"Есть накрытие! — отстучали сигнальные фонари на позиции миномётчиков, — Так держать!". И понеслось…

Магические разрывы принялись раскидывать хрупкие строения, утварь, непонятное шмотьё и, самое главное, паникующих, мечущихся хобол! То там, то тут, то здесь вспухали огненные купола, лопающиеся алыми протуберанцами, поджигающие своим магическим пламенем всё, что попадало в их радиус поражения. Призрачно-голубые вихри воздушных мин ломали, крушили и сметали, не разбирая — живое это или мертвое. Электрические разряды подсвечивали сине-зелёными змеями молний предутренний сумрак. Хлопали звуковые мины, наша последняя разработка, глуша и без того не понимающих, что происходит хобол.

Всё это, сияя, горя, вихрясь и грохоча создавало ужасную, и, тем не менее, в чём-то завораживающе прекрасную картину. Прекрасную, когда смотришь отсюда, с вышины. Куда не долетают брызги крови, оторванные конечности, куски строений, палок и тряпок. Ор и вой приглушен, а слабый предутренний ветерок не доносит запах горелого мяса.

На самом деле, налёт был не долгим, минут пять, но тем, кто был внизу, он, несомненно, показался вечностью. И вот закончился…

Перепахали мы гайгуль знатно. Особенно его центр. Досталось и ближней к нашим миномётчикам стене. От неё, местами, мало что осталось. Ворота снесли напрочь, одна башня весело и энергично пылала, вторая, сиротливо покосившись, держалась на честном слове. Можно сказать: заходите, кто хотите, что хотите, то берите! Везде дым, пыль, проблески пламени. И вопли! Страха, боли, злобы…

— Как думаешь, — повернула ко мне задумчивое лицо Мими, оторвавшись от апокалипсического зрелища, — Хруунг жив?

— Жив! — уверенно кивнул я, — Такие всегда выживают. Таких надо убивать собственноручно. И не просто продырявить копьём или мечём, отряхнуть ладошки и резюмировать — и так сойдет, сам помрёт. Нет, не помрёт, обязательно выживет. Таким как он, надо голову от тулова отделять, для надёжности.

— Он к нам придёт?

— Хм… Он к нам прибежит, прискачет, мой котёнок! — я посмотрел вниз, — После такого-то…

— Мда… — согласилась она.

— Улетаем, — отдал я команду икарусам.

Ни она ни я так ни разу и не выстрелили…

Хочешь крикнуть Бронзовому Самура «кто ты такой?» — спросили его — научись сражаться! Тренируйся! И Угля тренировался. Сильно тренировался. Каждый день с раннего утра и до вечера. Правда, в полдень был большой перерыв, когда можно было расслабленно полежать, ничего не делая, переварить обильный обед, или заняться чем-то. Кормили, кстати, очень сытно и вкусно. И ещё можно было есть сколько хочешь. Угля так никогда не ел в своей недолгой жизни. Хотя, как лучшему бей-стучи, жаловаться на голод ему не приходилось.

Тренировался он не один, а ещё вместе с одиннадцатью молодыми воинами хобол. Их тоже захватили в боях и притащили в эту долину. Кого-то в одном сражении, кого-то в другом, иных в третьем. Каждого по-разному, но всех избрал Господин Мо. По одному, лишь ему понятному принципу.

Тренировали их Бронзовые Самура! Процесс был насыщенный, разнообразный, тяжелый, но, как ни странно, не издевательский. Такого молодые воины у себя не припомнят. Там-то, даже в своих брадо, зачастую, если покажут пару приёмов старшие «товарищи», так в сто раз больше получишь пинков, оскорблений и дебильных шуточек.

А тут всё совсем по-другому. Бронзовые Самура, Угля боялся признаться даже самому себе, были воинами, которым хотелось подражать. Равняться на них, стать такими, как они. Идеалом юношеских представлений, о настоящих воинах-хобол, следующих Кодексу. Они были суровы, справедливы, требовательны, и тем не менее — доброжелательны. От такого коктейля мозг Угля просто взрывался. И не только у него.

Бронзовые Самура снимали доспехи только поздно вечером, перед самым сном. А с раннего утра — опять в них, что уж говорить о тренировках. Но Угля и другие воины признавали, что имей они возможность носить такую прелесть, они бы вообще в доспехах спали.

