– Ратмир, прошу…

– О чем, милая? О чем ты просишь? – пальцы покалывает от желания зарыться в ее волосы, и я так и делаю – пропускаю из сквозь пальцы, вспоминая, как красиво они смотрелись на подушке. – Не говорить ничего отцу про нас?

– Да! Молчи, пожалуйста, иначе…

Вика прерывается, не решаясь договорить.

– Иначе он убьет тебя, птичка? – предполагаю я.

Она морщится, и качает головой в сомнении.

– Не волнуйся, – отстраняюсь от девушки, и это стоит немалых усилий над самим собой. – Я ничего ему не скажу. Пока не скажу. Нужно обсудить юбилей деда, вот зачем я пришел.

– И только? – выдыхает Вика, заглядывая мне в глаза.

Ложь пытается распознать.

Нет, не только юбилей деда мы с отцом будем обсуждать. Но тебе, милая, об этом знать необязательно.

Вика суетится вокруг нас, и внимание это приятно. Когда оно на меня обращено.

Но на то, как девушка крутится вокруг отца, смотреть противно. Их пара – это извращение!

Тридцать лет разницы.

Тридцать!

И я бы понял, женись он на карикатурной инстаграммной девице с надутыми губами. На кукле, в которых любят играть стареющие состоятельные мужчины, но Вика…

Она красива, но не броской красотой, а приглушенной. Словно тот, кто рисовал ее, не закончил картину, и незавершенность черт и нехватка красок в глаза бросаются: мягкая линия губ, острый, чуть курносый нос и большие, но чуть раскосые глаза.

– Итак? – отец наматывает пасту на вилку, и бросает на Вику обвиняющий взгляд.

Ах, да. Он же бекон ненавидит.

Мама об этом всегда помнила, в отличии от новой жены, позабывшей, что пятидесятилетнему мужчине не все можно.

– Очень вкусно, Вика, – в пику отцу говорю я, и не лукавлю – готовит девушка отлично. – Итак, у деда юбилей. Праздновать у тебя будем?

– Будем? Отец и тебя позвал? – шипит он.

– Разумеется, я ведь его любимый внук. Единственный, – с нажимом отвечаю, а Вика бледнеет. – Внучек много, а я – один.

И снова злой взгляд на Вику, которую мне уже жаль. Неужели старик ее винит, что забеременеть не может?

Ну да, винит. Злится, что по его приказу не может забеременеть. Отец всегда таким был: виновны все, кроме него самого.

– Пока единственный. Пока, Ратмир. Даже не рассчитывай, что хоть какую-то долю наследства получишь, – отец бросает жирную вилку на белоснежную скатерть, оставляя на ней несмываемые пятна. – Ты даже фамилию мою носить не имеешь права! И к нашей семье ты отношения никакого не имеешь.

– Как это, Тимур? – вклинивается Вика, которой бы помолчать, и не лезть не в свое дело. Но она хмурится, выпячивает острый подбородок, и бросается в бой. – Ратмир же твой сын. Почему он не может рассчитывать… да Бог с ним, с наследством, но фамилия! Что ты такое говоришь?

Точно дурочка.

Мать всегда знала, когда стоит промолчать, а эта… получит сейчас.

– Ты… к себе иди, – рявкает отец, но я его перебиваю.

– Так ты не рассказал Вике о своем видении семьи? – кладу свою ладонь на ледяную, подрагивающую руку девушки, которая уже встать собиралась, и удерживаю ее.

Белая рука на белой скатерти. Красиво. И мурашки по коже от этой запретной близости.

– Тимуру Ревазову, – киваю на отца, – настоящего наследника может родить лишь жена. Не любовница, которой была моя мама все эти годы. Избавляться от меня она отказалась, и это был ее единственный отказ за всю жизнь. Но отец с этим отказом не смирился, и просто делал вид, что меня не существует.

Девушка расширенными от удивления и осуждения глазами глядит на отца.

Совесть разбудить пытается?

Глупая она. И слабая.

– Я думала, что вы поссорились…

– Чтобы ссориться, нужно хоть как-то общаться, – тепло улыбаюсь испуганной девушке, сам не ожидая от себя, что успокоить ее захочу. Другие ведь планы были: напугать еще сильнее, испортить итак несладкую жизнь.

– И ты так соскучился по общению, что заявился ко мне домой? Вопросы по юбилею можно было обсудить по телефону, – цедит отец, – с моим секретарем. Или ты думаешь, я сам буду этим всем заниматься?

