Карфагеняне в это время стали и сами активно проникать на Пиренейский полуостров. Археология констатирует карфагенское присутствие на южном берегу полуострова[535] на рубеже VI—V и в V в. до н. э. Важным опорным пунктом карфагенян становится, видимо, Секси. Можно полагать, что карфагеняне, вытеснив мастиенов, сами укрепились в этом старом финикийском городе[536]. Другим их опорным пунктом в Испании становится Бария, которую раньше вообще считали основанной карфагенянами[537]. Теперь установлено, что этот город создан много раньше, во второй половине VIII в. до н. э., когда карфагеняне еще не проникали непосредственно на полуостров[538]. Однако весь характер материала V—IV вв. до н. э. говорит о пуническом, а не западнофиникийском характере поселения[539]. Город был расположен на берегу древнего залива, ныне превратившегося в устье реки Альмансоры. По ней можно было подниматься к району верхнего Бетиса и окружающим горам, богатым металлами. И карфагеняне, возможно, использовали этот путь в обход старых финикийских городов средиземноморского побережья, что доказывает обильный пунический материал в местных поселениях этого района. Недаром V—IV вв. до н. э. были временем наивысшего развития Барии[540].
Ослабление Массалии и, возможно, ограничение ее активности в Южной Испании пошло на пользу Эмпориону. Параллельно с сокращением и последующим исчезновением греческих продуктов в Тартессиде эллинская керамика начинает широко распространяться среди иберских поселений Северо-Восточной Испании[541]. V в. до н. э. был временем наивысшего подъема Эмпориона[542]. Он распространяет свою торговую экспансию за Пиренеи, поддерживает активные связи с Эбесом, устанавливает, по-видимому, прямые контакты с Афинами[543]. Важнейшим продуктом, экспортируемым эмпоритами, было зерно, приобретаемое ими у соседних иберов, а позже и масло. В обмен они получают вино и другие товары, а также керамику, в том числе художественную, имевшую, кроме хозяйственного, и ритуальное значение[544]. С середины V и особенно в первой половине IV в. до н. э. наблюдается значительный приток аттической краснофигурной и чернолаковой керамики в Испанию, в том числе и в зону, контролируемую карфагенянами[545]. Возможно, что карфагеняне и были реэкспортерами этой керамики, ибо в это время существовали довольно устойчивые связи между Афинами и Карфагеном[546]. Но не исключено и посредничество Эмпориона и Гадеса[547]. Видимо, через Эмпорион греческая керамика проникает и на северо-запад Испании[548]. И эти связи с важнейшим источником олова эллины сохраняют довольно долго. Важным партнером Эмпориона являлся карфагеннский Эбес. Как бы ни складывались политические взаимоотношения испанских греков и карфагенян, торговля между Эмпорионом и Эбесом никогда полностью не прекращалась. Иными оказались отношения эллинов с югом Пиренейского полуострова.
В середине IV в. до н. э. приток греческой керамики в Южную и Юго-Восточную Испанию резко сокращается, а около 310 г. прекращается вовсе[549]. Это можно связать со вторым римско-карфагенским договором. В этом договоре, заключенном в 348 г. до н. э., в качестве ограничительных пунктов римского мореплавания называются уже не только Прекрасный мыс, как в первом договоре, но и Μαοτια Ταροηιον (Polyb. Ill, 24, 4). Сочетание этих слов трудно для понимания. Вероятнее всего, Полибий, упомянувший это словосочетание еще раз в предисловии к договору (III, 24, 2) в nominativus, неправильно понял в латинском тексте архаическую форму genetivus pluralis Tarseiom за accusativus[550]. В таком случае это сочетание надо понимать как Мастия тартессиев, т. е. Мастия, находящаяся в стране тартессиев, в Южной Испании.
