— Дорогой, всем вина, угощаю!

Его слова салон встретил с ликованием. Ну еще бы, где бы они нашли такого щедрого гостя, который бы за вечер спустил пять тысяч.

— Вадим Борисович, вы главное не обижайтесь, мы люди искошенные до вечеров, особенно с такими гостями, кто из самой столицы к нам, — осторожно заявила жена мэра.

— На самом деле друзья, я думаю, что это только начало и нам обязательно нужно собраться еще раз, — Вадим улыбнулся и взял принесенный бокал, — я ведь приехал не один, а с дорогим другом. Майор Захарченко, с которым мы вместе пленили Черкесского предводителя. Буду сердечно рад, если вы и ему окажите столь же теплый прием.

По алчному блеску в глазах у местной публики Вадим видел, какой прием они готовятся оказать, поэтому продолжил:

— На сегодня, думаю, что мы закончим игру, я большую часть денег оставил в багаже, но в следующий раз…

— Вадим Борисович, какие вопросы? Мы будем рады! — заверил его мэр и разговор продолжился на более легкие темы. Сегодня вечером они только прощупывали нового горожанина, узнавали его границы дозволенного, размер капитала, ведь у многих на руках еще были незамужние дочери, сестры или тети, а тут такой приз сам в руки приехал.

Итальянец несколько раз порывался остановить нового делового партнера от необдуманных шагов, но каждый раз Вадим его мягко останавливал.

Разъезжались все в хорошем настроении, все кроме Вадима. Он ехал в отличном, вспоминая старую поговорку: «Timeo Danaos et dona ferentes»[1].

Следующую встречу, а вернее прием решили провести в поместье у мэра города. Яким Солоторов захотел собрать всех видных людей с округи и даже написал письма друзьям в соседних районах, ведь к нему на жительство приехала птица крупного полета.

Захарченко встретил Вадима в номере.

— Миша, ты еще не в Екатеринославле?

— Это не нужно, даже немного обреченно вздохнул Захарченко, — скоро приедет твой друг Василий и… Да, много кто приедет. Я уже готовился уезжать, как перехватил посыльного с вестями. К нам придут гости из Донского казачьего войска. С какими целями я не знаю. Но если они захотят подраться…

Захарченко расстегнул пиджак, чтобы показать пару револьверов, которые висели в кобурах на поясе.

— Михаил, ты подраться всегда успеешь. С чего такие выводы? Может тоже хотят закупить у нас оружия, — предположил Вадим, но не стал отсылать Захарченко покупать землю. Это может сделать и Василий, который должен приехать с Кавказа.

— Тогда где письмо тебе? Может посыльный именно от них, а не от наших друзей с предупреждением.

Вадим нахмурился.

— Письмо могло и потеряется в дороге.

— Ну-ну, — Захарченко подошел к вещам, собранным в углу комнаты и демонстративно достал чехол с револьверным карабином. На его угрюмом лице читалась готовность.

— Михаил. Мы так быстро сбежали из Петербурга, что я не спросил, а как ты объяснил, куда пропала твоя жена? — спросил Вадим. Захарченко замер с карабином в руках.

— Интересные у тебя вопросы, — сказал он после долгой паузы, — а никак. Все знают, что последние несколько месяцев мы жили отдельно, а потом я уехал, она пропала.

Вадим прикрыл лицо рукой.

— Миша, тебе нужно лекарство.

— Какое еще лекарство? — не понял Захарченко.

— Народное средство — опиздулин! Чтобы быстрее думал, — Вадим достал из сумки пустой конверт и лист бумаги, чтобы написать замысловатое послание одному чиновнику в Петербурге, после которого Месечкин точно проклянет Вадима. И резко остановился.

— Михаил, ты настолько плохой муд*, что жена сбежала от тебя на Вестнике!

Захарченко сначала не понял, а потом как понял.

— Но нужны свидетели!

— О, ты не представляешь, но твоя жена в дороге подружилась с моей воспитанницей, очень милой девушкой, которая скажет то, что скажу я, — Вадим позволил себе улыбку, — Если же мы ее встретим, то надо подумать.

