После этих слов он развернулся на каблуках и широко зашагал по коридору. Я еле за ним поспевала, при этом умудрялась рыться в своей памяти. У меня там словно шкафчики появились. Сразу не видно, что лежит, но если открыть дверцу, то увидишь. Я это свойство приписала спирвею.

В одном из таких шкафов откопалось слов шрыд. Оказалось что-то подобное нашему черту или «низшим нелюдям», это уже на местном наречии. Но ни в одном из шкафов, ни в одном из ящиков не нашлось объяснения причины странного отношения к маршруту 50-о.

– Ты завтракала? – неожиданно проявил заботу шин.

– Да, пару булочек съела! – кивнула ему на ходу.

–Хорошо, баланду не хлебала! – похоже, он продолжает думать, что я хочу стать шари. Только я хочу вернуться домой в надежде, что меня не уволят. А может мне здесь больничный выпишут с диагнозом «амнезия»? Это было бы очень кстати.

Лечебное крыло оказалось больше, светлее и чище. Хотя со стерильной чистотой кухни вряд ли могло соперничать. Виной был запах. Пахло чем-то похожим на раствор хлорамина, которым в наших больницах обрабатывали поверхности. Вот уж не думала, что буду рада этому едкому запаху. Сразу повеяло моей родной больницей, Землей, столицей. Не надо только думать, что запах хлорки тождественен запаху чистоты. Он говорит о том, что здесь было грязно. Сейчас же эту грязь попытались убрать.

Неожиданно к моему сопровождающему подбежал местный работник:

– Шин Гримли! Там шарина привезли, Ему опять плохо!

В ответ мужчина дернулся как от удара, протяжно застонал, но быстро собрался и коротко скомандовал:

– В смотровую его! – затем развернулся в мою сторону и уже на бегу бросил:

– Жди здесь!

Я огляделась по сторонам. У стены стояла простая деревянная лавка. Еще неизвестно, чем мне предстоит заниматься в течение дня. Поэтому лучше поберечь ноги. И я устроилась поудобнее на ней и приготовилась ждать. Просидела так минут пять или десять, счет времени я потеряла.

Со стороны, куда скрылся Гримли, раздался топот шагов. Из-за поворота показались шесть стражников. Это я поняла по кожаным доспехам и мечам у пояса. Они несли очень длинные носилки. В нашем оборудовании таких я не видела ни разу. А на носилках лежал молодой мужчина. Он был очень бледен. Черты лица заострились. Черные брови подчеркивали высокий и чистый лоб шарина. Длинные ресницы бросали тени под глаза, которые и без того казались впалыми. Губы были сжаты в узкую полоску. Это говорило о том, что мужчина жив и в сознании. Он просто страдал от боли. Все тело до подбородка было укутано блестящим золотистым покрывалом. Если судить по очертаниям, то мужчина ростом был на всю длину носилок и в нашем мире был бы звездой баскетбольной команды.

Это все, что я успела разглядеть. И этого взгляда хватило, чтобы картинка впечаталась в мой мозг. Таких мужиков не забывают.

В итоге выяснилось, что таблетки и другие лекарства в это мире все же есть. Даже одноразовые шприцы имелись в наличии. Только все это использовали лишь для высокопоставленных господ.

– Их с боями добывают в другом мире! – по секрету поведала мне молоденькая медсестра в смешной белой шапке с крыльями. В подобных ходят католические монахини.

Битвы за шприцы я помню лишь тогда, когда России несколько лет назад объявили международные санкции. Я еще училась в институте. Народ решил, что заграничного товара больше не будет и ринулся сметать все с прилавков. Вот и думай теперь, что со шприцами не так: то ли их купили слишком давно, то ли приукрасили очередь в местной аптеке недалеко от остановки, на которой я села на маршрутку номер 50-о.

На первой практике во время учебы мы дружно всем потоком учились делать инъекции, и не только в ягодичную мышцу. Я освоила это нехитрое действие и делала уколы достаточно виртуозно. А вот моя напарница с белыми крылышками на голове шприцов откровенно побаивалась. И была счастлива, что я согласилась выполнить за нее эту часть работы. Взамен она пообещала протереть пыль на подоконниках и помыть полы.

