Открываю рот, чтобы возразить, но Дима прикасается указательным к моим губам.

— Не подпустил бы, поверь мне. Я на его месте также поступил бы, — Дима улыбается уголками губ, после чего его лицо приобретает снова серьезное выражение. — Я пытался оставить тебя рядом на своих условиях. Долго действовал неправильно. Причинял тебе большую боль, пока не понял до чего довел тебя — из-за меня ты оказалась в больнице. В первый раз, — он горько усмехается. — Тогда я осознал, что мне нужно отойти в сторону и дать тебе принять решение самой. В тот же день начал искать себе замену на службе. Что-то в моей жизни шло не так, и лучше все поменять сразу, чем терять время.

— Зачем ты это все мне говоришь? Почему сейчас? — все-таки не выдерживаю. В груди и так колит, сердце сжимается при каждом его слове. Мне нужно понять причину. Если она не та, я не уверена, что вынесу это

— Знаешь, я бы правда тебя отпустил. И отпущу, наверное, если попросишь…

Мои глаза наполняются слезами. Как бы я не пыталась удержать их, одна слезинка скатывается по виску на подушку. Дима это, конечно же, замечает.

— Эй, — он кладет ладонь мне на щеку и поглаживает большим пальцем. — Не нужно плакать, ладно?

— Ничего не могу с этим поделать, — шмыгаю носом. — Просто продолжай говорить. Мне нужно услышать.

Дима какое-то время пристально смотрит на меня, словно оценивая, стоит ли доверять моим словам, и, в итоге, решает продолжить.

— Так вот, если ты попросишь, я отпущу, уйду в сторону и позволю тебе строить жизнь самостоятельно, — он вытирает пальцем очередную слезинку, которая срывается с ресниц. — Не скажу, что будет просто сдержать свое обещание. Но если это та цена, которую нужно заплатить за свой поступок, то я готов ее принять.

Я прикусываю губу, чтобы сдержать всхлип. Вместо этого, икаю. Дима на это лишь качает головой.

— Но если ты готова дать нам шанс, то я дам тебе другое обещание, — он нависает надо мной и смотрит мне прямо в глаза. — Я обещаю тебе, что никогда не поставлю чьи-либо интересы выше твоих и нашего ребенка. Вы всегда будете для меня на первом месте. Даю тебе слово генерала. Хотя уже и отставного.

— Ты же понимаешь, что разрушенное доверие вернется не сразу, если вообщевернется, — произношу я сквозь слезы.

— Понимаю, но готов сделать для этого все.

Эти слова становятся для меня последней каплей, поток слез уже не остановить. Они начинают литься, литься и литься. Дима тут же снимает обувь, забирается ко мне на кровать и прижимает к своей груди, отчего я рыдаю еще сильнее. Его едва слышные «прости», подкрепленные поглаживаниями по голове, подливают масло в и так нескончаемый поток слез. Проходит время, прежде чем я немного успокаиваюсь. Кажется, заходила медсестра, но под грозным взглядом Димы тихо прикрыла дверь с другой стороны.

— Я дам нам шанс, — вытираю остатки слез. — Всего один! Если ты снова придешь мое доверие, это будет конец! — мой голос твердый и смотрю я прямо в глаза Диме.

— Никогда! — он тоже говорит серьезно, после чего целует меня в лоб.

Вечером, когда мы с Димой вдвоем лежим на кровати в моей палате и смотрим какую-то смешную передачу по телевизору, в коридоре раздается громкий приказной голос. Я даже вздрагиваю, когда слышу его. Все, потому что узнаю.

— Что там? — опасливо смотрю на дверь.

— Похоже, твой отец вернулся.

— Как провела время с мамой? — Дима встречает меня у порога, стоит мне зайти в дом.

— Ты ждал меня? — ставлю бумажные пакеты на пол, а когда вижу приподнятую бровь мужа, вздыхаю. — Все хорошо. Получила множество советов, в том числе ненужных.

Дима раскрывает объятья, и я тут же ныряю в них. Прижимаюсь к сильной груди и расслабляюсь. Ноги гудят, по телу разливается слабость. Хоть живот еще не сильно заметен, но я стала быстро уставать, что мне совсем не нравится.

— Мама помогла выбрать одежду для ребенка. Хочешь посмотреть? — я немного отстраняюсь, наклоняюсь к пакетам…

— Потом, сначала прими ванну, — Дима так быстро поднимает меня на руки, что взвизгиваю и едва успеваю обхватить его за шею.

