Рис. 4. Асклепий. Мраморная статуя из Эмпориона
XI—IX вв. до н. э. были временем доризации Родоса, которая сопровождалась первыми синойкизмами, в результате чего остров оказался разделенным между тремя государствами — Иалисом, Камиром и Линдом[350]. Это было вообще время социального и экономического регресса Греции и сужения кругозора эллинов[351]. В это время внешние связи Эллады осуществлялись преимущественно через финикийцев, как это хорошо видно из гомеровских поэм[352]. Только к концу IX в. до н. э. греки сами стали связываться с чужеземцами, но это были не родосцы, а эвбейцы[353]. Эвбейцы же основали и первую колонию на Западе на Питекуссе, откуда позже вывели колонию в Киму (Кумы)[354]. В этих условиях трудно представить крупномасштабную родосскую колонизацию и выведение родосцами колонии столь далеко на западе.
Археология мало помогает разъяснению вопроса. Раскопки Роды дали пока слои V в. до н. э. И в Испании вообще нет специфически родосских изделий, которые могли бы доказать пребывание родосцев в этой стране. Имеющиеся греческие вещи, которые могли бы принести с собой родосцы, встречаются в контексте, исключающем чисто родосское происхождение импорта[355].
Рис. 5. Драхма Роды. Аверс и реверс
Не лучше обстоит дело в Галлии. Там, по Плинию (III, 33), был город Рода, ранее принадлежавший родосцам. Сличение текстов Плиния, Псевдо-Скимна (207—208) и Страбона (IV, 1, 5) показывает, что речь идет о городе, который последние авторы называют Роданусией или Роэ и который они связывают с фокейской Массалией. На юге Галлии действительно найдены родосские изделия, но они находятся в смеси с этрусскими и, пожалуй, фокейскими В любом случае они много моложе IX в. до н. э.[356]
Доказательство дорийского происхождения Роды видят в нумизматике[357]. Действительно, монеты Роды, самые ранние из которых относятся к концу V или началу IV в. до н. э., чеканились по типу Сиракуз с изображением на аверсе нимфы Аретузы, но без окружающих ее в Сиракузах дельфинов, и на реверсе — четырехлепесной розы, намекающей на название города[358]. Но в том же IV в., хотя, видимо, и несколько позже Роды, сиракузский образец принимают ионийские Массалия и Эмпорион, что объясняется политическими и экономическими причинами, но не этническими резонами[359].
Рис. 6. Драхма Эмпориони. Аверс и реверс
В свое время была высказана мысль, что упоминающаяся Авиеном (Ог. таг. 535) гора Малодес ведет свое название от дорийского μαλον, эквивалента ионийского μηλο (яблоко)[360]. Однако такое толкование может быть принято только при наличии других свидетельств дорийского проникновения на побережье Северо-Восточной Испании. Название горы вполне может быть местным и не иметь никакого отношения к грекам. У Плиния (III, 77) название Балеарских островов — Гимнесиев — дано в форме Gymnasiae. Появление корневого «а» рассматривается как свидетельство первоначального дорийского названия островов. Плиний пишет, что так называли острова греки. Так что возможно, что оно было взято им из какого-то дорийскоязычного источника. Не исключена и просто описка самого Плиния или его переписчика. Во всяком случае столь позднее и почти единичное свидетельство[361] при отсутствии других данных не может служить решающим доказательством родосских плаваний к Балеарским островам.
Подводя итог, можно сказать, что бесспорных свидетельств не только родосской колонизации, но и родосских контактов с Испанией в настоящее время не существует, хотя участие родосцев в торговле с этой страной, но, разумеется, не в IX в. до н. э., а много позже, вполне возможно.
