- Ремонт за наш счёт, естественно, - примирительным тоном вещал мой отец.

Он пытался уладить конфликт. Но водитель был слишком рассержен.

- Я подам на вас в суд и стребую деньги за моральный ущерб! Вы отдаёте себе отчёт в том, что я мог разбиться? – сокрушался мужчина. Он уже поостыл, но решимость звучала подобно граниту.

- Я прошу вас, давайте уладим проблему? Моральный ущерб. Понимаю. О какой сумме речь?

Я зажмурился, слушая голос отца. Стоя за стенкой и думая, кто будет крайним. Виталик снял тачку с ремонта. Наверное, тоже хотел поскорее уйти? Но оплошность моя изначально! Соответственно, мне и платить.

Я вошел, когда папа остался один. Он сидел, подпирая надбровные дуги. Лоб, испещрённый морщинами, выражал глубочайшую скорбь.

- Виталик выписывал счёт, - он вздохнул.

У Виталика, коего я недолюбливал, невзирая на это, был дом и семья. Он старался, все знали! Зарабатывал, чтобы расширить жилплощадь.

- Это я занимался Тойотой, - ответил я глухо.

- Ты? – отец приподнялся на стуле. И даже не злость в его голосе… Что-то другое, ударило резко, под дых! Досада, обида и боль. Он ошибся во мне! Он не знал, что ответить.

Я и сам не пытался себя оправдать. Вышел молча, безропотно. Уже понимая, что весь свой накопленный опыт обесценил одним косяком.

В один из майских дней, когда бабуля была на дежурстве, я вернулась домой. С порога услышала всхлипы. Мама сидела на кухне, сама не своя. Бледная! С заплаканными глазами.

- Мам, ты чего? Кто-то умер? – я опустилась напротив.

Мама, качнув головой, прогундосила:

- Ой, хуже, Ань! Тут такое…, - недоговорив, она снова заплакала.

Её била дрожь, и мне пришлось споить ей стакан воды вперемешку с валосердином. Его принимала бабуля. Успокоившись, она сказала:

- Сумку мою принеси.

«Я же тебе не прислуга», - ответила бы я в обычное время. Но сейчас принесла.

- Там письмо.

Я нырнула рукой в глубину её сумки. Достала конверт. Красивый, с эмблемой. Уже надорванный с одной стороны.

«ВЕТАБАНК», - гласила надпись между лавровых ветвей. Как символично. Я погладила выпуклость.

- И что это?

Мама вздохнула, глаза, которые она на меня подняла, были исполнены чувства вины.

- Долг, - прозвучал робкий голос.

У меня кровь отхлынула от лица.

- Перед кем? – не поняла я.

- Перед банком, - ответила мама, не глядя на меня.

Мы помолчали. Затем я решила прочесть. Письмо было длинным. Но я отловила скопление цифр на странице. Пять нулей…

- Что это? – взглянула на маму.

Она всхлипнула:

- Это… кредитная карточка.

Стоит сказать, что в те времена оплата кредитками не была популярна. И кредиты давали не всем.

- Как… как ты умудрилась? – я опустилась на стул.

- Ну, так, - она пожала плечами, - Забыла.

Я не осознала ещё до конца эту цифру.

- Ты всё это потратила? – спросила её.

- Нет! – возмутилась она и пихнула лежащее между нами письмо, - Это вообще непонятно откуда взялось! Я потратила мало.

- Когда? – не понимала я.

Мамин профиль качнулся. Волосы выпали из причёски. Она заправила за ухо прядь.

- Ну, помнишь, мы жили отдельно?

- Когда ты от Егора ушла? – напомнила я.

Она сдержалась:

- Ну… да.

Тогда мама работала на швейной фабрике. Диплом пригодился впервые. И вроде всё было отлично! Я училась в девятом, впервые влюбилась. Она не встречалась ни с кем. Но мы жили нормально. Помню, раз в месяц ходили в кино. Покупали попкорн, а потом обсуждали за ужином. Жили как нормальные люди…

- Зачем? – я действительно не понимала.

Мама вскинулась.

- А думаешь, просто одной? Я пыталась…, - она замолчала, не договорив.

- И что теперь? – на тот момент информация ещё не улеглась у меня в голове.

Она хмыкнула:

- Буду скрываться.

- Что? – я оторопело смотрела на маму. На то, как она рвёт письмо. Собирается выбросить в мусорку. Но потом, передумав, суёт обратно, к себе в сумку.

