— Ваше лицо так гармонично в этой игре тени и света…

— Неужели? Вам так кажется? — отвечает она насмешливым, грубым тоном, в котором сквозит усталость ; зачем она так?

— Да, Лея, — нежно отвечаю я. — Вам неприятно, когда я это говорю?

— Нет, почему же, я люблю комплименты.

Надо попрекнуть ее этим словом.

— Ах, Лея! Комплименты!

Мы замолкаем ; проходят люди ; кучер вяло машет кнутом, который зигзагом рассекает воздух ; я отпускаю пальцы Леи ; она любит вести себя некрасиво, когда мы выходим вместе ; очевидно, боится показаться вульгарной ; в такие моменты с ней невозможно разговаривать, кроме как посредством всяких учтивостей ; стена резервуара ; только что я проходил здесь один ; теперь я с Леей ; она становится угрюмой ; но что ей ни скажешь, она только сердится. Черной массой, пересеченной двумя огнями, приближается трамвай.

— Вы идете в субботу на праздник Прессы? — спрашивает Лея.

— Праздник в отеле Континенталь?

— Да.

— Не знаю ; может быть ; а вы?

— Меня туда пригласили быть продавщицей.

— Вот как!

— Люси Арель организует лавочку ; вроде магазина новинок ; будут продавать все подряд.

— Я слышал об этом ; было бы славно. И вы будете за прилавком?

— Да.

— Тогда я приду.

Меньше чем сотней франков тут не отделаешься. Надо найти предлог остаться дома. Лея мне этого не простит ; а что, если предлога все-таки будет достаточно? сказать, что болен, нельзя ; нужно сослаться на что-нибудь серьезное ; ужасная скука, эти вечера! разве что взять с собой Шавена.

— Вы будете в костюме?

— Да, в костюме субретки.

— Браво.

— Я отдам в переделку мой костюм из ревю ; заменю плиссе на корсаже, которое в любом случае никуда не годилось…

Да, ее костюм субретки, розовый сатин, кружевной фартук, короткая юбка…

— Я сделаю пояс из того же сатина и пришью ленты к рукавам ; будет совсем другой костюм ; еще попробую достать новый фартук, который очень подойдет, вот увидите.

— Другой фартук?

— Со старого я сняла кружева ; они никуда не годились ; вам не кажется, что будет хорошо смотреться валансьенское кружево?

— Я в этом уверен.

Она улыбается своим мыслям ; не думает ли она, случаем, попросить у меня…

— И кроме того, — улыбается она, — это не будет дорого стоить ; валансьенское кружево можно купить по пятнадцать франков за метр, трех метров хватит с лихвой.

Понятно ; придется платить за кружева ; но на праздник не поеду.

— Хорошая идея, Лея ; если вам нужно только немного кружев и если я могу быть вам полезен, то прошу вас…

— Благодарю ; я была бы рада.

Еще четыре или пять луидоров ; эти пятнадцать франков за метр превратятся как минимум в двадцать или тридцать ; но черт меня возьми, если я приду туда в субботу ; надо поговорить о чем-нибудь другом ; и не показывать, что мне досадно.

— Ваш костюм из ревю был очень мил ; он обязательно произведет впечатление.

— Не правда ли?

— Кроме того, на этих праздниках всегда полно народу.

— Да.

— Вы уже знаете, что будет много народу?

— Нет, понятия не имею.

— А!

— Откуда мне знать?

— Вам могли бы сказать… Кроме лавочки Люси Арель, других не будет?

— Это будет очень большая лавка.

— Забавная идея, установить магазин новинок ; у вас точно будет успех…

Ничего не отвечает ; снова этот ее равнодушный вид ; что ей сказать?

— Такого, по-моему, еще не бывало.

Она молчит ; даже глаза прикрыла.

— Вы будете очаровательны в этом костюме ; только цены заламывать особенно не стоит. Что вы вообще там будете продавать? Слишком любезной быть тоже не стоит, вы же знаете, что я буду ревновать.

Она насмешливо улыбается, еле заметно. Как пошлы эти мои шутки. Может быть, вернуться?

— Становится холодно, — говорит Лея.

Делает вид, что не слышала то, что я сказал.

— Вам холодно, Лея! Не хотите ли вернуться?

— Нет, пока нет.

Черные деревья, решетки, синие отсветы ; парк Монсо ; за решеткой, под деревьями — аллеи ; хорошо бы прогуляться ; предложить ей?