Впрочем, как ни понимать это словосочетание, ясно, что речь идет об испанском побережье. Мастия, вероятно, находилась на месте будущего Нового Карфагена[551]. Это свидетельствует о том, что юго-восточное побережье Испании теперь признается находящимся под карфагенским контролем. Вероятно, можно говорить, что приблизительно в середине IV в. до н. э. карфагеняне предприняли новое наступление в Испании. На этот раз под властью Карфагена оказались, как кажется, и внутренние районы юго-востока Пиренейского полуострова. Едва ли это произошло совершенно мирно, и есть свидетельства разрушений в ряде местных поселений[552]. В стратегических пунктах своих владений карфагеняне, видимо, построили укрепления[553], которые, может быть, походили на систему крепостей, отделяющих карфагенские владения на Сардинии от территории свободных сардов[554]. Таким образом, можно говорить, что карфагеняне подчинили и восточную часть бывшей Тартессийской державы. Возможно, что тогда была разрушена Майнака.
После своего утверждения на Пиренейском полуострове карфагеняне начали активную колонизацию. Псевдо-Скилак (1) говорит о карфагенских эмпориях в районе Геракловых Столпов. Приблизительно там же локализует города и поселения карфагенян Авиен (Or. mar. 375—376). Среди этих городов видное место занимает Картея, основанная карфагенянами, вероятнее всего, в начале IV в. до н. э., причем туда было переведено население из старого финикийского поселения на соседнем Серро де Прадо[555]. Это, несомненно, отражает консолидацию власти Карфагена на юге Испании и усиление его контроля над местными финикийцами. В 475—450 гг. до н. э. карфагеняне подчинили значительные территории в Африке, получив тем самым континентальные владения[556]. Это положило начало перестройке карфагенской экономики, в которой сельское хозяйство начинает играть значительную роль. На вновь захваченные территории карфагеняне выводят многочисленные колонии[557]. Эта новая политика отражается и на Испании. В V в. до н. э. начинается и в следующем столетии активно развивается сельскохозяйственная колонизация Питиуссы[558]. В IV в. карфагеняне обосновываются и на самом большом из Балеарских островов[559], хотя размах их колонизации этого острова был гораздо меньшим, чем Питиуссы. Возможно, с этим поселением связана и проблема ливофиникийцев.
Ливофиникийцев упоминает Авиен (Or. mar. 421). Геродор (fr. 2А) считает их колонистами Карфагена, а Псевдо-Скимн (196—198) говорит, что ливофиникийцы приняли колонистов из Карфагена. В римское время на юге Пиренейского полуострова встречаются бластофиникийцы (Арр. Hisp. 56) и бастулы, именуемые пунами (Ptol. II, 4, 6). Они жили на южном побережье Испании, а города, относимые Птолемеем к бастуло-пунским, находились на южном клине полуострова. В римское время эти города чеканили монеты с особыми легендами[560]. По Аппиану, это были отпрыски финикийцев, которых поселил здесь Ганнибал, выведя их из Ливии. В Африке действительно жили ливофиникийцы (Diod. XX, 55; Plin. V, 24). Разнобой в источниках и не особенно ясное повествование о них вызывает и разнобой в современных интерпретациях[561]. Можно все же предположить, что испанские ливофиникийцы были действительно переселены из Африки (но гораздо раньше Ганнибала). Но кем они были в Африке? Были ли они ливийцами, подчиненными Карфагену[562], или смешанным населением, состоящим из потомков финикийских колонистов и местных жителей[563]? Последнюю возможность исключить нельзя, если иметь в виду сообщение Саллюстия (lug. 77, 4) о браках между финикийцами Лептиса и нумидийцами и в связи с этим об изменениях в их языке. Позже эти африканские переселенцы могли смешаться с соседними бастетанами (бастулами), в результате чего и появилась новая смешанная этническая группа — бластофиникийцы или бастуло-пуны. Надо также иметь в виду, что ливофиникийцы упоминаются авторами, чьи сведения восходят к доримскому времени, а бластофиникийцы и бастуло-пуны относятся уже к римской эпохе.