— Что? — она очнулась и поглядела на свой бок. — Ох.

Я с трудом ловила воздух, пристально глядя на Молони.

— Нам надо уходить.

— Уходить? — Генерал поднялась на локтях. — От кого?

Она огляделась вокруг, не обратив внимания на труп.

— Ты что, не видишь?

Нахмурившись, она посмотрела на меня. Потом перевела взгляд мне за спину, засмеялась и достала бутылку с мескалем, кое-как дотянувшись.

— Эта хрень добьет тебя еще быстрее, чем жара, — покачнувшись на одном локте, она внимательно поглядела на бутылку. — Но ты, наверное, права.

Я не успела ее остановить, и она открутила крышку и приложила бутылку к губам.

— Спасибо, Молони, — сказала девочка.

Молони у нее за спиной нахмурился. Из черепа упал кусочек мозга.

— Это моя куртка, — ответил он.

Я взяла у Генерала бутылку.

— Знаешь, что я ненавижу? Обувь. Армейские берцы уродуют ноги. Нас запихивают в них совсем мелкими, они изменяют форму стопы, и больше ты не можешь носить ничего. Сянь говорила, ноги становятся похожи на древесные корни.

— Сянь?

— Сянь — моя лучшая подруга.

Я давно оставила попытки определить направление. Солнца не было, и вокруг ничего не двигалось.

— Куда вы идете? — спросил Молони. Он держался в нескольких метрах позади. — Так туда не дойдешь.

— Куда?

— В ад.

— Оставь меня в покое. Ты мертв.

— Я что? — нетвердым голосом переспросила Генерал.

— Ничего.

Я не стала говорить ей про Молони. Не имело смысла, если она все равно его не видит. И про шевелящееся кладбище у нас под ногами я ей тоже не сказала.

— Прости, — прошептала я. — Прости. Если б за мной не охотились, ты была бы уже…

— Мертва, — оборвала меня Генерал, открывая бутылку. — Авгур был прав. Я умерла уже в тот момент, когда ты нашла меня, и теперь просто оттягиваю неизбежное.

Покачиваясь, она прошла над разлагающимся трупом, который не могла увидеть.

— Эх, надо было дать Главнокомандующий закончить начатое, — пробормотала девочка. — Была бы торжественная церемония, кремация. Никогда не думала, что закончу… вот так.

Она опрокинула в себя бутылку, большую часть пролив на подбородок.

— Восемь наград. Две из них высшие. Вот что обо мне бы помнили. Но теперь я буду навсегда погребена в песках на пару с ренегаткой, никто обо мне не вспомнит, никто не расскажет… — Она тяжело рухнула набок.

Из песка появились пальцы, прикоснулись к ее волосам. Я схватила сначала бутылку, потом Генерала за руку, подняла ее на ноги, чтобы не добрались мертвецы.

— Нет, — прохрипела она.

— Нам надо двигаться.

— …исполнять приказы… — она закатила глаза и опять начала заваливаться, и я подхватила ее сзади.

Из песка у меня под ногой показался череп, я отпрыгнула в сторону, чуть не уронив Габриэллу. Уйти хотя бы от мертвецов, и пусть они остаются мертвыми, это уже будет успех.

— Еще немного, — пробормотала я.

— И что тогда? — Молони стоял теперь перед нами. Из песка показалась рука и схватила его за лодыжку. Он наклонился и ударил по ней. Ладонь исчезла.

— Я тебе сказал, отсюда нет выхода. Остается только дожидаться их.

— И они здесь?

— Конечно, — бандит поднял взгляд вверх. — Ты думаешь, откуда они приходят?

Я остановилась. Впереди показалось что-то черное, угловатое, будто руины старого здания…

— Генерал, — я со всей силы тряхнула девочку. — Впереди корабль.

Но когда я снова поглядела вперед, он был уже дальше.

— Нет, — тяжело охнула я. Я попыталась нагнать его, сделала несколько шагов. С каждым метром мое тело будто распадалось на атомы, каждая клетка умирала, и у меня не было больше сил держать девочку. Я уронила ее на песок. Но вот корабль показался вновь, еще немного…

Я остановилась и закричала от отчаяния. Да, это корабль, разбитый вдребезги. Наш корабль. Он валялся на песке в том же виде, в каком мы его оставили: будто разорванный птичий трупик, с которым поиграла и выбросила кошка. Спереди свисал труп Молони. На моих глазах он дрогнул и медленно поплыл куда-то прочь.

