На VII чемпионат я не ездил. Ограничусь известными фактами, достаточно красноречивыми. После того как Пеле выбыл из-за травмы, бразды правления в атаке принял Гарринча. И в четвертьфинале с англичанами, и в полуфинале с чилийцами он забил по два мяча, проложив своей команде дорогу к повторению шведского успеха. Не забивавший четыре года назад, Гарринча в трудный момент вышел за пределы своей привычной роли подыгрывающего правого крайнего и проявил себя азартным, вдохновенным, решительным бомбардиром. Отныне в хроники мирового футбола его имя занесено не «на полях», не в примечаниях и комментариях, а в основном тексте, набранном крупно. Стать героем двух подряд чемпионатов мира, по-моему, не удавалось никому, кроме Гарринчи. Даже Пеле — «королю футбола».
Кто же он, откуда взялся этот футбольный герой? В свое время я немало читал и слышал о Гарринче. Более всего озадачивало множество разноречий и противоречий. Восхищение искусством соседствовало с уничижительными отзывами о человеческом облике, величие на поле с ничтожеством за его пределами, слухи о бешеных заработках с известиями о крайней нужде. Верилось и не верилось, трудно было пробиться к достоверному сквозь путаницу сенсационных сообщений.
И вот книга журналиста Игоря Горанского.
Скажу прежде всего, что ее автор — футбольный болельщик. Давний, коренной, московский, начавший свой стаж с матча «Спартака» с басками в 1937 году, на который его за ручку привел отец.
«Боление» — немаловажная гарантия. Оно ведь не только в любознательности и напичканности информацией. Оно само по себе сильное чувство и открывает доступ в душу другим чувствам — сочувствию, состраданию, тревоге, возмущению, желанию заступиться. Для болельщика мастер, а уж тем более звезда, интересен не одними финтами и голами, а всей своей судьбой. С Горанским мне довелось работать локоть к локтю в Мексике, в 1983 году, на чемпионате мира юниоров. Сотрудничество доставило удовольствие и в силу его журналистской квалификации, а еще и потому, что болельщицкое в нем позволяло не считаться со временем, проникать за закрытые двери, выспрашивать, искать, докапываться до истины. Обычная работа подсвечивалась живым личным интересом. Кстати говоря, тогда он и рассказал мне о своем намерении написать о Гарринче.
Горанский немало лет проработал корреспондентом советского телевидения и радио в Бразилии и Мексике, объездил многие страны Южной Америки. Тот континент с наскока не освоишь, для заезжего европейца его глубокое своеобразие легко может остаться незамеченным, либо оставленным в пренебрежении, либо тайной за семью печатями. Горанский, мягко, доброжелательно общительный, чуткий к людям, вжился в народную жизнь, чувствовал себя там своим, и его принимали как своего.
Пожив в Бразилии (это для его книги более всего важно), легко ориентируясь в людях, нравах, укладе, прессе, наконец, и в футболе, с вечным соперничеством «Фламенго» и «Флуминенсе», Горанский оставался москвичом, уроженцем Таганки, верным «Спартаку», а значит, свободным от горячечной предвзятости обожателей и недругов Гарринчи, советским журналистом, которому естественно было проникнуть в социальную подоплеку то яркой, то жалкой, а в сущности трагической судьбы великого бразильского футболиста. Допускаю, что кто-то может отозваться так: «О футболе бы в книге надо побольше написать».
Бразильских мастеров наши зрители видят регулярно. Начало было положено в 1956 году: клуб «Атлетико Португеза» сыграл в Москве и Тбилиси. Свежо в памяти первенство мира юниоров, проходившее в нашей стране в 1985 году, завершившееся победой бразильцев. В промежутке между этими событиями и у себя на стадионах, и на телеэкранах мы пересмотрели немало матчей с участием клубов и сборной Бразилии. Возьму на себя смелость свести воедино многолетние впечатления: футбол изощренный, изысканный, не похожий ни на какой другой, наблюдать за которым — одно наслаждение. Это впечатление неподвластно биржевой скачке результатов, мест и очков. Даже то, что сборная Бразилии, некогда слывшая непревзойденной, чуть ли не непобедимой, на четырех последних чемпионатах мира не могла продвинуться так высоко, как намеревалась, как во времена Пеле и Гарринчи, нисколько не смазало впечатления от бразильского футбола.