Их и самих, Бронзовых Самура, частенько тренировали мио и даже сам Господин Мо. Постоянно присутствовал на занятиях гигант Бобо, прилежно отрабатывал приёмы и связки своим огромным мечём. Иногда он брал в руки что-нибудь из тренировочного вооружения и колошматил всех вместе и по отдельности! Не Угля и молодых, слава Ушедшим, а мио, Самура и Господина Мо! И они его колотили, да! Ужасное и завораживающее зрелище, одно восхищение и только. И осознание, как далёк он от того, чтобы крикнуть хотя бы кому-то из Самура: «Кто ты такой!».

Был ещё один воин, хорошо известный многим, дважды падший фулюль Ктуц. Он являлся как бы промежуточным звеном между Самура и их группой. Ктуца не столько тренировали сами Самура, сколько он тренировался вместе с ними. Да ещё основательно присматривал за Угля со товарищи. Если смотреть не предвзято, Ктуц был равен Бронзовым Самура в воинской выучке, как минимум, а в чём-то их и превосходил. Вот только доспеха у него не было. Вполне возможно, что только пока…

Господин Мо бывал на тренировках нечасто и недолго. Гораздо чаще он приходил вечером, садился вместе со всеми возле большого костра, много говорил, рассказывал сам и расспрашивал других. Бывало, что самого Угля и остальных молодых воинов.

Много интересного поведал Господин Мо. О разумных и их традициях, о мире и мировоззрении, о правильных, с его точки зрения, поступках. И о поступках неправильных. О воинском пути, о долге и чести, о таком понятии, как служение… Кому, почему и для чего. Он говорил интересно, понятно, красочно. Его хотелось слушать и со многим соглашаться. Угля и остальные слушали и не сразу, постепенно, соглашались… Очень быстро ушли из молодых воинов робость и излишний мандраж в разговорах не только с Господином Мо, но и с остальными. Перестали пугать и вызывать дрожь Звери Призыва, всегда маячившие где-то недалеко.

Однажды вечером Господин Мо обратился к Угля…

— А что малой, не настучишь ли чего-то бравурного под настроение? — и кивнул на барабан в его руках.

Угля всегда ходил, сидел и даже иногда лежал с ним в охапку, если не был занят чем-то другим. Барабан отваги дарил ему уверенность и решимость, успокаивал. Он часто, сам особо не осознавая, пальцами, практически неслышно, выстукивал всяческие боевые ритмы.

— Ни, — вздохнул Угля тогда тяжело, — Барабан отваги подай голос, когда бей особый колотушка. Просто бей палка, кулак, мало-много другая чего, всё плохо. Голос нада колотушка… Свой колотушка, к свой барабан. Чужой колотушка тоже плохо….

— Из чего колотушку делают?

— Кость самый храбрый воин — хорошо. Могучий монстра, смелый, сильный — хорошо. Мага-камень — совсем хорошо. Шаман делай узор, бормочи, дух воздуха прячь в колотушка, колотушка совсем-совсем очень хорошо!

Ничего не сказал Господин Мо. А через некоторое время, однажды вечером, он принёс к большому костру ещё два барабана отваги, взятых как боевые трофеи. Немного разного размера и формы. И голос у них соответственно был разный, это Угля точно знал.

— Ну-ка, малой, — обратился Господин Мо к Угля, — дай-ка сюда свою погремуху.

И кивнул на барабан в его руках. Ну и как тут не отдать? Хотя сердечко тревожно застучало.

— Так-так… Ага-ага… — тихо бормотал Господин Мо, пристраивая барабаны возле себя и задумчиво ударяя в упругую мембрану пальцами.

Прислушавшись к голосу, он пару раз поменял их местами. Потом достал из кошеля колотушки — странного вида и сразу две. Это были очень удивительные колотушки, да. Во-первых, не такие большие, как обычно они бывают, во-вторых, чуть длиннее, а, самое главное, шары-бей на концах ручек — из магических камней. Больших и совершенно круглых! Отполированных до абсолютного сияния. Как узнал потом Угля, то были драгоценные аквамарины.

Сами палки ручек тоже весьма непростые, кость или рог, да ещё покрытые замысловатой резьбой. А ещё эта кость была не примотана к шарам, не приклеена, вставлена, или ещё как, а прямо врастала в магокамни. Угля очень-очень хорошо рассмотрел колотушки. Это точно, как минимум, амулеты, а может и артефакты…