Он постучал пальцами по столу. А потом написал письмо, запечатал конверт, залил воском. Вадим подул на печать, помял конверт и раскрыл его со словами:

— Как приятно получить конверт от своей воспитанницы, Белла обо мне не забывает, — дальше Вадим нарочито серьезно пробежался по строкам письма и воскликнул: — Миша, да тут и тебе привет! Вот уж не думал, что Мария сбежала с Белой.

Вадим сунул ошарашенному Михаилу письмо.

— Но ты же сам его написал, — Захарченко заглянул внутрь и увидел два явно разных почерка. Неизвестный и своей жены.

— Я видел, как пишет Мария в письмах тебе на Кавказ. Сохрани письмо и не теряй. Это твое спасение от подозрения в убийстве жены. Хотя, именно ты ее и взорвал, — улыбнулся Вадим.

— Я убил не мою Марию! — возразил Михаил.

— И я рад, что ты наконец это понял.

Бывший полковник Мартынов сидел в теплой черкеске и грел руки у костра. Вокруг сидели его сподвижники из гордых кавказских воинов, что встали против русского захватчика. За последние полгода предатель Мартынов занял место в пищевые цепочки армии, став посредником между выжившими главарями племен и прибывающими добровольцами. Говоря о пребывающих добровольцах, Мартынов оторвал взгляд от костра и посмотрел в сторону шумной компании поляков. Они прибыли недавно и пока все воспринимали за веселую прогулку, хотя их отряд возглавлял опытный ветеран наполеоновских войн. Они привезли оружие, деньги, порох и обещания. В борьбе с оккупацией региона Русскими, им хотели помочь неравнодушные люди из Франции и Англии. Мартынов уже несколько раз встречался с куратором из Англии, джентльмен не называл имени, оставив только псевдоним: «Пересмешник». Холодный человек, с загорелым лицом и мертвым взглядом, он напоминал Мартынову встреченного Вадима Беркутова, и эта похожесть не внушала ничего хорошего.

Мартынов поежился и поправил ружье, на которое опирался*. На окраине лагеря зашумели дозорные. Между огнями костров к Мартынову прошёл Ахмет. Когда-то этот черкес командовал отрядом разбойников, вселяя страх в поселения казаков, а теперь же служил посыльным плененного Шамиля. Сторонники имамата успели спрятать детей имама, прежде чем их схватили русские, поэтому Шамиль не сдавался, даже сидя за золотой решеткой. И вот настал момент вызволить предводителя северных народов Кавказа и возобновить войну, но теперь уже на западе и при поддержке «неравнодушных».

— Мартынов? — Ахмет подошел к русскому.

— Да Ахмет, чего тебе?

— У других все готово, когда вы сможете выступать?

Мартынов окинул лагерь взглядом. За последние полгода он собрал больше пяти сотен хороших воинов, двести из которых пришли из других стран.

— Три дня и мы будем на месте, — ответил он.

— Хорошо, тогда все получится, — нервно улыбнулся Ахмет и закашлял, — воды не будет? С ног сбился, пока нашел вас.

Мартынов молча кивнул и протянул бурдюк с водой. Ахмет отвернулся, чтобы незаметно выпить таблетку с противоядием. Записку о замысле черкесов он уже отправил чертовому надзирателю.

От северной столицы, Мариуполь приятно отличался погодой. Теплый ветер приходил с юга, разгоняя тонкий слой пыли. Постояльцы таверны собирались во дворе, чтобы позавтракать на открытом воздухе и обсудить вечерние новости. Вадим наслаждался чаем с лимоном в компании Захарченко и Егеря, когда послышался топот копыт с разных сторон улицы.

С севера первыми показался конный отряд. Десяток всадников гнал лошадей, взмыленных от долгой дороги. Они испачкались в дорожной пыли, наверное, шли всю ночь.

С юга же выехали знакомые лица. Двадцать казаков сопровождали пару телег и карету. Первыми ехали полковник Марченко из Оренбургского казачьего войска и полковник Лев Львович Альбрант — командующий Лабинской линией на Кавказе. Карета же принадлежала другу Вадима — Василию Ярмакову.

— Ставлю десятку на наших, — прохрипел Ермак, на его слова обернулись Вадим и Михаил.

— А наши, это которые? — ехидненько уточнил Захарченко.