– Нет, я так не думаю. И разговор наш будет о другом. Вика, – снова обращаю к девушке свой взгляд, и против воли он на губах ее концентрируется. На ее соблазнительных губах, вкус которых я помню до сих пор, – теперь оставь нас наедине. Пожалуйста.

Девушка встает после короткой заминки и, оказавшись за спиной отца, качает головой, словно просит:

Не нужно.

– Он же не расскажет? Или расскажет? – мечусь по коридору второго этажа, то к лестнице поворачивая, то к спальне. – Что же делать?

Ратмир.

Не Рустам, а Ратмир.

Обманщик и эгоист! Он ведь ни капли не удивился, когда меня увидел. Да и с чего бы – вызнал, наверное, про отца все, выследил меня, и…

И я сама виновата. Силой Ратмир меня в отель не волок.

– Виктория? – окликают меня, а я, как дура, подпрыгиваю.

Совсем нервы расшатанными стали, скоро своей тени бояться начну. Вот что означает «нечистая совесть», оказывается.

– Да? Ян, – улыбаюсь помощнику мужа. – Не знала, что ты здесь.

– С документами работаю, – мужчина выходит из мужниного кабинета, и обращается ко мне, с тревогой вглядываясь в мое лицо: – С вами все в порядке? Или…

Или. Все не в порядке настолько, насколько это возможно.

– Просто разнервничалась, ты же понимаешь, – скулу дергает от напоминания самой себе и постороннему, по сути, мужчине о семейных проблемах.

Хотя Ян, если разобраться, Тимуру гораздо ближе, чем я.

– Может, спустимся вниз, и я согрею вам молока? – обаятельно улыбается светловолосый щеголь. – Оно успокаивает.

– Ну я же не маленькая, – смеюсь, представив себе картину, как я сижу на стуле, болтая ногами, а Ян в кружевном переднике подносит мне молоко с пенкой. – Ян, там Ратмир пришел. Сын Тимура.

– Да, я в курсе, что он должен был явиться, Тимур Давидович говорил, – Ян хмурится, и кивает на кабинет – святая святых, куда мне обычно не было ходу. – Ругаются?

– Разговаривают. О чем-то. Так странно, отец и сын, и так ненавидят друг друга…

Как же так?

Какая разница, что Ратмир от любовницы, а не от законной жены родился? Сын ведь, родная кровь. Продолжение Тимура.

– Не вмешивайся в их дела, Вика, – переходит Ян на «ты». – У них своя история. Слишком Ратмир на Тимура Давидовича похож, вот и бесятся оба. Да еще и Давид Расулович внуку благоволит, а сыну нет. Твой муж ведь в юности тоже боксом занимался, отец его сам тренировал, да не вышло. Сила есть, а пользоваться ею не научился, а Ратмир научился.

Бокс?

Я и не знала, что Тимур спортом увлекался. Он ведь даже машину поближе к дому ставит, ленится двадцать шагов сделать. И в фитнес клуб не ходит, хотя я предлагала заняться спортом вместе.

Чтобы сблизиться, как и должно нормальной паре.

– А Ратмир боксер? Потому он такой разукрашенный? – спрашиваю, вспоминая кровоподтеки, покрывающие его торс.

И краснею. Вспоминая остальное.

– Не слышала? – Ян достает смартфон, и быстро набирает что-то на экране, а затем поворачивает ко мне гаджет. – Можешь прочитать.

Пробегаю глазами последний новостной пост, и ахаю:

– Чемпионский титул?

– Да, скоро бой с американцем, – Ян морщится. Либо бокс не любит, либо самого Ратмира. Ну не американского же спортсмена.

Глупый вид спорта. Опасный. Жизнь итак сложная, а бойцы эти сами себя калечить позволяют с превеликой радостью.

Зачем?!

– То есть, Тимур не любит сына из-за бокса? – хмыкаю, отбросив мысли о сомнительности этого вида спорта. – Какая-то странная причина.

– А какая есть. Тут и обида на сам факт его рождения на свет, и то, что в боксе у Ратмира получается, – перечисляет Ян, – и их схожесть характерами, а характер мужа ты знаешь. Так Ратмир не лучше. Прибавь к этому то, что Ратмира принял Давид Расулович, который сделал это в пику сыну, и получишь общую картину.