Фалько заглушила двигатель. Подъехали чики на своих кобылах. В ушах зазвенело от внезапно наступившей тишины. Ни ветерка, ни голосов. Дюны мертвенно тихи, над чужим пейзажем пульсируют далекие звезды. На грани сна и яви, мне на мгновение показалось, что я вернулась в свое детство на Ты-Ала.

Однажды мы с Нильсом выбрались из общежития, прокрались на крышу и улеглись там, глядя на звезды. Мы ловили отблески далеких новых миров: огромный, сверкающий хромом Проспер, про который говорили, что люди там не ходят по земле и никто не знает друг друга; покрытый зелеными полями Бровос, где на каждого приходится двадцать коров, большущих, как слоны; удивительный Иерихон, где в стенах огромных складов помещались целые города; слабые огни пограничных лун, куда зазывали рекламные плакаты, обещая землю и свободу. Мы казались себе особенными: первое поколение, родившееся и выросшее за пределами Земли. Все эти миры только и ждут, когда мы оставим на них свои следы.

Я посмотрела на Генерала. Она спала, свернувшись клубком. Пыль осела у нее на лице, в недетских морщинках вокруг глаз. С какой она планеты или луны? Знает ли вообще, где родилась? Я сняла с себя куртку и осторожно накрыла ее.

— Она выглядит такой маленькой, правда? — прошептала Пегги, когда я покинула кабину. — Как настоящий ребенок.

Я выдавила из себя улыбку. Мы подошли к костру и уселись кружком. «Настоящий ребенок». Кто из нас тут настоящий?

— Я вот все думаю, — продолжила Пегги, когда Фалько и Бут отошли к фургону. — Ведь я могла оказаться на ее месте, если б была на пару лет младше.

— Как так?

Пег вздохнула, собираясь с духом.

— Малые Силы в основном набирали из сирот, так? Из лагерей и приютов. Таких как я.

— А где твои родители? Погибли на войне? — спросила я осторожно.

— He-а. Им было не до политики. Строили фабрику на Делосе и потратили все сбережения на полоску земли на Реюньоне.

Я нахмурилась, не понимая, о чем речь, и, видя мою реакцию, чика грустно засмеялась.

— Эту луну сейчас называют Руиной.

— Желтая оспа?

Пегги кивнула.

— Согласие всегда утверждало, что она появилась из-за некачественного удобрения с черного рынка, которым пользовались фермеры, но все знали, что она была в земле. — Она отвернулась, пряча лицо от дыма. В свете костра хорошо были видны глубокие оспины у нее на лице и шее. — Родители сразу умерли, и это было не самое худшее. Моя сестра месяц пыталась выкарабкаться… — Пег сделала паузу. — Нас с братом отправили в карантин на целый год. А ранчо забрали в уплату содержания.

Я бросила комок сухой травы в костер. Сколько подобных историй я слышала на Фактусе и других лунах? СО тщательно их собирали.

— И что с вами было потом?

Пег пожала плечами:

— Нас отправили в Институт в Отровилле. Братец был совсем маленький, он подходил по всем параметрам и не знал другой жизни. А я артачилась, так что меня отправили в колонию для несовершеннолетних. Вышла оттуда, когда стукнуло шестнадцать, связалась с пиратской командой, шлялась с ними пять лет. Брат, Джови, примкнул к Согласию, попал по распределению в какую-то дыру на другом конце галактики, так что я осталась сама по себе. Потом Фалько поймала меня, когда я пыталась ограбить ее курьера, — она улыбнулась, — и позвала к себе.

— И теперь у меня лучший стрелок отсюда до самого Делоса! — воскликнула Фалько, устало рухнув рядом, и одарила Пегги смачным поцелуем в щеку.

Пег расхохоталась и в ответ погладила Чуму по гладко выбритому черепу.

— А у тебя, док? У тебя есть родня?

Я улыбнулась:

— Даже слишком много. Мы росли в коммунальных домах.

— А сейчас?

— А сейчас, — Фалько дотянулась до мешка с продуктами, — нам надо приготовить ужин.

Я поймала ее взгляд и благодарно кивнула. Она была в курсе, что я не люблю ворошить прошлое.

Совместными усилиями мы приготовили еду. Точнее, я путалась под ногами, пока Чума, Пегги и Бут быстро вскипятили воду и сварили густую кашу из протеина.