Как бы ни были красивы и захватывающи матчи бразильских команд, как бы ни тянуло их вспоминать, мы постоянно остаемся с вопросом: «Как сложился, почему он именно такой — этот особого рода футбол, который в наш век анализа и познания так и хочется назвать экзотическим, естественно-природным?»
Оттого, мне кажется, был так велик у нас интерес к книгам другого советского журналиста, тоже долго работавшего в Бразилии, тоже болельщика Игоря Фесуненко — «Чаша „Мараканы“» и «Пеле, Гарринча, футбол…», вышедшим в начале семидесятых годов.
Интереса читателей они не исчерпали, и их вниманию предложена новая книга.
Да, ее не отнесешь к разряду специфических, серийных футбольных повествований, где мяч перекатывается со страницы на страницу и, кроме как о нем, вроде бы и рассказать нечего. А футбол в любой стране, в любом городе складывается и живет вовсе не на одном зеленом газоне, очерченном белыми линиями. В той или иной мере, как игра, которую не напрасно величают народной, он находится под влиянием своего окружения, условий, традиций, национальных особенностей, климата. Его бы так не любили, если бы он был бесстрастно, механически одинаков повсюду. Болельщицкая громада угадывает в нем саму себя и потому готова делить с ним радости и горести.
В Бразилии я провел считанное число дней, побывал в Рио-де-Жанейро и Белу-Оризонти. Поездка была по футбольным делам, по программе, так что кое-что нужное, полезное повидать удалось. Стадион-великан «Маракану» и другие, поменьше, тренировки сборной во главе с Пеле и юношей, игры босоногих команд на пляже Копакабана. Были беседы с бразильскими журналистами и бизнесменами, покровителями футбола, с тренерами и врачом сборной. Слышал голоса телекомментаторов, забиравшихся на колоратурные высоты, песни торсиды (болельщиков), видел, как она раскачивается на трибунах в ритме самбы, листал газеты и журналы с длиннющими описаниями матчей. И все же чувствовал туристский оттенок знакомства, знал, что зачерпываю с поверхности, приобретаю право скорее на догадку, чем на разгадку.
Сложна, многоярусна, во многом странна и непонятна, то открытая настежь, то недоступно упрятанная, жизнь бразильских городов. Глаз вбирает небоскребы, зеленую океанскую волну, зернистый чистый песок пляжей, белую статую Христа на холме, распростершего руки над Рио, и фавелы — скопища неприкрытой, безысходной нужды без проблеска надежды, слоняющуюся детвору, не знающую, чем себя занять, бесприютную среди пальм и рекламы. Для приехавшего ненадолго все это — врозь, отрывками, сценами, так что даже отмечаешь про себя щелчки воображаемой фотокамеры.
А для разгадки желательно и проникнуть поглубже, и смонтировать разноречивые кадры в непрерывную, связную ленту.
Книга Игоря Горанского мне видится подобием такой ленты, снятой со знанием дела и с настроением. Вполне возможно, дает себя знать его основная профессия: он тележурналист, привыкший вести съемки.
Гарринчу, выходца из самых низов народа, уроженца заштатного городишки, редкостное футбольное дарование вознесло на гребень успеха и славы. У него ничего не было за душой, кроме футбола, и когда для него футбол кончился, началась его гибель в одиночестве. Участь горькая и жалкая, трагическая в своей обыкновенности и непоправимости. За Гарринчу переживали долго и повсеместно. После одной заметки в «Футболе» о его злоключениях в редакцию пришло письмо из Ярославля с десятком ребячьих подписей: «Пусть приезжает к нам и учит нас играть».
Бразильцы, и отнюдь не одни болельщики, судьбу футболиста, бывшего их гордостью, дважды чемпиона мира, пережили остро, с чувством общей вины, она для них значила гораздо больше, чем просто судьба одного неудачника.
Вполне возможно, что Игорь Горанский не ставил перед собой далеко идущую и ко многому обязывающую цель — расшифровать загадку бразильского футбола. Однако его повесть о Гарринче позволяет ощутить и понять, как трудно, терпя жестокости и принося жертвы, вырастают прекрасными мастерами одаренные единицы из бедного люда, отдающие себя целиком и полностью футболу, с футболом связывающие все свои упования, как они бывают нужны всем и как становятся никому не нужными.