- Проверяй почту, поняла? – указала она, - И вот такое выбрасывай.

- Мам, - растеряно бросила я.

Она решительно встала:

- И бабуле не слова!

- Почему? – сыпала я вопросами.

Мама вытерла щёки салфеткой. Та окрасилась в чёрный. Тушь потекла и размазалась.

- Во-первых, у бабушки слабое сердце. Кони двинет, квартира мне отойдёт. А банк её и оттяпает!

Втянув носом воздух, мама добавила:

- А нас выгонит на улицу. Пойдём побираться с тобой, - губы её задрожали.

«Блиииин!», - подумала я. Мне хотелось её успокоить, и одновременно хотелось убить.

- Блин, мам, - вырвалось у меня.

Мама всхлипнула:

- Прости меня, Анька. Я же хотела как лучше.

«А что, если маму посадят в тюрьму?», - подумала я в тот момент. И даже представила. Маму в наручниках. И то, как её уводят подальше. А я остаюсь жить с бабулей! Та скоро помрёт от сердечного приступа, а квартира останется мне. Нам с тобой.

Жестоко? Возможно. Но ведь на деле окажется, что у бабушки сердце – мотор. У которого нет срока годности. А мамин долг перейдёт на меня, когда сокамерницы с ней поквитаются. Ведь она непременно нарвётся…

- Давай скажем, что ты заболела, - предложила наивно. В школе такое срабатывало. Но не во взрослой жизни! От которой я была чересчур далека.

- Ага, - мама хмыкнула, - У врача разживусь справочкой, и мне всё простят.

Она подошла ко мне. Погладила по голове.

- Какая же ты у меня красивая, - проговорила внезапно.

Я даже смутилась, и опустила глаза. Мама взяла с подоконника пачку.

- Дай одну, - попросила, вставая.

Она усмехнулась:

- Ещё чего!

- У меня стресс, - произнесла я, скрестив на груди руки.

Мама открыла окно:

- Это мои проблемы, тебя не касаются.

- И как же ты будешь решать их? - я приблизилась.

Из окна было видно парковку. Твой мотик стоял, прислонённый к столбу.

- Решу, - сказала она, спустя паузу.

А на следующий день напивалась с Анжелкой…

Я тебе ничего не сказала об этой истории. У тебя и своих проблем было достаточно! «Подстава с Тойотой», хозяин которой отказался платить за ремонт. А тут ещё дядя Серёжа слёг с грыжей. Ты был хмур и расстроен.

- Всё наладится, - говорила я, обнимая тебя. Говорила тебе и себе.

- С морем облом, - сокрушался ты.

- Глупости! – я улыбалась в ответ, удивляясь, что это так сильно волнует тебя. Хотя и сама успела нафантазировать нашу поездку.

- Так хотел посмотреть на тебя в купальнике, - ты вздыхал, и закидывал руки за голову.

- Насмотришься, - гладила я твой живот. Пробираясь всё ниже и ниже.

Мы забывались друг в друге. Теряли связь с этим миром в моменты любви. И каждый раз, расставаясь с тобой, я начинала скучать практически сразу.

Следующее письмо пришло спустя время. Уже от судебных приставов. Я «отловила» его и положила себе под подушку. Мне было страшно прочесть. Слово «суд» отчего-то пугало до дрожи. Я позвонила дядь Коле. Мама убила бы, если б узнала! Я звонила с работы. В обеденный перерыв.

Звонок по мобильному был дорогой, и я тараторила в трубку:

- Ну, мы же тебе не чужие? Ты говорил, мы – семья.

- Аня! Я очень хорошо к тебе отношусь, - дребезжал на том конце провода отчим, - И к твоей матери… тоже.

Их разрыв был болезненным. И я полагала, ещё не зажил. По крайней мере, она часто плакала по ночам. И я думаю, виной тому был далеко не кредит.

- Но я же тебе не Рокфеллер!

- Ну, хоть часть? – проговорила я тоном, почти умоляющим. Знала ведь, наверняка, у него есть заначка.

- Я могу посоветовать тебе знакомого юриста, - ответил со вздохом.

И знаешь, мне стало обидно за маму. До слёз! Тот, кто любит, не бросит в беде. А он её бросил.

- А ты, и правда, козёл! – брякнула я и повесила трубку.

Понимая, что сделала хуже, хотела разбить телефон – прощальный подарок от отчима. Но он был мне дорог, как память!