— Если закрыть глаза, то будет как мамалыга, — сказала Фалько, передавая мне миску. Потом с сомнением взглянула в свою. — Ну, почти.

Мы ели, Бут скабрезно шутила, мы с Чумой хохотали, а Пегги возмущенно закатывала глаза. Можно было представить, что мы обычные путники, набивающие вечером животы у костра. Но вот ужин закончен; посуда отчищена песком. Фалько и Пегги пошли к фургону посмотреть, в порядке ли Генерал, а Бут отошла в темноту облегчиться. Я осталась одна, и в ночной тиши мои мысли, как всегда, начали разматываться, как клубок ниток.

Не знаю, сколько времени я сидела так, погрузившись в размышления, пока слова Чумы не вывели меня из оцепенения.

— Тебе ее не спасти.

Я подняла на нее глаза, пересохшие от пламени. Бут лежала у костра, накрывшись спальником. Пегги куда-то исчезла. Фалько сидела напротив, уставив на меня черную пустую глазницу.

— Что?

— Тебе ее не спасти, говорю.

Я ковырнула ботинком песок.

— Я все равно попытаюсь.

— Пытайся, но не слишком надейся на успех. — Чума вздохнула. — Я знавала детишек вроде нее. Не только из Малых. Дети, которых лишили всего: детства, памяти, даже имен, а взамен дали войну и ненависть. Не припомню ни одного, кто прожил достаточно долго, чтобы научиться жить иначе.

— Все может быть, — я вертела в руках ложку. — Мне кажется, они хотят, чтобы она выжила.

Фалько нахмурилась.

— Согласие хочет ее убить.

— Я не про Согласие.

На мгновение огонь между нами ярко вспыхнул, добравшись до новой порции пищи.

Фалько смотрела на меня с удивлением.

— Ты про Ифов?

Я нехотя кивнула в ответ, ожидая насмешек, но Чума продолжала пристально смотреть мне в глаза.

— Я из Конгрегаций, ты в курсе? — тихо сказала я.

Она задумчиво покачала головой, будто распределяя информацию по дальним ящикам для дальнейшего использования.

— Не знала, что ты религиозна.

— Сейчас я плевать хотела на это все. Но в детстве, на Ты-Ала, отцы любили говорить с нами о Божьей воле, Божьей милости. Тогда я, конечно, ничего не понимала, но что, если нет никакой Божьей воли? Если это всегда были они? Возможно… — Я запнулась. Меня учили, что это самая страшная ересь, но я заставила себя говорить. — Возможно, они всегда были рядом, но раньше, на Земле, люди не могли их услышать. Слишком много народу, слишком шумно. Возможно, мы что-то чувствовали и называли их Богом, судьбой или удачей, а теперь, здесь, где вокруг столько пустоты, мы наконец хорошо ощущаем их присутствие. Их волю.

Фалько с непроницаемым лицом как следует отпила из бутылки.

— Не знаю насчет Бога, — ответила она, передавая ее мне. — Но ты еще более чокнутая, чем я думала.

В ответ оставалось только рассмеяться. Я приложила было бутылку к губам, но из темноты раздался негромкий окрик, потом свист. Чума оглянулась, схватившись за кобуру.

— Что это?

— Пег что-то заметила.

Она достала пистолет. Через пару секунд подошла запыхавшаяся Пегги с мощным биноклем в руках.

— Птички, целая стая. Летят с востока.

— Ловцы? — у Фалько было напряженное выражение лица.

— Нет. И не Согласие. Похоже на пиратов.

— Далеко?

— Мили две. Может, меньше. Должно быть, заметили костер.

Страшно ругаясь, Фалько начала забрасывать угли землей.

— Как думаешь, что они ищут? — спросила Пегги, при этом тряся спящую Бут.

Я собрала одеяла.

— На мне все еще висит ценник от Квалькавичей из-за того происшествия, и если они были в Гавани…

— Маловероятно, — ответила Фалько. — Они на охоте.

Мы запрыгнули в кабину, заряжая оружие. Чума завела мотор и тронулась с места.

Послышался приближающийся гул двигателей. У меня перед глазами поплыли звездочки. «Холодный металл, горячая кровь, боль на крыльях черных птиц…»

Фургон рванулся вперед.

— Что происходит? — Генерал очнулась ото сна и держалась за сиденье.