— Что тебе надо?
Потом как закричит:
— А ну, пошел вон!»
Юрка отчеканил все это в один присест, не переводя дыхания.
— Ну как? — спросил он.
Я улыбнулась.
— Почему ты смеешься? — возмущенно спросил он. — Чего тут такого смешного?
— Прежде всего, почему ты думаешь, что стрекоза должна любить зефир и воблу?
— Потому что я люблю зефир и воблу, — ответил Юрка.
— Это все понятно, но у стрекозы может быть другой вкус.
Он подумал немного.
— А как бы ты сказала?
— Я бы сказала просто: «У стрекозы было много еды».
— Что ж, — согласился он, — можно и так, бабкин. Но я еще посоветуюсь со стариком.
Отца он зовет старик. Меня — бабкин.
Это первое слово, произнесенное им, так я и осталась бабкиным до сих пор. И ничего, откликаюсь…
Валю Курганову, самую хорошенькую ученицу седьмых классов его школы, он прозвал Лошадь. Сперва все дивились, какая там лошадь, откуда, потом мало-помалу согласились с ним. В самом деле, эта высокая, как бы вытянутая вверх девочка с узкой породистой головой и длинной, до бровей челкой чем-то напоминает порывистую, горячих кровей лошадку. У Вали почти черные глаза, тонкий, с постоянно раздувающимися ноздрями нос, белые длинные зубы.
Ее уже никто не зовет по имени. Лошадь и Лошадь, и все тут.
Когда-то Валя обижалась, после привыкла. Если звонит Юрке и он спросит:
— Это кто, Лошадь?
Отвечает:
— Она самая…
Валины родители так же, как и Юркины, в разводе. Валя тоже живет с матерью, довольно редко видится с отцом. Однажды сказала о нем:
— Мне все равно, есть у меня отец или нет его…
Юрка признался мне, что она переживает за мать, за то, что отец внезапно, в один день, собрался и ушел из дома.
— Представь себе, бабкин, я спросил Лошадь, к кому ушел отец, она ответила: «Ни к кому, просто снял комнату и переехал туда и живет совершенно один».
Юрка пожал плечами.
— Тоже вроде нашего старика…
Юрка не осуждает отца, не допытывается ни у матери, ни у меня, почему они разошлись.
Он сохраняет полный нейтралитет. Ни о чем не расспрашивает, никого не осуждает и уж наверняка не стремится помирить родителей.
Внешне и Мила и Игорь остались в добрых отношениях.
Игорь шутит порой:
— Блюдем мир, как можем…
Иногда они все трое идут в кино — Мила, Игорь и Юрка. С виду вполне респектабельная, благополучная семья, идут рядом, беседуют, улыбаются друг другу. И после сеанса обедают вместе или в каком-либо ресторане, или у Милы.
Как-то и меня позвали в воскресенье к Миле на обед. Я немного опоздала, пришла, когда они уже сидели за столом, Юрка и Игорь, Мила подавала второе, накладывала в тарелки салат. Потом и сама села за стол. Мирно беседовали, шутили, Игорь рассказывал смешные анекдоты из жизни альпинистов, в юности он ходил пару раз в горы и потому считает себя опытным, бывалым альпинистом.
Потом он ушел, пожал Милину руку, поцеловал меня, хлопнул по плечу Юрку.
— Пошли, сын, проводи старика до метро…
Они вышли вместе. Мила стала убирать посуду, выносить ее на кухню. Я тоже собрала тарелки, дошла до стеклянной двери, ведущей на кухню, остановилась, вижу: Мила стоит спиной ко мне, плечи опущены. Вдруг почувствовала на спине мой взгляд, обернулась, весело улыбаясь, тряхнула волосами, заговорила о чем-то незначительном, о чем, я тут же позабыла.
Почему они разошлись, не знаю. И кто был инициатором развода, тоже не знаю. Кажется, все было решено вроде бы безболезненно и с согласия обоих.
Что ж, если так, тем лучше. Пусть будет меньше страданий, пусть…
Недавно мой сын снова женился. Опять, как в первый раз, не спросил меня, не посоветовался. Просто привел ее ко мне, познакомил:
— Это моя жена…
Ната — крепкая, приземистая, коренастая. Черные быстрые глаза, твердые щеки. Много курит, красиво затягиваясь и пуская изо рта быстро тающие колечки; как мне думается, добродушна и в меру покладиста.