— Говорю ж тебе, — сказал стоявший рядом Дрю, задумчиво наблюдая собственный труп.

Всхлипывая, я упала на песок рядом с Генералом. Свет вокруг менялся, желтел, как прокуренные зубы.

— Лоу, — простонала Габриэлла. В этот момент я услышала не бойца, а испуганного ребенка, которым она должна была быть в другой жизни. — Я не хочу умирать.

— Думаешь, у нас есть выбор?

— Всегда есть… выбор.

Быстро смеркалось. Или у меня что-то со зрением? Со всех сторон мне виделись трупы, которые ворочались в песке, пытаясь приблизиться к нам. Я знала, кто это. Все три тысячи четыреста сорок семь человек.

— Тамань, — прошептала я. Молони бросил на меня взгляд сверху вниз.

— СО говорили, что это спасет жизни, — бормотала я. — Говорили, что Согласие использует вирус на пограничных лунах, если мы его вовремя не украдем. Они не сказали, что собираются использовать его сами, да я и не спрашивала, просто выполняла приказы…

Я еще раз взглянула на трупы, жертвы биологической атаки на Тамани, захлебнувшиеся собственными легкими.

— Она права. Всегда есть выбор.

Пират ничего не ответил. Он наблюдал, как обломки с его собственным трупом медленно исчезают вдали, а мертвые ползли, чтобы забрать меня с собой.

Смерть не была освобождением. Мертвых она не удовлетворяла. Мертвые хотели вскрыть мое тело, пересчитать все мои кости, вытянуть нервы в одну ниточку и измерить ею собственные жизни. Я им позволила. Не их ли жизни я одну за одной царапала на стене своей камеры? Не ради них ли вела счет?

Я чувствовала, как игла вонзается в плоть, чтобы выкачать мою кровь и измерить ее, я чувствовала, как скальпель вонзается между грудей, чтобы изъять все органы и положить их на весы.

Но боль оставалась, и я не понимала, как могу ее чувствовать, ведь мертвые не чувствуют боли. Я открыла глаза. Во тьме висели красные лучистые звезды, а между ними мелькали громадные тени. Они?

Да, это были они, и с ними ветер и песни, которые пел этот ветер. И сквозь хаос на меня смотрело лицо, сплошь покрытое шрамами, тысячи шрамов рассекали кожу, повторяя один и тот же узор: четыре черточки и пересекающая их длинная черта.

«Ты Хель?»

Фигура придвинулась ближе. Я увидела его глаза и попыталась закричать, потому что это были мои собственные глаза.

Но мертвецы крепко держали меня, и существо с моим лицом могло спокойно продолжать работать. Они говорили на языке, который я должна была понимать, но не понимала, и существо продолжало резать меня, и вокруг вились и расшатывали небо они, сталкивая разные реальности и разные вселенные.

Я глядела в эти глаза, отражения моих собственных, с огромными черными зрачками, не выражающие никаких эмоций, глаза хищника. И вот, решительно кивнув, Хель Конвертер сделал последний разрез скальпелем.

— …может быть жив, насколько мы знаем. И она может дать нам немного информации. Но она не сможет разговаривать, если ты пустишь ей пулю в лоб, Амир.

— Это неправильно. Она неправильная. Никто не выбирается оттуда. Погляди на нее.

— А ты будешь цвести и пахнуть после четырех дней за Кромкой?

— Я буду выглядеть так, будто потерял пару жизненно важных органов, вот о чем я толкую.

Кто-то прикоснулся к моей руке.

— Возможно, ей просто повезло.

— Везение — плохое слово на Фактусе.

Наступила тишина. Я открыла глаза, но все плыло, надо мной висела серая дымка. Ни пляшущих пульсирующих звезд, ни непроглядной темноты. Надо мной склонилась фигура, и я вздрогнула от ужаса, вспомнив существо, которое надело мою шкуру и вырезало сердце у меня из груди.

— Десятка?

Я прищурилась. Внимательное лицо с растрепанной темной бородой, синяк под одним глазом…

Сайлас?

Я попыталась что-то сказать, но не смогла издать ни звука. Я в панике поднесла руку к лицу. Надо мной промелькнули ладони, сняли с лица что-то тяжелое, и поток холодного воздуха ринулся в легкие.