Первые следы греческого присутствия в Испании относятся приблизительно к первой половине и середине VIII в. до н. э.[362] Найдены античные вещи вместе с финикийским материалом, гораздо более обильным; их нахождение в Онобе, с которой столь активно торговали финикийцы, и в финикийских колониях средиземноморского побережья, а также сходство с материалами в собственно Финикии и других местах финикийской торговли доказывают, что греческие вещи привозили в Южную Испанию финикийцы[363]. То, что греческий материал представлен в значительной степени аттическими амфорами, говорит о том, что финикийские купцы реэкспортировали, видимо, аттическое масло[364]. Находка обломка греческой амфоры с финикийским граффити[365] подтверждает это. Тем же путем попадали на Пиренейский полуостров и некоторые бронзовые изделия Эллады, такие как коринфский шлем или родосская ойнохоя[366]. Диодор (V, 35) говорит о торговле финикийцев испанскими металлами в том числе и в Греции. Таким путем, вероятнее всего, попала в Грецию тартессийская бронза, которой, по Павсанию (VI, 19,2), ссылающемуся на элейцев, отделал сокровищницу сикионский тиран Мирон в благодарность за победу на 33-й Олимпиаде, т. е. в 648 г. до н. э. Сокровищница едва ли построена много позже[367].
Об Испании греки долго не имели никакого представления. Если микенцы и знали что-то об этой стране, то эти знания сохранялись в виде неясных указаний мифологии на какие-то далекие западные земли, где заходит солнце, располагается волшебный сад Гесперид, живут Горгоны, находятся острова блаженных. Для Гесиода (Theod. 1013—1016) относительно реальный западный край земли — страна тирренов, т. е. этрусков, над которыми царствуют Атрий и Латин. С одной стороны, эти имена говорят о знакомстве поэта с какими-то реалиями Запада, но с другой — их земля не полуостров, как в реальности, а «святые острова». И это несмотря на уже давно идущую колонизацию на Западе, в которой активное участие принимали эвбейцы, от которых Гесиод вполне мог узнать об этом крае мира[368]. Через некоторое время сицилиец Стесихор (конец VII или, скорее, начало VI в. до н. э.) уже знает Тартесс и его богатства (Strabo III, 2, 11). Но ко времени Стесихора эллины уже установили прямые связи с Тартессом. В конце, вероятно, VI в. до н. э. испанский материал был уже довольно обильно представлен в «Хорографии» Гекатея, хотя этот материал был ограничен побережьем и неглубоким хинтерландом[369].
О первом непосредственном контакте греков с Тартессом рассказывает Геродот (IV, 152), по словам которого самосец Колей, желавший плыть в Египет, был бурей унесен через все Средиземноморье за Геракловы Столбы и прибыл в Тартесс, где самосцы нашли «нетронутый рынок» ('εμποριο 'ακηρατον). Из этого нетронутого рынка самосцы извлекли столько богатства, что десятина, на которую они сделали чашу в дар Гере, составляла 6 талантов. Геродот прибавляет, что никто еще не приобретал такого богатства, кроме эгинца Сестрата, сына Лаодаманта. Находка в Грависке (Этрурия) посвящения Аполлону, сделанного эгинцем Состратом[370], косвенно подтверждает историчность плавания Колея. Археологическим подтверждением является находка в самосском Герайоне гребней из слоновой кости, аналогичных находимым в Тартессиде. Найдены они среди материала, датируемого 710—640/30 гг. до н. э.[371] По Геродоту, плавание Колея состоялось сравнительно незадолго до основания Кирены, которое произошло в 632 или 631 г. до н. э.[372] Так что датировать, по-видимому, само плавание можно приблизительно 40—30 гг. VII в. до н. э. Разумеется, принимать всерьез сообщение о буре, отнесшей Колея от берегов Египта к Тартессу, трудно. Мотив бури, резко отклоняющей мореплавателей от избранной цели, част в мифологии. Буря принесла корабли Одиссея от Киферы к земле лотофагов (Нот. Od. IX, 80—84), буря угнала и Менелая в далекие страны (Нот. Od. III, 319—323). Буря как виновница открытия далеких земель постоянно присутствовала в мысли эллинов. Поэтому не удивительно, что этот мотив возник и в рассказе о путешествии Колея. Это, однако, не основание сомневаться в историчности самого путешествия[373]. Самосцы поддерживали связи с финикийцами, и вполне возможно, что в действительности Колей следовал путем, уже известным ему от финикийцев[374].