Но одно плохо: она хвастлива, чересчур самоуверенна. То и дело говорит о своих успехах, поминутно цитирует высказывания мужчин, их комплименты и страстные признания:
— Еду в метро, а он напротив уселся, глаз с меня не спускает, такой чудак…
— Прямо не знаю, что делать, все глядят, я прохожу словно сквозь строй взглядов…
— Он говорит, я просто сна и отдыха лишился из-за вас…
— Дай ему эуноктин или другое снотворное, — сказал как-то мой сын. — Как же это можно не спать целыми сутками, не ровен час — ослабеет напрочь…
Ната приняла его слова всерьез. Спросила:
— Ты что, кажется, ревнуешь?
— Ни капельки, — ответил сын, как я поняла, совершенно искренне.
Игорь сказал мне один на один:
— Она меня устраивает, с ней в общем легко…
А она полагает, что он потерял голову от любви.
Должно быть, все-таки Игорю будет с ней спокойнее, чем с Милой. Она не такая колючая, не взбалмошная, если бы еще поменьше хвасталась своими победами, ей бы цены не было.
Она еще ни разу не видела Юрку. Как-то они отнесутся друг к другу? Понравятся ли? Впрочем, какое это все имеет значение? Вместе им все равно не жить.
…Это случилось на днях. Я собиралась ложиться спать, когда зазвонил телефон. Звонила Мила.
— Вы не спите?
— Еще нет, — ответила я. — Что случилось?
— Ничего такого, — сказала она.
— Юрка здоров? — спросила я и замерла, ожидая ответа.
— Здоров, — сказала Мила. — С ним все в порядке, не беспокойтесь.
У меня сразу отлегло от сердца. Юрка здоров, это самое главное, все остальное неважно.
— Я бы хотела, чтобы вы передали вашему сыну, чтобы он перестал ходить к нам, — сказала Мила.
Я переспросила:
— Что? Что ты сказала?
— Я не хочу, чтобы ваш сын продолжал ходить к нам, — сказала Мила.
— Почему? Что случилось?
— Ни почему. Ничего не случилось.
— Но все-таки? — не отставала я. — Все-таки, почему?
— Я так решила, — сказала Мила. — Я считаю, что больше нам ни к чему встречаться, ни мне с ним, ни Юрке.
Она помедлила и добавила:
— И к вам, полагаю, Юрке не к чему приходить, хватит!
— Мила, — воскликнула я, — помилуй, что ты говоришь?
В ответ я услышала короткие злые гудки. Разумеется, в эту ночь я ни на секунду не сомкнула глаз. Что с Милой? Какая муха ее укусила? Я едва дождалась утра, позвонила сыну. Он выслушал меня, усмехнулся.
— Что за чудачка, однако!
Я возмутилась:
— Ты еще смеешься!
— А что мне, плакать? — удивился он, и мне представилось, как он щурит свои темные, в смуглых веках глаза, чуть усмехаясь краешком рта, такого же, как у его покойного отца, как бы немного припухшего…
— Это все из-за того, что я женился, — сказал сын. — Посмел жениться без ее на то разрешения.
Я сказала:
— Не думаю, чтобы Мила хотела сойтись с тобой…
— И я не думаю, — согласился он. — Ее устраивал статус-кво, чтобы мы жили порознь и время от времени встречались, а вот менять что-то, не спросясь у нее, скажем, жизнь, — это уже никак не годится…
Признаюсь, его спокойный насмешливый голос успокоил меня, и я стала на все случившееся смотреть другими глазами. В самом деле, все это несерьезно. Сын поговорит с нею, объяснит все как есть и уговорит ее ничего не менять. И все останется так, как было. И Юрка по-прежнему будет приходить ко мне на субботу и воскресенье и встречаться с отцом, и Мила будет по-прежнему относиться ко мне и к Игорю в достаточной мере миролюбиво, чего же еще желать?..
Но нет, все оказалось совсем непросто и решительно неожиданно не только для меня, но и для Игоря.
Спустя два дня Игорь явился ко мне. Явился внезапно, не позвонив, что было решительно не в его правилах.
Я сидела дома, перепечатывала на машинке диссертацию некоего ученого мужа, пришедшего ко мне по рекомендации Сумского. Рукопись была трудная, все страницы исчерканы, множество помарок, кроме того, почерк неразборчивый, небрежный.
Я пыталась разобрать необычное слово, и тут в дверях раздался звонок. Должно быть, звонили не в первый раз, потому что звонок был долгий, настойчивый.
