С трибун летят маленькие букетики цветов и, не долетая, падают в ров и на ограду из колючей проволоки. Перед тем как спуститься в люк, Гарринча обводит взором стадион, машет рукой. Прощай, «Маракана»! И исчезает в черном квадрате люка. На поле выходит вместо него Пауло Цезарь — из новой плеяды игроков бразильской сборной. Теперь ему кидают мяч…
Что дальше происходило на поле, не столь уж важно. Помню, что один гол забил Пеле. Счет первого тайма 2:1 в пользу бразильцев сохранился до конца матча. Я все время думал о Гарринче. И мысленно шел с ним в раздевалку, в душ, опять в раздевалку.
Потом я еще раз увидел его воочию поздно ночью, когда он уходил со стадиона…
В пустую раздевалку приходят во время матча только травмированные или изгнанные судьей с поля игроки. Травмированным Гарринча туда приходил не раз, но, пожалуй, впервые ему пришлось оказаться там совершенно здоровым, задолго до окончания игры — шел ведь только первый тайм. Он предполагал, что матч прощания должен быть грустным, но не думал, что так невыносима будет тяжесть расставания с футболом.
Соглашаясь на этот бенефис, Гарринча хотел заработать, чтобы расплатиться с долгами, оплатить учебу дочерей. Гонорара как раз должно было хватить на все это. В последнее время он частенько оставался без денег. А зарабатывать Гарринча умел только футболом. И вот теперь, сидя в пустой раздевалке, он предавался невеселым размышлениям. В ушах все еще звучал гром приветствий родной «Мараканы».
А раньше все было не так. В раздевалке после матча ему всегда улыбались друзья, поклонники его таланта. Восторженные возгласы, дружеские похлопывания по плечу. Сколько тогда произносилось хвалебных слов! Ну а впереди ждала веселая ночь, когда по просторному спящему Рио неслись дорогие мощные машины с кондиционерами. Вели их друзья. Швейцары в ливреях распахивали тяжелые двери ресторанов. Всюду за всех и за все всегда платил он, великодушный и щедрый Гарринча. Шампанское, выдержанные в погребах испанские вина, пурпурные гигантские омары. В ресторанах Гарринча никогда не пил. Он танцевал самбу, слушал музыку, впитывал в себя слова болельщиков о том, что он опять играл лучше всех. Он никогда не чувствовал усталости — ни во время матчей, ни после. Даже проведя бессонную ночь, он утром приходил на стадион и бегал с мячом по жесткой траве.
…На лавке лежала программка прощального матча с его большим, во всю обложку нелепым портретом. Где нашли эту фотографию? Гарринча в костюме, при галстуке выглядел истуканом. Такие портреты вывешивают на стенах деревенских домов после того, как там побывает заезжий фотограф. Программку изготовили необычно большого формата, в половину газетного листа, и страниц на десять. Вдруг он обнаружил на обложке знакомые подписи — автографы своих товарищей, с кем играл в сборной и клубах.
Вот знакомая всем закорючка Пеле. Они вместе появились в национальной команде в 1958 году, хотя Гарринча был на несколько лет старше и уже выступал в международных матчах. Но в сборной они тогда, на чемпионате мира в Швеции, считались новобранцами. Гарринча вскоре стал кумиром публики, Пеле — главной надеждой. Играли они весело. Пеле, послушный и ловкий как котенок, в какие-то моменты быстрый как молния. Гарринча помнил его белозубую улыбку, добрый нрав, неутомимую жажду гола.
У юноши Пеле уже в 16 лет были крупные крепкие ноги, как у взрослого футболиста. Узкоплечий, с короткой стрижкой, он не выглядел красавцем, что-то странное было в его облике. Но, едва завладевал мячом, он сразу преображался, и становилось ясно — талант! И это в 16-летнем возрасте!
Болельщики «Сантоса» хорошо помнили Пеле совсем мальчишкой, поражавшим всех своим скоростным дриблингом. С мячом и без мяча он бежал одинаково быстро, широким, приземистым шагом. Его ноги, толкавшие мяч, вытягивались в полушпагате. Пеле еще в детстве опережал всех, мгновенно разделываясь со многими преследователями. Обойти двух-трех футболистов команды-соперницы для Пеле никогда не составляло труда.
Он обладал еще одним достоинством: великолепно чувствовал поле, партнера, всегда появлялся именно там, где обострялась игра. Он забивал чудо-голы — с ходу, с лета, стоя спиной к воротам, отлично играл головой.
Подхватив мяч на подступах к штрафной площади, Пеле молниеносно обыгрывал одного, второго защитника и, устремляясь вперед, вступал в единоборство с третьим. Казалось, он вот-вот должен потерять мяч. В этот момент на помощь своим игрокам устремлялся вратарь. Ему не терпелось вмешаться в игру, он чувствовал и угрозу, и то, что преследуемый защитниками форвард с трудом удерживает мяч. Но, когда они сближались, Пеле неимоверным усилием обыгрывал еще и вратаря, а сам в изнеможении валился на траву. Лежа, он наблюдал, как мяч вкатывался в пустые ворота. Не было ни удара, ни навеса — просто мяч закатывался за белую линию. Так он забивал в матче при открытии стадиона в столице Бразилиа, в игре с «Коринтиансом» на «Покаэмбу» в Сан-Паулу. Никто не мог понять, как это ему удалось. (В прощальном матче Гарринчи второй гол он провел так же.)
