Маленькая церквушка на кладбище в Пау-Гранде не способна была вместить такое огромное количество людей, и падре, будучи не в силах преодолеть беспорядок, не смог провести прощальную мессу. Он лишь принял тело покойного.

А люди все шли и шли. Разрушена ветхая ограда вокруг кладбища, повержены зеленые кустарники. В Пау-Гранде спешат пожарные машины, кареты «скорой помощи», отряды полиции. На место происшествия прибыло триста полицейских во главе с полковником Алсиром Лейте, начальником окружной полиции. С трудом удается предотвратить давку и навести порядок.

После похорон в полупустой бар Доди пришел негр Пинсел, давний друг Мане. Он признавался Доди, что боится умереть от пьянства, как Гарринча, как Свинге. Когда-то они вместе составляли неразлучное трио. Так же умер и отец Гарринчи, весельчак Амаро. Все они оказались жертвами алкоголя.

Пинсел выпил рюмку кашасы и вышел из бара. К нему подходили горожане, пожимали руку, выражали соболезнование как старому другу Гарринчи. Растроганный Пинсел вяло отвечал на рукопожатия. Ему хотелось уйти подальше от толпы. Незаметно для себя он очутился на узкой тропинке, по которой столько раз хаживал с друзьями к плотине. За ним увязалось несколько босоногих мальчишек. Все они серьезно, не проронив ни слова, слушали Пинсела.

— Мы потеряли большого друга, большого человека, «радость народа», — говорил негр. — Гарринча был великим футболистом и очень добрым человеком. Скромный и гордый, он в самые трудные моменты своей жизни никогда не жаловался на превратности судьбы. Но я знал, как трудно жилось Гарринче, как он страдал от несправедливых претензий патронов клуба «Ботафого», которые эксплуатировали его талант, делали деньги на любви народа к его искусству. Он бы мог еще долго играть, радовать публику, учить молодежь футболу. И это не стоило бы клубу больших денег. Гарринча никогда не просил денег, довольствовался тем, что давали. Но дельцы от футбола хотели заработать на нем как можно больше и не помогли ему залечить травмы. А он так любил футбол! Хотел играть еще…

Пинсел взял за руки двух мальчишек, подвел их к обрыву. Внизу мерно шумела река. Тишина висела над плотиной.

— Гарринча здесь чувствовал себя счастливым, — сказал негр. — Когда рыба переставала клевать, уходила на глубину, мы начинали мечтать. Гарринча как-то признался, что хотел бы выиграть Кубок Бразилии, выиграть, разумеется, выступая за команду Пау-Гранде. Мы говорили ему, что это невозможно. Он в ответ хитро улыбался. Удивительно, что Кубок Бразилии он выиграл, уже став чемпионом мира и обладателем Золотой богини. Я не верил, что Гарринча будет играть за классную команду, а Свинге верил… Мане хотел открыть для вас, ребята, футбольную школу. Хотел учить детей футболу. Но никто не помог ему в этом. Да и кому у нас охота возиться с детьми?..

Мальчишки грустно слушали негра. Они жалели Гарринчу, жалели Пинсела. У них не было своего настоящего футбольного мяча. Как только фабрика закрылась и хозяин распустил рабочих, в Пау-Гранде перестали играть в футбол. Поле на стадионе заросло высокой травой, покрылись ржавчиной старые железные ворота, подгнили и кое-где развалились деревянные лавочки для зрителей. Стадион напоминал заброшенное кладбище. Ребята гоняли мяч на пустырях, а потом бросили и это.

Пинсел не заметил, как спустился к самой реке. Он зачерпнул пригоршню воды, смочил лицо, выпрямился и сказал мальчишкам, что пора идти домой. Вечерело.

Когда они подошли к его дому, Пинсел попросил ребят его подождать у калитки. Через минуту он вернулся, держа в руках не новый, но вполне прочный футбольный мяч.

— Держите! — бросил он его ближайшему пареньку. — Этот мяч — подарок Гарринчи. Давненько он подарил его мне. А теперь я дарю его вам. Играйте, ребята, и любите футбол так, как любил его Гарринча.

Январские газеты Бразилии, Мексики, Колумбии были полны заметками, посвященными памяти Гарринчи, фотографиями разных лет. Вот он вместе с Пеле. Молодые веселые лица. Пеле смотрит на Гарринчу, как на старшего. Когда это снято? Возможно, в Чили. Пеле из-за травмы не удалось доиграть чемпионат. Бразильскую сборную вывел тогда в чемпионы Гарринча.