Честно, я была очень удивлена такому повороту событий. Отделение, к которому меня приставили, насчитывало десять палат. Согласитесь, это немалые площади для помывки, если даже исходить из того факта, что лежали в них по одному и по два пациента. По факту мы обе друг друга удивили.

Напарница убралась с помощью магии. О, как бы я хотела владеть таким навыком! Она приподняла руки вверх, что-то прошептала, расправив большой белый мешок возле ног, и резко сунула обе руки внутрь. Я с удивлением наблюдала, как пыль сама по себе с пола, с подоконников, со стен и даже потолков закручивается в небольшие вихри и стекается в мешок.

Ее же удивили мои уколы. Оказывается, она вводила шприц очень и очень медленно, стараясь как можно меньше боли причинить пациенту, тем самым растягивая их мучения. Когда же я всаживала иглу одним резким хлопком, она тихо ойкала и морщилась.

– Полина, а зачем ты так глубоко засаживаешь иглу? Можно же кость повредить! – с очередным ойком она прикладывала ладошки с розовыми пухлыми пальчиками к щекам и качала головой.

Вообще, про уколы нужно рассказать отдельно. Всем пациентам ставили одно и тоже лекарство – комбилипен. Это такой вполне земной  витаминный препарат группы В. Его прописывают пациентам с заболеваниями позвоночника и различных невралгиях. Похоже, аристократы в Арабули все очень и очень нервные и скрученные радикулитом. К чему я это все рассказываю? Витамины, в принципе, очень болезненные сами по себе. А при неглубоком введении шприца эта боль усиливается в разы.

Процедура достойна отдельного рассказа. Я сначала не поняла, что это за выставка ягодичных мышц. Вдоль стены стояло десять лежаков. Головы пациентов были спрятаны за стеной. В кабинете находились лишь нижние половины туловищ, прикрытые покрывалами. На само интересном месте у каждого покрывала была дырка, которая открывала обзору медперсонала… пятую точку.

Мы пришли в это  зал с Зои делать уколы. Бедная девушка с мученическим видом оглядела выставку мужских оснований, тяжело вздохнула и закатила глаза. Но ничего не сказала, видимо, решив не ронять собственного авторитета. Но когда она попыталась открыть ампулу лекарства зубами, я поняла, что нужно брать дело в свои руки.

– Ты это что делаешь? – с ужасом глядя на ее мучения, уточнила я.

– А они никак не хотят открываться! – фыркнула в ответ медсестра. – Я их и крутила, и вертела, и магией плавила! Но тогда лекарство высыхает быстрее, чем я успеваю его в шприц набрать.

Вначале я попыталась объяснить, что нужно стекло ломать в том месте, где есть специальная точка. Но на третьей ампуле плюнула на все и взяла уколы в свои руки.

Со знанием дела поставить десять уколов это же раз плюнуть! Мы почти управились и дошли до последнего пациента. Кстати, не видеть лица человека, а видеть только его ягодицы, оказалось занимательной штукой. Они же у всех разные. У кого-то белые и дряблые, у кого-то такие кругленькие и жирненькие, были сухие, квадратной формы и холодцеобразные шары. И, наверное, за каждой мышцей проглядывал характер человека.

Поэтому последний образец покорил меня с первого взгляда. Это была упругая задница, состоящая из одних мышц. Как ни странно, она была загорелой, словно ее обладатель был приверженцем нудистских пляжей. Кожа на ней была гладкой и упругой. Мне даже показалось, что она спружинила, когда я всадила в нее иглу.

Самым же примечательным была татуировка маленького дракончика в том месте, где заканчивается ложбинка и начинается спина. Татуировка была сделана настолько искусно, что казалось, зверь сейчас откроет глаз и подмигнет. Я вытащила шприц и еще пару секунд полюбовалась на крылатую ящерку. Когда же развернулась, то увидела Зои, дрожащую от страха. Ее лоб был покрыт мелкими бисеринками пота, а руки мелко тряслись.

–Зои, ты чего? – негромко  спросила я у напарницы.

– Это шарин! Он очень не любит уколы. И если ему не понравится, может приказать в темницу бросить. Если совсем не понравиться, может чего и похуже прикажет сделать, – прошептала девушка мертвенно бледными губами, прижимая трясущиеся руки в молящем жесте к груди.