— Лея, не хотите ли пройтись пешком? если вам холодно…

— Нет ; мне не холодно ; останемся здесь.

Ну и ладно ; она явно не хочет ни говорить ничего, ни делать ; вечер прохладный ; еще простудится.

— Лея, пожалуйста, накиньте ваше пальто.

Она приподнимается ; протягивает руку ; накидываю ей пальто ; у нее покорный вид, будто я ее заставляю. Ну разве так не лучше? и до чего красива в мехах! Ее шея укутана в мех ; из мехов выглядывают руки в черных перчатках ; если бы она хотела быть милой, как она могла быть мила! она очаровательна, неподвижна, будто затеряна в тканях, ее белое лицо будто возникает из бархата, шелков и меха ; если бы Дерье видели ее! забавно было бы, если бы какой-нибудь приятель прошел мимо ; лучше не придумаешь, как если бы Дерье увидели меня с ней ; они настоящие модники, но что за наваждение — эти туфли с квадратными носами? и де Ривар, если бы он меня встретил, вот бы удивился! Завтра утром, наливая себе хорошего вина, он бы подтрунивал надо мной ; он бы завидовал, а значит, уважал ; надо как-нибудь позвать его на ужин ; поедем в Цирк ; нет, повезу его в Нувоте ; будет возможность к слову упомянуть мою историю с Леей. Надо все-таки поговорить с Леей ; когда она так молчит, я не знаю, что ей сказать ; одна и та же тема сегодня ей интересна, а завтра скучна ; она капризней некуда ; о чем с ней говорить? о ее театре? скука немыслимая ; но хоть что-то.

— Скоро ли начнутся ваши репетиции?

— Не думаю.

— Почему же?

— Спектакль все еще собирает достаточно денег.

— Вы уже знаете что-нибудь о новой пьесе?

— Нет.

— Вы, кажется, появляетесь только в третьем акте?

— Мне намного больше нравится выходить только в одном акте.

— Неужели?

— Я не понимаю тех, кто хочет появляться в каждом акте, не имея главной роли. В прошлом году Мануэле очень удались куплеты в последнем акте ; а Дарвийи, например, намного талантливей и симпатичней Мануэлы ; поскольку, в конечном счете, в ней нет ничего выдающегося, в Мануэле ; доказательством тому ее игра весь этот год ; правда, пьеса такая глупая! Так вот, хоть Дарвийи на сцене чуть не полпьесы, все равно она совершенно незаметна.

— Она сама виновата ; не сказать, чтобы она особо блистала.

— Она очень хорошо играет, у нее очень красивый голос, и она намного лучше всех этих мелких фигуранток ; они просто смешны, в конце концов, эти девицы ; вы все говорите об артистах, о пении, об искусстве, а когда перед вами играет настоящий актер, вы того даже не замечаете.

Нужно остановить ее каким-нибудь комплиментом.

— Но, друг мой, мне кажется, что ежевечерние аплодисменты в ваш адрес говорят об обратном.

Она замолкает ; она не обижена ; такие комплименты трогают чувствительную струну и всегда достигают цели.

— Смотрите, — указывает Лея, — вон та женщина в светлом платье, на другой стороне улицы ; как можно выходить в этом в такую погоду!

С другой стороны бульвара — изящно одетая женщина в светлом платье.

— И правда, забавно ; хотя платье очень даже ничего.

— Но в такую погоду!

Она удивленно смотрит на меня с полуулыбкой.

— Да, это действительно не очень принято.

— Вот именно.

Она не понимает, моя бедная Лея, что я смеюсь над ней и что она смешна ; порой на нее находит это необоснованное удивление и негодование ; она все еще не опомнилась от этой истории с Жаком.

— Сегодня на улицах почти никого, — говорит она.

— Хотя такой прекрасный вечер!

— Да, но немного прохладный.

— Уверен, что вам холодно ; п

очему вы не хотите вернуться?

— Да нет же, мне не холодно.

Она упрямится ; ей холодно ; не хочет этого признать ; до чего непонятны женщины! становится все холоднее ; в деревьях гуляет сильный ветер ; а вот и площадь Терн ; мы в жизни не доедем до Елисейских Полей ; на бульваре никого ; улицы до ужаса грустны ; если мы поедем до Елисейских Полей, то не вернемся раньше полуночи или часа.