А вот хорошо знакомая мне фотография. В декабре 1973 года, когда я работал в Бразилии, она обошла страницы всех местных газет. Гарринча, чуть пригнувшись, позирует фотографам в окружении Ривелино, Пеле, Жаирзиньо перед началом прощального матча на «Маракане». Он крайний слева. По его позе, деланной улыбке видно, что Мане чувствует себя чужим среди друзей. Внимание Пеле обращено на Жаирзиньо. Щелчок фотокамеры, видимо, прервал на секунду их беседу.

Гарринча в госпитале, за день до смерти. Сестра склонилась к нему. Серый, невыразительный газетный снимок. Кто-то снимал второпях, не зная, что это последняя фотография живого Гарринчи. Еще один снимок. Маноэл со своими птицами. Клетки, клетки. Ими увешан потолок и стены. Одна клетка цепляется за другую. «У меня дома целый птичий хор», — говорил он друзьям. Усталое постаревшее лицо, мешки под глазами. О чем думал в тот момент? Он всегда любил птиц. Они — его единственная отрада в последние годы. Как подходит ему его необычное прозвище! «Порхающий страдалец», «птица с подрезанными крыльями» — это все написано о нем.

«Это был чистый, честный, простодушный человек, он часто рассказывал о птицах» — так сказал Беллини, капитан сборной команды Бразилии 1958 года. Первый, кому дал подержать статуэтку Золотой богини Беллини, был Гарринча.

Странное, роковое совпадение! В год смерти Гарринчи злоумышленники похитили Золотую богиню. И, как ни искали ее самые опытные бразильские сыщики, кубок навеки исчез. Позже пошли слухи, что золотой футбольный трофей воры переплавили в слиток. Преступление лишило Бразилию славной реликвии. В Западной Германии вскоре сделали точную копию кубка. Президент Бразильской конфедерации спорта Коутинью лично ездил за ним в Европу и вернул приз на родину. Гарринчу вернуть уже не удалось.

«Умер великий волшебник, гений стадионов», — сказал о Гарринче Амарилдо, дублер Пеле в Чили.

Гарринча и вправду обладал неким даром волшебства. В первые минуты прощального матча 40-летний Гарринча, как птица вспорхнув над жестким газоном «Мараканы», в мгновение ока обыграл молодого уругвайского защитника — мяч пролетел у того между ног. Рослый уругваец и глазом не моргнул, как оказался позади молнией промчавшегося мимо него Гарринчи. Такие трюки он проделывал еще на тренировках «Ботафого», на заре своей карьеры.

Его финты на поле завораживали защитников, и они останавливались в недоумении, наблюдая за его необычной обводкой.

До сих пор о Гарринче говорят и пишут.

Жюст Фонтен, бомбардир шведского чемпионата: «Гарринча был лучшим правым крайним нападающим за всю историю футбола. Непредвиденные действия, непредсказуемые ходы на поле».

«Здесь, в Бразилии, — сказал Пеле, — нужно каждый день убивать льва, чтобы доказать, что ты — охотник».

Гарринча никогда не стремился выделяться среди других. «Охота», о которой говорил Пеле, его ни в прямом, ни в переносном смысле не увлекала. Он занимался лишь ловлей певчих птиц.

Сократес, капитан сборной Бразилии: «Жизнь Гарринчи является печальным примером того, как наша страна „бережет“ своих знаменитых героев».

Зико, преемник Пеле: «Гарринча был одним из самых ярких и популярных людей нашей страны. Я надеюсь, что после его смерти правительство не оставит без внимания его беспомощную семью».

Педро Эскартин, испанский спортивный комментатор: «Смерть Гарринчи опечалила всех, кто любит футбол, в Европе. На старом континенте его хорошо помнят как уникального игрока, несравненного артиста футбола, скорость и экспансивность которого поражали и восхищали всех. Он был настоящим гением футбола, хотя выступал на трудном месте правого крайнего нападающего. И на этом „крайнем“ месте он всегда возглавлял атаки, был душой нападения национальной команды Бразилии. Таким мы его запомнили по выступлениям в Швеции на первенстве мира по футболу в 1958 году. Он выделялся даже среди таких звезд, как Диди, Вава, Пеле, Загало. Гарринча стал представителем необычного стиля, доведя до совершенства свое футбольное искусство. Футбол существует уже много десятков лет, но никто ни до него, ни после ничего подобного не видел. Гарринча сочетал в себе футбольное и цирковое мастерство. Он блестяще помогал организаторскому таланту Диди, дополнял пылкого и стремительного Вава, способствовал гениальному самовыражению Пеле, вдохновлял на великий труд интеллигентного Загало, номинально числившегося нападающим, а на самом деле игравшего ключевую роль в середине поля.