Муж несет меня на второй этаж по коридору в нашу спальню, а я жмусь к нему. Прошло три месяца с момента похищения, и я не узнаю Диму. Мало того, что он действительно ушел с работы и старается проводить время со мной, хотя иногда запирается в кабинете, чаще всего с Вадимом, так еще он стал невероятно опекающим. Дима все такой же молчаливый, не очень любит делиться своими мыслями, зато с удовольствием слушает меня. Иногда я несу настоящий бред, готовя или занимаясь в саду, что удивляюсь, как у него уши еще не завяли. Но нет, он не только улавливает каждое мое слово, но и отвечает, когда нужно.

А еще Дима часто носит меня на руках. Эта привычка появилась, когда Валентина Петровна сказала, что мне нельзя перенапрягаться. Что-то мне подсказывает, что она сделала это специально, но уточнять я не стала. Меня все устраивает.

Дима заносит меня сначала в нашу спальню, а потом в ванную. Только в ней он ставит меня на ноги и отпускает. Разворачивается и уже хочет включить воду в ванной, когда я обнимаю его со спины, прижимаясь к ней щекой.

— А может душ… вдвоем? — произношу робко, все еще стесняясь высказывать свои желания вслух. Но после долгого разговора о желаниях с мужем, когда он однажды поймал меня на том, что я опускаю глаза и кручу пальцы, стараюсь побороть робость.

Дима на мгновение замирает, после чего разворачивается, всматривается в мое лицо и хрипло произносит:

— Ты уверена, что не сильно устала?

Я быстро-быстро киваю, и замечаю, как уголки губ мужа дергаются. Щеки тут же обдает жаром, но я не успеваю спрятать лицо в его груди, как на меня обрушиваются горячие губы.

Сразу же забываю обо всем. Цепляюсь за плечи Димы, прижимаюсь к его телу. Он обхватывает меня своими огромными руками и еще сильнее вжимает в себя. Его язык проникает мне в рот, и я теряюсь в поцелуе. Ногтями впиваюсь в футболку мужа. Пытаюсь оставить следы на нем. Мне его мало. Так мало.

Дима разрывает поцелуй и отстраняется от меня. Хочу уже возмутиться, но не успеваю даже пискнуть, как моя блузка оказывается порвана. Маленькие пуговицы скачут по полу, ткать падает у ног.

С джинсами дела обстоят сложнее. Сначала Диме приходится повозиться с ремнем. Потом стащить с меня прилипшую ткань оказывается еще той задачкой. Но, в итоге, я переступаю через них и оказываюсь о одном нижнем белье, которое по мановению рук мужа, летит на пол.

Дима раздевается полностью намного быстрее меня. Сразу цепляюсь взглядом за новый шрам у него на груди, он уже выцветает, только кое-где проглядывают розовые стежки. Хоть Дима уверял, что ничего страшного не случилось, но я случайно услышала разговор медсестер, что рана оказалась серьезной и кровотечение было сильным. Если бы ему вовремя не оказали помощь, у меня могло быть мужа. До сих пор в голове не укладывается, как он нес меня с такой раной.

Не могу остановить себя, тянусь к шраму и провожу по нему пальцем. Глаза наполняются слезами, в горле появляется ком. Дима замирает, впивается в меня взглядом. Опускаю голову, но он за подбородок поднимает ее.

— Ну чего ты? — Дима притягивает меня к себе и целует в лоб. — Все же хорошо.

— Знаю, — я всхлипываю, крепче прижимаясь к нему. — Это все гормоны.

Грудь Димы вздрагивает, когда он усмехается.

— Сейчас их утихомирим.

Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, Дима подхватывает меня под попу и отрывает от пола. Я обнимаю его ногами, чтобы не упасть. Всем телом чувствую горячую кожу. Член упирается мне между ног. По телу проносится дрожь. Единственное, о чем я могу думать — он внутри меня. Ерзаю и слышу шипение у уха.

— Потерпи немного, — голос Димы хриплый, наполненный желанием.

Я снова двигаюсь, чувствуя, как головка члена трется о влагалище. Дима втягивает воздух через стиснутые зубы и несет меня в душ. Прежде чем войти внутрь, он включает воду и проверяет температуру. Я в это время покрываю мелкими укусами его шею, отчетливо ощущая, как пальцы на моих ягодицах напрягаются.