Следующие несколько минут никто не шумел и не разговаривал. Тишина была настолько глубокой, что шаги отдавались глухим эхом, хотя мы шли по толстому слою пыли, оставляя отпечатки подошв. Впрочем, здесь и до нас было натоптано.
Дважды встречали валяющиеся тела зомби с отрезанными кистями.
— Идем через шахту, — тихо сказал Василий и кивнул на большие створки, раздвинутые кем-то до нас.
Я заглянул в провал. Первыми в глаза бросались ржавые металлические конструкции и проводка, идущая по стенам лифта. Из шахты дохнуло спертым, затхлым воздухом. Взгляд скользнул дальше — вниз по проводам, в темноту, куда свет артефакта не доставал.
— Будем прыгать? Нашумим.
— Есть вариант получше, — сказал Василий и кивнул на телекинетика, который достал из браслета огромный моток тонкой веревки. Потом — споро вскрыл ближайшую комнату и закрепил конец веревки за толстую ножку игровой капсулы. Моток Денис спихнул в шахту.
Я не стал спрашивать, достанет ли та до дна. Первым все равно не пойду, а по воплям или их отсутствию у того, кто пойдет первым, уже будет понятно, хватает ли веревки.
— Гоша, спускаешься первым, — скомандовал Василий. — Разведка, сигнал. В общем, все, как всегда.
Копейщик достал из браслета альпинистскую обвязку и быстро нацепил на себя снаряжение. Рядом остальные занимались тем же самым.
— Держи, — протянул Василий мне такую же обвязку, — специально взял для тебя. Цени.
Пока я облачался, копируя действия остальных, Гоша прицепил карабин к веревке и исчез в провале. Через семь минут Денис кивнул на провал:
— Он спустился. Сигналит, что внизу чисто.
Я никакого сигнала не уловил: ни дрожания веревки, ни криков или луча фонаря, блуждающего по стенам шахты. Видимо, телекинечьи штучки.
Следом за первым копейщиком последовал второй, потом спустился Денис. Я остался с Василием.
— Давай ты, и я последним, — кивнул мне на шахту пробужденный.
Я щелкнул карабином, цепляя к нему веревку и замер на краю огромной открытой лифтовой шахты, глядя в бездонную пропасть.
Стены блестели темной влажной ржавчиной. Сердце колотилось от волнения — слишком уж это место напоминало фабрику Ильмсхура. Будто я вернулся в родной мир через сотни лет после какой-то катастрофы и за каким-то чертом лезу в шахту.
— Чего медлишь? Акрофобия?
Не отвечая, соскользнул вниз и начал спускаться, отталкиваясь ногами от стенки. Лифтовая шахта была глубочайшей. Я чувствовал, как воздух становился все прохладнее с каждым метром.